Но почему он спал с ней? Макс помнил, как уложил её спать всю зареванную и трясущуюся, помнил, как накрыл одеялом и ушёл. Поскольку номер был одноместным, спать ему было негде, только если на полу. Поэтому Макс расположился на кресле в другом конце комнаты. Кровать, на которой спала Зара, была довольно большой и просторной, они вполне могли уместиться на ней вдвоем. Но он не хотел спать с ней, не хотел лишний раз прикасаться к шлюшке. Посреди ночи он проснулся, разбуженный её всхлипываниями. Она снова плакала. Только это были другие слезы, не те, что текли по щекам Зары, когда ремень оставлял свой рисунок на её теле. Эти слезы были пропитаны болью и обидой, горечью и сожалением. Болью пропитался даже воздух — в комнате стало тяжело дышать. Стены его самоконтроля рушились, когда она вот так плакала. Ему нравились её слёзы, когда он доставлял ей боль, но не тогда, когда боль шла извне. Он не мог оградить её от этих кошмаров, не мог встать между ней и тем, что мучило её так сильно и так часто. Зара не кричала, ничего не говорила, она просто плакала, сминая в руках подушку. Её тело вздрагивало, отдавая новую слезинку миру. Она была так беззащитна, так слаба. Она была всего лишь слабой женщиной, противостоящей чему-то поистине ужасному. В эти моменты Максу почему-то хотелось быть сильным мужчиной рядом с ней, который может помочь, может справиться со всем.

Сам того не осознавая, он двинулся в сторону кровати и сел рядом. Минут пять прошло просто в рассматривании её, терзаемой очередным монстром или демоном, которого он не видел. Поборов себя, дав волю тому другому человеку, живущему в нем, Макс провел рукой по щеке, стирая слезинки, успокаивая её. Зара открыла глаза и уставилась на него непонимающим взглядом, который хорошо дополнял черный размазавшийся макияж.

— Я не хотела, — прошептала она, как будто прося у него прощения.

— Я верю, — тихо сказал Макс и притянул её в свои объятия, укачивая, как ребенка.

Он просто надеялся, что утром его мозг не вспомнит об этом. А даже если и вспомнит — плевать! Сейчас она ходила по краю пропасти в своих удушающих снах. Она могла сорваться в эту бездну навсегда и исчезнуть без вести. Он не позволит каким-то безликим, а может, даже и очень конкретным, страхам утащить её в страну мрака. Не даст! Макс гладил девушку по голове и шептал успокаивающие слова на ухо, пока она не перестала плакать и не уснула. А потом... потом он просто не смог оторваться от неё, не смог уйти. Макс аккуратно лёг на кровать, укладывая Зару рядом с собой. Так они и проспали. Точнее, она спала, а он рассматривал её лицо, пытаясь сделать невообразимую для него вещь — понять кого-то. Узнать все о ней — вот что ему было необходимо сделать в первую очередь. Было очевидно, что Зара хорошая девушка. Тёмное ремесло не тронуло её душу, чему он был и рад, и не рад одновременно.

Её ровное дыхание, щекочущее его кожу, и слегка приоткрытые губы, так и зовущие испить их нежность и страсть до дна, возбудили его. Смесь возбуждения и ненависти в таком человеке, как Макс, была сродни коктейлю Молотова. Ещё чуть-чуть, и он взорвется. Но разум пересилил похоть. Мужчина опять посмотрел на девушку и едва заметно улыбнулся. Она ему определенно нравилась! И с этим надо было что-то делать. Макс вздохнул и стал выбираться из объятий Зары. Он осторожно убрал руку и положил голову девушки на подушку, стараясь не разбудить, и этим самым опять проявляя заботу о ней. Забота... чушь! Никакой заботы, так, всего лишь жалость. Он жалел её, как бездомного котенка на улице, которого все пинают. Именно так он себе и объяснял этот неожиданный порыв нежности.

Макс ополоснул лицо холодной водой, чтобы окончательно прийти в себя. Вода немного прояснила мысли, но главное так и осталось неясным — что с ним происходило? Почему ему хотелось не просто драть эту девчонку во все места, а еще защищать и оберегать от всего на свете? Кто она такая, черт возьми, чтобы он еще о ней заботился? Кто защитит его от ее пагубного влияния? Так и до подкаблучника можно было докатиться. Быть под ее каблуком… Бежать к ней с тапочками в зубах при первой же ее слезинке, высовывать язык при первой же просьбе...

— Не бывать этому! — разозлился мужчина и со всей силы ударил кулаком по зеркалу перед ним.

