Кристин Орбан - Шмотки

Я была отчего-то уверена, что ему будет приятно получить эти шмотки. На пакет я пришпилила записку на розовом листочке: «Прощай, философ, мне будет не хватать тебя. Дарлинг».

_ Ты готова, Дарлинг?

 Бог, поставивший свой мотороллер внизу у подъезда, звонит по мобильному. Он ждет под козырьком. Нужно внимательно собраться, чтобы не выскочить из дому в туфлях на шпильках.

Совершенно ясно, что мне нужна практичная одежда и зонтик, патетически мрачный, из серо- голубой ткани с пропиткой, напоминающей морские волны на нормандском побережье.

Мои платья не отличаются ни практичностью, ни патетикой, вот поэтому-то я и расстаюсь с ними. Отправиться куда-либо с мужчиной – значит дать ответ на вопрос: что вы возьмете с собой на необитаемый остров? Выбор – это отказ, это невообразимо трудно. Мне так нравился созданный Кристианом Диором в 1956 году черный костюм (я откопала его на развалах блошиного рынка на Клиньянкур), и эта сумасшедшая вещица от Адуро Тайямо, и вязанное крючком платье от Марсии де Карвальо или цыганская юбка «Ungaro». Все это разные лики моей индивидуальности.

Бог по мобильнику безмятежно спокойно предложил помочь собраться, – казалось, он пребывал за тысячу лье от терзавшей меня драмы.

Удивленный моим отказом, он принялся ждать, ведь выбора у него не было. Мой же выбор был невероятно сложен.

– Ну вот наконец и ты! Как ты долго. Квартира опустела?

– Да.

– Ты что, избавилась от всех платьев?

– Да, говорю же тебе.

– Тебе грустно?

– Нет.

– Ты не будешь жалеть о том, что покинула бульвар Бомарше?

– Нет.

– Впрочем, зачем я задаю столько вопросов? Будто ревную к твоему экс-любовнику, хотя речь идет всего лишь о тряпках.

– О тряпках?

Бог только что совершил серьезную ошибку, первую за всю нашу короткую историю. В трагические моменты ирония ранит особенно больно. Ему не следовало бы называть так мои платья, иначе наша совместная жизнь может оказаться невыносимой. Пока еще не поздно, нужно, чтобы этот варвар понял: мои платья – это не жалкое отребье, не ошметки, не... не тряпье. Вся эта шерсть, хлопок, шелк и даже синтетические ткани – это августейшее собрание, почтенные альбомы – окрашенные, гофрированные, заложенные в складки, прошитые, вышитые, спрессованные, пропечатанные шотландской клеткой, полосками, с цветными узорами или без. В них воплощен человеческий труд, выдумка, необходимость выучиться, превозмочь, возвыситься, преобразиться, их следует уважать, так же как и тех, кто их сотворил, и тех, кто способен оценить все это. Поэтому впредь я не допущу подобных насмешек.

– Так что, послать за грузчиками, чтобы они спустили твои чемоданы?

– Незачем, у меня только рюкзак, три пары джинсов, шесть блузок и четыре свитера.

– Речь идет о новой Дарлинг?

– В каком-то смысле – да.

– Что ж, едем?

– Едем.

Мои пальцы, унизанные бронзовыми кольцами, стилизованными Домиником Паве под старину, вцепились в его куртку «Levis» из дубленой овчины, модель 1979 года, у меня было таких штуки четыре разных цветов.

Похоже, было еще рано – бакалейная лавочка внизу моего дома, которую держал марокканец, была еще закрыта, но меня терзал не голод, не желание выпить кока-колы и даже не любовь. Любовь была со мной. «Веспа» спокойно продвигалась к его квартире. Едва мы прибыли туда, Бог принялся любить меня – это была его роль, затем удалился на работу – это была его функция; он должен был вернуться через двадцать часов, как положено, поесть принять душ, улечься в постель, обнять меня, соединиться со мной, дополнив меня, как недостающий фрагмент головоломки. Ничего необычного – извечная программа любви, заложенная в генах.

