— Яичницу с тостом. Я получу это на день рождения, — сообщила она сестре, указав на что-то в журнале.

— Нет, следующий день рождения не твой, да, мам?

— Но я получу игрушку. Можно, мам?

Я повернулась к девочкам и, набирая сообщение Пэкстону, наградила их взглядом, который они прекрасно понимали.

— Технически, следующие дни рождения — мой и отца, но твой будет раньше, чем у Фи. Фи, у тебя только недавно был день рождения.

— Это было давно.


Габриэлла: Ты не разбудил меня. Поел? Мог бы разбудить.


Обе малышки уже наполняли свои голодные животы к тому времени, когда Пэкстон ответил мне.


Пэкстон: Я не мог. Ты так умиротворенно спала, уткнувшись попкой в мой член. Нужно было уйти, пока не пришлось прогуливать работу по причине похоти.


На моих губах появилась мгновенная улыбка. Мне нравилось, что я так влияла на него, и еще больше мне нравилось то, что он говорил мне об этом.


Габриэлла: Можешь прийти похотливым домой.

Пэкстон: Прекрати!!! Я не могу одновременно думать об этом и ровнять бетон.

Габриэлла: Тогда лучше тебе прийти домой и заняться мной.

Пэкстон: Пока, люблю тебя.

Габриэлла: Да-да.


Все утро я ничего не могла делать. Была просто бесполезной. Нервозность, вызванная неизвестностью, не позволяла мне чем-либо заняться. Я еще раз прибралась, протирая то, что в этом не нуждалось, пока не пришла Ми.

Прежде всего она дала девочкам их новые камни. Об этом они подумали в первую очередь: не успела она переступить порог, они тут же напомнили ей об обещании. За час до этого девочки ругались из-за трехсотдолларового курортного домика для барби, который не получит ни одна из них. А сейчас просто радовались камням. Глупым камням, которые, по мнению Ми, имели волшебные силы. Конечно же, они в это верили.

Выражение на их лицах, когда Ми дала им эти простые маленькие подарки, были бесценны. Это были не просто новые камни, они были обрамлены в клетку из проволоки и свисали с серебристых цепочек.

— Смотри, Роуэн. Ты можешь поменять его, — объяснила Ми, снимая спиральную проволоку с камня, показывая тем самым, как она может поменять камни. — Видишь, у меня тоже такой есть.

— Но у меня только один камушек.

— У тебя есть гематит. Можешь поместить его туда, а у меня много камней. Я сделаю так, что и у тебя будет достаточно, чтобы менять их. Есть у меня одна идейка. Это особенный камень, — объяснила она, поворачиваясь к Фи, терпеливо ждущей свой новый камушек.

— Для чего у тебя камушек? — спросила Офелия, обхватывая маленькими пальчиками гальку, не представляющую ничего особенного.

— Это один из моих камней благодарности. Я нашла его в Большом Каньоне, когда была в твоём возрасте. Энергия Большого Каньона является исцеляющей и очищающей, несомненно, благодаря всему гематиту, что там находится. Вы должны поехать туда как-нибудь. Этот вид называется «Сказочный Джаспер». Он помогает избавиться от негативных эмоций, заставляющих людей волноваться, и помогает продолжать жить с позитивным настроем, — объяснила Ми, снимая свое ожерелье.

Я наклонила голову к Ми, и она повесила его мне на шею.

— Что? Я не хочу камень, который ты нашла на семейном отдыхе в детстве.

— Я хочу, чтобы он был у тебя. Оставь его или ранишь мои чувства.

С благодарной улыбкой я приняла щедрый подарок подруги.

Ми забрала счастливых девочек веселиться на весь день, пока мы с Пэкстоном ждали неизвестно чего. Вот и все. Этот день изменит мою жизнь. Так или иначе.

Разумеется, Пэкстону нужно было повысить уровень гормонов стресса в моем организме, поскольку он появился всего за десять минут до прихода соцработников. Я была вне себя, переживая, что он не успеет. Я не общалась с ними. Не знала, что говорить, что спрашивать — ничего. Всем занимался Пэкстон.

— Прости, машина застряла, — объявил он, когда я, стоя в дверном проеме, смотрела, как он выходит из машины.

— О, боже мой. Твой телефон тоже сломался?

— Вообще-то он тоже застрял в грязи. Должно быть, я потерял его, когда мы пытались вытолкать машину. Ты сексуально выглядишь, — улыбнулся он, поцеловав меня в губы.

