моменты с настоятелем, а она в это время обходила здание вокруг. Пошевелила носком

туфли наполовину жёлтые листья. Было сыро и промозгло, с утра прошел дождь, погода

дышала осенью. Девушка поправила черный шарф на шее, холод забирался под одежду.

Взгляд поднялся на стену храма. Лёша очень любил восстанавливать храмы и церкви, и

она была дико благодарна его матери за это. За то, что она воспитала его в религиозной

среде. Если бы не эта цепочка неслучайных событий, что бы было с ней? И была бы она

вообще?

Ирина слегка качнула головой. Не было бы её. Она бы просто сошла с ума. Умерла у

Маринки на руках. Может, так было бы лучше? Бы, бы, бы... Слишком много «бы». Не

родиться бы, никогда не бывать в детдоме, не ходить в тот парк, не... Что есть, то есть. И

вроде было всё, о чём можно только мечтать. Лёша дал ей все. Чего ей, чёрт возьми, не

хватает? Побоев и унижений? Оскорблений и рукоприкладства? Грубой силы? В кого ОН

её превратил? И почему мысли кружили вокруг мужчины, о котором она должна была

забыть, как о страшном сне? Но нет, этот кошмар изо дня в день врывался в её жизнь, разрывая самообладание, словно сухой картон. Держать маску на людях было легко.

Улыбайся, будто всё хорошо. А внутри чёрные кошки скребут по усталой душе, прося

остановиться, перестать, начать всё заново. Отпустить. Однако она продолжала идти

вперед, истекая кровью, когда никто не видит, никто не знает. Пусть люди считают

стервой, плевать на их мнение. Удавка душила всё сильней, и нет сил сопротивляться.

ОН всё прекрасно понял. Он видел её насквозь. Хладнокровность покинула вены, кровь

снова забурлила. Так похоже на то, что он делал раньше. Ирина обхватила плечи руками, пытаясь согреться. Но холод шёл изнутри. Пальцы в чёрных кожаных перчатках

задержались на плече. Порезы... Их давно не было, но она о них помнила.

Пересекающиеся линии, клеймо. Теперь она поставила на нем своё.

«Я знал, что ты ненавидишь меня настолько, что течёшь при одной мысли о ненависти. Да

мы с тобой вместе ненормальные, не находишь?»

Да, чёрт возьми, да! Девушка устало вздохнула и, остановившись, прислонилась к стене

здания. Боже, она помнила речи этого садиста дословно. И что самое страшное —понимала, насколько он был прав. Его слова до сих пор оставались актуальными. Как

давно он произносил их, кажется, что в прошлой жизни. Жизни, которая была растоптана

и варварски у неё отобрана.

— Мы зря в него верили, зря... — прошептала она, точнее, еле заметно пошевелила

губами, слегка касаясь живота и отдергивая руку.

Душа сжалась в комок, а глаза увлажнились. Она не имела больше права плакать. Только

не при Леше, не на торжественном открытии храма. Только не из-за НЕГО. Задавив в себе

все лишние чувства и эмоции, Ирина вернулась в храм. Люди начали подтягиваться и

занимать свои места. Она приготовилась к трехчасовой нудятине, официальным и

благодарственным речам. А чуть позже её вызвали на сцену, и она без запинки выдала

заранее отрепетированный текст.

Каждый раз, находясь в храме, она переживала ад сначала. С первого круга до последнего, поднималась по всем огненным ступеням вновь. Если бы не Лёша, никакой Бог бы её не

спас. Может, Лёша и есть её Бог? Или Ангел? Тогда почему же тянет к Дьяволу?

— Всё хорошо? Устала, дорогая? — Лёша притянул её к себе, когда последний человек

произносил речь.

— Есть немного. — Прижалась к нему тесней.

— Скоро всё закончится. — Подарил поцелуй в висок.

Закончится... Она очень на это надеялась. Быстрее бы всё закончилось, и ОН уехал. Ирина

закрыла глаза, запрещая себе везде видеть ЕГО и думать о НЁМ. Как можно было вообще

думать о Максе, когда он причинил ей столько боли? Какого черта эта надежда не хотела

умирать? И на что она надеялась? Совсем запуталась.

Мероприятие закончилось, Лёша сказал последние слова, и они вышли. Оказаться бы

поскорей дома.