На мгновение покрывшись трещинами, зеркало рассыпалось на десяток осколков. Треснувшее зеркало было некой гримасой его жизни. Таким же был и он. Его сердце было точно таким же зеркалом, треснувшим и никому больше не нужным.

Женский крик отвлек мужчину от рассматривания окровавленной ладони.

— Что случилось? — испуганно спросила Зара, смотря на него сонными глазами из дверного проема.

— Ничего. Какого черта ты не спишь? — раздраженно спросил Макс.

— Меня разбудил твой крик, а затем грохот из ванной. Сильно больно? Давай обработаю. Тут же есть аптечка?

— Не надо ничего обрабатывать. Уйди, — процедил он сквозь зубы.

Она была голой. И эти следы от ремня так манили его, так просили оставить новые отметины на ее теле. И вообще, не нужна ему ничья помощь. А ее — тем более.

Зара вышла, громко хлопнув дверью. Да пошел он! Идиот. Сидит в куче осколков с пораненной рукой и строит из себя героя! Ей, что, было больше всех надо? Пусть сам попробует забинтовать руку. Придурок! Злость начала подниматься в ней огромной волной. Что же ждет её там, в Америке? Он вообще слетит с катушек? Зара решила заказать завтрак в номер, пока Макс в ванной справлялся со своей рукой. Она заказала два кофе, салат себе, омлет ему и пару булочек. Может, после еды он подобреет?

Из ванны раздалась отборная ругань на повышенных тонах, и Зара поспешила туда. Макс сидел на краю ванны и пытался обработать раны. Это зрелище вызвало у нее смех. Взрослый мужик не мог справиться с перекисью и бинтами.

— Чего ты ржёшь? — продолжал злиться он.

— Ничего. Давай помогу.

— Не надо. Я тебе сказал уйти. Что непонятного?

Зара театрально вздохнула и, игнорируя его возмущенные взгляды, двинулась к нему, аккуратно ступая среди осколков. Смыв с ладони кровь, открыла пузырек с перекисью, смочила ватный диск и поднесла к порезу. Рану сильно защипало, и Макс скривился.

— Да какого черта ты опять делаешь? — недовольно спросил он.

— Дую на ладонь, чтобы не было так больно, — просто ответила Зара, продолжая облегчать ему боль.

— Я тебе что, маленький ребенок? Прекрати это делать!

— Слушай, успокойся, хорошо? — Заре всё это надоело. — Сколько можно? Да, тебя тошнит от меня. Да, я шлюха. Я грязь под твоими ногами. Знаю, я все это знаю. Я просто пытаюсь тебе помочь сейчас. Хочешь занести заразу в руку и потом терпеть еще большую боль? Пожалуйста. Бинтуй сам, — обиженно сказала она, подавляя слёзы, и встала, чтобы выйти.

— Ну ладно, помоги мне. Я сам не справлюсь.

Зара молча взяла бинт и стала перематывать его ладонь, предварительно переместившись подальше от осколков. Макс посмотрел на неё, и ему стало дико стыдно. Она сейчас стояла на коленях перед ним и бинтовала его руку. Голая, сонная, вся в синяках, всё с тем же размазанным макияжем на лице, но все равно такая красивая. И добрая. Она была чертовски добра к нему и терпелива. Ну, зачем он её обидел? И дело было совсем не в том, что она шлюха. Теперь это слово его раздражало. Только не по отношению к ней. Просто он не маленький мальчик, чтобы еще его по головке гладить и дуть на ранки! Это его взбесило. Никогда он больше не будет маленьким. И, слава Богу. Он не хотел возвращаться в своё детство. Ни за что на свете! Зара закончила с рукой и стала также молча поднимать осколки с пола. Она его игнорировала. Макс хотел попросить прощения, но рот не открывался. Оказывается, это было так трудно сделать. Всего-то сказать два слова «прости меня», а как сложно...

Их молчание нарушил стук в дверь.

— Это завтрак. Открой, пожалуйста. Я пока приму душ, — сказала девушка, не поднимая взгляд от пола.

Макс хотел сказать что-то, но так и не сказал. Оставив Зару в ванной, он ушёл принимать заказ. Зара собрала осколки на совок и отставила в сторону. Почему он так обращался с ней? Было больно от его слов, от его действий. Боль была и физической, и моральной. Она же тоже не железная! Сколько можно было над ней издеваться? А ведь это только начало! Что же будет дальше? Зара включила максимально холодную воду и стала смывать макияж, одновременно с этим пряча в ледяной воде слезы. Она даст ему отпор! Всем им! Надоело, что все вытирают об нее ноги. Никто не имел права так поступать с ней. Да, она шлюха! Шлюха! И это только её дело. А то покупают, продают, бьют, унижают. И плевать всем, что она тоже человек.