— От тебя воняет. Скорее иди в душ. Слишком сексуально? Мне переодеться?

Пэкстон остановился и повернулся с видом знатока. Он читал меня по глазам.

— Что случилось?

— Ничего. Иди в душ.

— Ты сама не своя. Что происходит?

— Пойдем наверх. Хочу переодеть блузку.

— Габриэлла, твоя блузка нормальная. Расскажи.

Мне пришлось пройти мимо него, чтобы он двинулся в правильном направлении. Нас вот-вот должны были допрашивать люди, которых мы не знали, а он хотел поговорить.

— Тебе стоит надеть серую рубашку. Та, что с черными пуговицами.

— Я хотел надеть оранжевую. Мне идет оранжевый.

Я точно знала, о какой рубашке он говорит. Она выглядела так, будто на нее стошнило Хэллоуином.

— Ни за что. Я ее ненавижу. Всегда думаю, что ты свалился в огромную тыкву или еще что.

— Да, знаю. Девочки донесли на тебя. Знаешь, они не умеют хранить тайны.

Я замерла с широко раскрытыми глазами, остановившись прямо перед ним, когда прозвенел дверной звонок.

— Они здесь, — произнесла я, ощущая, как адреналин наполняет мои вены, заставляя сердце неистово биться.

— Успокойся. Все будет хорошо. Иди открой дверь. Я спущусь через пять минут.

— Не могу. Что мне говорить?

— Предложи им выпить что-нибудь, но не алкоголь. Отведи в гостиную, где находятся семейные фотографии.

— Хорошая идея. Поторопись.

Пэкстон дал мне пройти, но остановил рукой на пояснице.

— Все будет хорошо. Обещаю.

— А если нет? Эти люди должны изучить нас. Что, если мы им не понравимся? Что, если они скажут другим не отдавать его нам?

— Не скажут. Открой дверь, — произнес он, снова поцеловав меня в дрожащие губы.

Я обошла его, делая глубокие вдохи и повторяя про себя словно мантру: «я спокойна, я спокойна».

За дверью стояли две женщины, одна примерно моего возраста, другая старше, наверно, около пятидесяти. Не знаю, то ли их улыбки были заразительны, то ли моя была фальшивой, но я улыбалась.

— Здравствуйте, проходите. Простите, мой муж работал полдня и только сейчас вернулся домой. — Понятия не имею, откуда взялась нужда делиться этой информацией, но она сорвалась с моих уст.

Обе женщины кивнули, войдя в дом с искренними улыбками. По крайней мере, я надеялась, что они искренние.

— Могу я предложить вам выпить? Не алкоголь, может, чай или еще что.

Женщина постарше издала легкий смешок.

— Я бы не отказалась от чашечки чая.

Я подумала о тех, что шли позади. Нужно было провести их в гостиную, прежде чем предлагать напитки. Они следовали за мной, и я не могла видеть выражения их лиц. Я знала, что они оценивали наш дом, возможно, делали мысленные заметки. Я думала обо всем, что стоило сделать, пока мы молча преодолевали, казалось, целые мили. Мне были ненавистны напряжение и неловкость.

— Меня зовут Джонни Уайт, а это Линдсей Вагнер, — представилась та, что помоложе, занимая барный стул Роуэн.

Блин. Я не хотела, чтобы она сидела там. Неосознанно, я сжала в руке камень Ми, и тогда, клянусь, моя нервозность ослабла. А может, дело в имени.

— Мою маму звали Джонни. Я никогда не встречала другую женщину с таким именем.

— Ненавижу свое имя и своих родителей, — пошутила она.

— Мама звала нас с сестрой своими Клайдами. Ну, знаете, как Бонни и Клайд? Только мы были Джонни и ее Клайды.

Понятия не имею, почему поделилась с ними этой деталью, но, если честно, я нашла в этом какое-то утешение, словно мама была там.

— Прошу прощения. Здравствуйте, я Пэкстон Пирс, а вы? — произнес Пэкстон, присоединившись к нам. Он выглядел намного увереннее, чем я.

Дамы представились, и Пэкстон полностью овладел ситуацией, делая все по-своему, даже не так, как планировали они. Он попросил их расположиться на большом диване, а мы с ним сели на двухместный.

Женщина постарше поставила свою чашку на круглую подставку, рядом с фотографией Роуэн и Фи в бассейне. Во мне зародилась еще большая тревожность, когда я увидела выражение ее лица. Это не к добру. Я знала. Моя рука потянулась к глупому камушку, и я мысленно молилась, чтобы мое подозрение было ошибочным.