— Я хочу горячий шоколад, плед и почитать перед камином, — сказала Ирина, выходя из

храма под руку с мужем.

— Всё, что захочет моя королева. Не забудь, на этой неделе у нас еще воскресная служба.

Я пообещал батюшке прийти.

— Конечно, придём.

Взгляд девушки резко переместился с мужа в сторону дороги. Оттуда на неё смотрели до

боли знакомые тёмные глаза. Не хватало лишь высокомерной ухмылочки.

— Что он здесь делает? — спросил Алексей Викторович.

— Не знаю. Я его точно не звала.

Макс подошел к ним. Каждый шаг — поступь зверя. Хищник в нём оскалился. И не на

Зару, а на... её мужа. Самочка была его, она просто сбилась с пути. В последние дни

инстинкты собственника стали брать в нем верх. Было глубоко всё равно на грязные

методы, которыми она пользовалась, на всё. Такой она нравилась ему ещё больше. Он

хотел видеть её в своей жизни снова.

— Добрый день, Алексей, Ирина. — Сдержанно кивнул ей головой, но взгляд прожигал

пятьюстами градусами по Фаренгейту.

— Добрый день, Макс. Что вас привело сюда? Стало что-то известно с тендером? —Алексей закрыл жену своим телом, та почти спряталась за ним.

— Нет. Хотел обсудить некоторые детали с вашей женой. Если, конечно, вы не против.

— Она не моя вещь, чтобы я был «против». Выбор за ней.

Лёд голубых глаз Алексея Викторовича схлестнулся с тёмным светом глаз Макса. Ему всё

стало ясно. Не вещь. Получается, этот хмырь знал об их отношениях. Мужчина про себя

усмехнулся. Плевать.

— Ирина Валерьевна? — Макс обратился к ней.

Ирина замерла. Черта с два! Что же ей делать? Она должна отказаться и уйти с мужем. Но

что хотел Макс? Узнать о его намерениях она хотела гораздо больше, чем уйти с мужем.

Очередная дилемма.

— Хорошо. Я выслушаю вас.

Плечи Алексея слегка напряглись, взгляд выражал полнейшее неодобрение. Он еле

заметно качнул головой и, ничего не говоря, сел в машину.

— Что ты хотел? — небрежно спросила Макса Ирина.

— Не здесь. Пройдём в машину.

— Нет, здесь. Говори, или я пойду.

— Как хочешь. Только, боюсь, ты не сможешь сдержать эмоций и поставишь Алексея

Викторовича в известность о своих грязных планах. Ты всегда была горячей киской, щедрой на эмоции, — хриплый, низкий голос безапелляционно вторгся в её внутренний

мир, напоминая о низменных инстинктах, присущих животным. Внутренности, ещё

недавно скованные холодом, горели огнем.

— Хорошо, — как можно спокойней, сказала она, сжимая пальцы в перчатках. Стало так

жарко...

С водительского сиденья поднялся Стефан, коротко с ней поздоровался и отошёл к

близстоящей скамейке. Ирина заметила его грустные глаза. Стефан всё также вызывал у

неё смешанные чувства. С одной стороны, нравился. С другой, абсолютно нет.

— Прекрасно выглядишь, — произнес Макс, захлопывая пассажирскую дверь и

поворачиваясь к ней.

— Не звучит, как комплимент. — Она не смотрела на него, уставившись вперед. Руки

мелко дрожали, лежа на коленях.

— Не звучит. Потому что не комплимент. Под красивой оболочкой живет змея.

— Ты для этого пришёл? Оскорблять меня? Хочешь, чтобы я тебя укусила? Дважды

просить не нужно, — высота голоса возросла на одну четверть мел, и он услышал угрозу.

— Успокойся, девочка моя. Не надо никого кусать. Ну только, если в постели... И с твоего

согласия...

— Со своего согласия я кусаю в постели другого мужчину. Тебя пусть кусают такие, как

Алисия. Ровными, белоснежными зубами.

— Ревнуешь, крошка? До сих пор? — Он рассматривал её профиль и любовался. Точёные, красивые линии. Мягкие изгибы носа и губ, идеальная кожа. Дотронуться бы до неё...

— Ревновать тебя? Ха-ха. Наркомана-садиста? Ещё раз — ха-ха. — Ирина говорила, словно робот, не смотря на него, показывая полное пренебрежение.