Лицо посвежело, оставшись без тонны вчерашнего макияжа. Еще бы улыбнуться суметь и вообще будет супер! Дальше на очереди было тело. Ему тоже вчера досталось. Зара посмотрела на ноги сзади и ужаснулась. На всем теле цвели узоры, выполненные искусным мастером — ремнем. За что он избил ее? За поцелуй со стриптизером? Но за это он наказал её еще в клубе! Поняв, что она никогда не найдет справедливость в этой жизни, Зара перестала об этом думать. Удача, справедливость и счастье — очень привередливые товарищи. К ней они предпочитали не заходить, в её жизни они решили не появляться. И чем она была хуже других?

Зара приняла душ, растирая тело мочалкой до красноты. Ненавистное, грязное тело! Содрать бы кожу с себя живьем. Девушка прислонилась лицом к стене и вздохнула. Как она устала. Устала убегать от себя, устала оправдывать себя, устала ненавидеть себя. Пора было принять свое тело, свою сущность, себя, в конце концов.

«Убегая от себя прочь, не забудь замести следы. Они слишком видны». Она никогда не сможет замести эти следы, никогда не изменит прошлое, не исправит будущее. Оставалось только смириться с настоящим. Выхода не было. Теперь она была игрушкой богатого и властного, жестокого и бессердечного хозяина. Значит, будет бегать, высунув язык и исполнять все его прихоти. Больше никаких слёз! Только ледяное спокойствие. С этим ледяным спокойствием в глазах Зара и вышла из ванной. Макс уже разложил на столике заказанный ею завтрак. Есть не хотелось, тем более, в его присутствии, поэтому она просто прошла мимо, надеясь найти что-нибудь из одежды.

— Позавтракай, — приказной тон хозяина.

— Хорошо. — Подчинилась Зара и села рядом с ним, беря чашку кофе.

Безвкусный. Холодный. Брр. Идеально подходил к её настроению. Дальше – салат. Овощи пресные и невкусные, как будто мел ела. Съев свой завтрак с улыбкой на лице, Зара встала и... села обратно.

— Что мне одеть? — спросила она Макса, глядя мимо него.

— Стефан привезет тебе одежду. А потом ты с ним поедешь за вещами. В три нам надо быть в аэропорту.

— Хорошо.

Хозяин сказал, надо быть в аэропорту — она будет. Хозяин сказал есть — она ест. Как все просто, оказывается. Может, это и хорошо, когда тебя лишают воли, когда распоряжаются твоей жизнью другие люди? Ты не несёшь ни за что ответственность, ни за что не отвечаешь. Так, и было, правда, проще. Но в душе у Зары поднимался протест. Она могла улыбаться и подчиняться, но внутри никогда она не станет покорной. Давно прошли рабские времена, чтобы можно было купить человека и заковать в кандалы, приказывая, что ему делать!

Девушка отошла к кровати и, достав из сумки косметику, начала приводить себя в порядок. Макс смотрел на неё, на то, как она замкнулась, закрылась от него, и всё больше понимал, что нужно было попросить прощения, попытаться загладить свою вину. Она хотела ему помочь, просто помочь. Этот порыв был продиктован не расчётом и корыстью, а душой и сердцем. Шлюха она — не шлюха, неважно. За добро платят добром. И никак не иначе. Это правило он хорошо усвоил. Слишком уж мало было этого самого добра в его жизни, на вес золота. Пересилив себя, Макс подошел к кровати и остановился позади женщины. Она красила ресницы. Красивая. Он бесстыдно рассматривал ее лицо в зеркальце, не решаясь заговорить. Зара повернула к нему голову, ожидая его действий.

— Прости меня, — выдохнул Макс, чувствуя, как с души упал камень весом в три тонны.

— Что? — удивилась она. — В смысле — хорошо, — быстро поправила себя.

— Не надо этого, — устало сказал Макс.

— Чего?

— Не надо на все отвечать «хорошо». Не надо мне подчиняться. Прости меня за то, что произошло в ванной. Я... не хотел.

— Не хотел, да? Тебя кто-то постоянно заставляет меня оскорблять и унижать? — завелась Зара, забыв про свое же решение подчиняться ему.

— Успокойся, — приказал Макс. — Кто тебя оскорбляет? "Шлюха" — это не оскорбление в твоем случае.

— Отлично извинился. Наверное, стрёмно перед шлюхой извиняться? — с издевкой спросила она. — Я только одного не пойму. Зачем я тебе, если так раздражаю, если ты так ненавидишь шлюх? Зачем?!