— Послушайте, прежде чем мы начнем, вынуждена предупредить, что Вандер сейчас с семьей, которая заинтересована в его усыновлении. Ваша сестра не контактировала с ним все лето, — объяснила Линдсей, та, что постарше, открывая папку, лежащую на коленях.

— Она не могла. Она попала в аварию, — ответила я голосом, который охрип из-за пересохшего горла. Так и знала, что все плохо.

Линдсей пожала плечами, но я не поняла, что это значит.

— Тут все написано черным по белому. Она предпочла наркотики своему ребенку, Габриэлла.

Я мгновенно включила защитный режим.

— Она была больна.

Пэкстон взял меня за руку и слегка сжал ее, встряв в разговор.

— Что вы хотите сказать?

— Миссис Чадвик считает, что будет лучше, если ребенок…

— Вандер. Его зовут Вандер, — вставил Пэкстон.

— Вандер сейчас в хорошем доме с семьей, которая его любит. С Уорренами. Как я поняла, он здоров и очень счастлив. Муниципалитет штата Мичиган считает, что нам не стоит разрушать эту идиллию.

Пэкстон встал, а я схватилась за маленький камушек на шее, желая, чтобы он не потерял контроль над собой перед соцработниками.

— Это прекрасно. Я рад, что он хорошо проводит лето, но, по правде, миссис Вагнер, это все. Просто хорошее лето. Он наша семья, и его место вместе с нами. Если считаете, что у нас нет на него прав, то я готов убедить вас в обратном. Я не окунулся слепо во все это. Я знаю наши права, и, если вы не можете доказать, что мы неподходящие родители, скажите, каков будет следующий шаг.

Ладно, это было не так плохо. Я следила за лицами обеих дам, словно кошка на охоте, пытаясь понять значение каждого жеста и взгляда.

Джонни заговорила первой. Она с хлопком соединила ладони и посмотрела на Пэкстона с… не пойму точно, с каким выражением. Я плохо читаю мимику.

— Дальше мы зададим вам несколько вопросов, осмотрим ваш дом и отправим отчет в Мичиган вместе с заявлением о вашем намерении получить право опеки над Вандером Клайдом Делгардо. Мы просто посредники, мистер Пирс. Только потому что штат Мичиган считает, что они знают, как лучше, не значит, что это действительно так. Мы с Линдсей работаем вместе уже семь лет и боремся лишь за благополучие каждого ребенка. Не для штата Мичиган и, определенно, не для вас. Покажите нам, что Вандеру будет лучше с вами, мистер Пирс. Заставьте нас принять вашу сторону.

Пэкстон посмотрел на Джонни взглядом, который я тоже не смогла прочесть, потом повернулся ко мне. В нем что-то переклинило, что-то, чего раньше я не видела. Он улыбнулся и провел пальцами по волосам.

— Тогда начнем, — произнес он, его напряженность сменилась легкой улыбкой.

Пэкстон сел на диванчик рядом со мной, и мы принялись отвечать на вопрос за вопросом. Они спрашивали обо всем: о распорядке дня и питании девочек, работе Пэкстона, моей роли в качестве домохозяйки, а после — о документах, которые мы должны были собрать. О, боже мой. Можно подумать, будто мы просим право опеки над президентом Соединенных Штатов Америки. Свидетельство о браке, свидетельства о рождении, решение суда о разводе Пэкстона, справку о доходах, форму W-2 или бланк декларации на подоходный налог за последние пять лет, список сберегательных счетов, инвестиций, долгов и страховок.

Думаю, мы справились. Мы даже несколько раз пошутили и подробно рассказали о наших девочках. Джонни поделилась своей дилеммой касательно своих сына и дочери. Она думала, что они были единственными, кто так ругался. Мне нравилось, что она поделилась этим с нами. Появилось чувство, будто она такая же, как и мы. Как и все остальные на этой безумной планете, со своими скелетами в шкафу. В целом мне показалось, что интервью прошло успешно, дальше настала очередь экскурсии по дому.

Пэкстон все это время не отпускал мою руку. В основном говорил он, в подробностях рассказывая о доме и о том, как мы его обустраивали. Мне стало интересно, кормил ли он их красивой ложью, или это была правда. Я не помнила, чтобы помогала ему в чем-либо, а он не упоминал об этом. Но он о многом не упоминал.