Лицо Макса замкнулось, образы нежных касаний сменились картинками жестоких

захватов и болезненных прикосновений. Нельзя забывать, что за этой персиковой кожей и

пухлыми губами скрывалась самая настоящая сука.

— Скажи мне это в лицо, а не отворачивайся, как трусливая дрянь. Или не хватает

смелости? — Смотрел на неё с ожиданием.

Девушка сглотнула, продолжая сверлить взглядом подголовник сидения перед собой.

Обойдётся, ещё она будет удостаивать его своим вниманием. Макс рассердился и, схватив

её за локоть, развернул к себе. Они впились друг в друга жалящими взглядами. Чьё жало

войдет глубже, в сердце?

— Как ты мне нравишься такой... — Провел пальцем по щеке, очень осторожно, касаясь

кожи с легкостью пера. — Что с тобой произошло? Что сделало тебя такой сексуальной

стервой? — Шершавый указательный палец дотронулся до губ.

Ирина закрыла глаза, часто дыша. Господи, что происходит? Дай ей сил сопротивляться

этому дьяволу. Хотелось плакать. Его нежность до сих пор срывала покровы злости, обнажая ранимую душу, скорбящую каждый день по тому, что было, но никогда не

вернется.

— Открой ротик, маленькая. Твои губки до того нежные и мягкие, что хочется

наброситься на них, смять в диком поцелуе, окрасить в цвет крови, — шептал он, пронзая

её похотливым взглядом. Нервные окончания превратились в электроды и искрились

бенгальскими огнями. Её Тело всё помнило, душа — тоже. Сердце забилось, вспоминая

время, когда они были вместе.

— Ненавижу тебя, — прошипела она и со всей силы сомкнула зубы на его пальце.

Мужчина отдернул руку, поражаясь ей.

— Ненавижу тебя! И могу сказать прямо в лицо. Ты грёбаный садист, который никогда

даже не задумывался о том, что люди могут испытывать боль. Ты всегда шёл на поводу у

своих демонов. Тебе было больно, и ты причинял боль мне. Но я тоже человек, и я

испытывала не меньшую боль, чем ты. Меня не было жаль, да? Хоть кого-нибудь ты в

своей жизни жалел?

Он молчал.

— Кроме себя и своих прихотей?..

— За что я должен был тебя жалеть? За то, что ты шлюха? За это?! — Опомнился он, не

позволяя ей рушить его защиту.

Ирина горько усмехнулась. Она не будет с ним воевать, не на словах. Все его слова были

ей хорошо известны. И она никогда не могла ответить на них ничем достойным.

— Я не буду с тобой ругаться. Я не хочу... Да, я шлюха. Упивайся этим фактом. Смакуй это

слово, презирай меня, ненавидь. Никогда не жалел, и сейчас не надо. Только никогда не

забывай, что и ты сам не лучше меня. У тебя проблемы с головой, ты лечился от

наркотической зависимости. ТЫ убил моего ребенка! Ты, всё ты!

Макс поджал губы. Про чертовы наркотики узнал весь мир, благодаря болтливости людей.

И сука тоже об этом знала. Ладно, один — один.

— Плевать мне на всё. И в первую очередь — на твое отродье. Шлюхам нельзя позволять

иметь детей!

Пощечина откинула его голову в сторону. Боль скрутила Ирине низ живота. Она не

позволит этому исчадию ада оскорблять её малышку, которая никогда не родится. Не успел

Макс опомниться, как она положила руку ему на щеку, где красовался порез, и сказала: — Ты точно такое же отродье! Не удивлюсь, если твоя мать была шлюхой. Такого, как ты, могла родить только истинная шлюха. — Провела ногтем по порезу. — Я вспорю каждый

миллиметр твоей кожи, оставлю глубокие кровавые раны по всему твоему телу, если ты

ещё, хоть раз, позволишь себе сказать что-то плохое о моём ребёнке. — Ногти коснулись

щеки, её глаза взрывались миллионами сумасшедших огней. — Неужели ты настолько

чёрств внутри? И тебе не было жаль этого ребенка?

— Не в моих правилах жалеть шлюх, залетевших от уродов, подобных Дастону. — Скинул

её руку с себя и потрогал щеку. — Ты ответишь за каждую свою дерзость, за каждое