В охватившем меня ощущении утраты не было ничего общего с биологией. Это было выжимкой цивилизации, плодом духовной культуры. Это моя честь, мое сопротивление, мое отличие. Жажда на сей раз, отхлынув от вкусовых пупырышков, должна устремиться вверх, к мозгу. Я могу на минуту открыть в себе древнюю тягу к ориентализму в интерпретации Пуаре: восточные шальвары, тюрбаны с яркими узорами, туфли без задников с загнутыми носами, вышитые золотой нитью; тягу к костюму раджи из вышитого шелка в цветочек, к жилету, надетому на блузу из муслина, к связке бус из природных материалов – из дерева, перламутра, кости, – к высушенным цветочным лепесткам, к шейным платкам, орошенным душистой водой; к вулканическим платьям от Пьерины Маринелли, что продаются у Мари-Луиз. Мне нравится отдаваться течению моды, как волнам Атлантики; едва отстраняясь и выйдя из моды, они возвращаются вновь в вечном круговороте. Мне нравится строгость одежды от Лагерфельда, нравится урок толерантности, заключенный в моделях Унгаро, умопомрачительная свобода Гальяно. А я тем временем качу, вцепившись в куртку из дубленой овчины, оставляя позади себя и строгость, и толерантность, свободу, элегантность, юмор и фантазию, потребность в новых телесных оболочках.

Топ из хлопка, отделанный кружевами из «Voyage», под курточкой от Марка Жакоба, застегнутой на пуговицы до самого верха, чтобы подчеркнуть стиль битников, стиль «твист», навеянный нынче утром звучавшими по радио композициями Трини Лопез, «Битлз» и «Birds».

Прощай, стиль Мондриана, объемные рукава и вырез Клодин, прощай, стиль «трэш», платья, напоминающие гобелены, сотканные в Жюи,– от Луизы Беккариа или из бутиков «Задиг и Вольтер», прощайте, черно-белые японские покрывала, возрождавшиеся столько раз, прощайте, мои сумасшедшие викторианские платья, прощай, ампир, камеи, шнурки на щиколотках или на талии. Прощайте, Дрис ван Нотен, Ферруччи и, Пол Смит и Москино, прощайте, бисерная сумочка от Кристиана Диора и розовая лаковая «Louis Vuitton». Прощайте, прекрасные дамы – Рекамье, Бовари, Мария-Антуанетта, Клеопатра, мадам Грез, д'Аннунцио, Коко, Эльза, в образ которой я так любила перевоплощаться, прощай, new look Кристиана Диора, поэзия Унгаро и «Урбан Аутфит», храмы Сохо и «Тор Shop», а также Оксфорд-стрит.

Кто же я теперь, вдали от всех моих «я», от этой вселенной, ветров времени, этих глянцевых обложек – сущностных и эфемерных одновременно, от всех прелестных вещиц, деликатно и скромно затаивших в себе столько противоречий, сложностей, страстей? Кто же я теперь – девушка, чей багаж уместился в заплечном рюкзаке, одетая в джинсы 501, лифчик размера 90В «La Perla», футболку «Voyage» и курточку от Марка Жакоба, в которой я дрожу от холода, поскольку пальто совершенно скрадывало бы фигуру? Хиппи? Баба? Яппи? Цыганка? Девица, одетая в стиле «гранж»? Бобо? Влюбленная женщина? Моя вселенная сжимается.

К счастью, куртка Бога из мутона с пропиткой не промокает. Искусственное одерживает верх над животным. Мне нравится преображать природу, ее ральфлоранировать, лонгайлендизировать, мне нравится, когда после внимательной переработки она становится искусством или хотя бы ремеслом.

Бог, оседлав свой мотороллер, – волосы развеваются на ветру, – мчится по рю дю Норд мимо «Фура-Торо», старейшего североафриканского ресторана в Париже, где я некогда танцевала между столами в леопардовой накидке; потом он поворачивает на рю Полонсо, рядом с клубом «Аида», где некогда мне на один вечер довелось встретиться с неким незнакомцем.

Уезжать нестрашно, весь мир рано или поздно снимается с места. Куда хуже покинуть самое себя, утратить свои воспоминания, обнаружить, что ты утратил частицу собственной личности. У меня возникло страшное ощущение, что без шмоток мне не удастся предотвратить неизбежной биологической катастрофы, морщин, вероломного ожирения, высыхания кожных покровов и всех прочих признаков увядания. Любовь – ничто без созданного ею экранного образа, без киношки в голове и шкафу, я была уверена, что трех пар джинсов, шести блузок и четырех свитеров будет недостаточно, чтобы ломать комедию, что лишь мой гардероб – весь, без изъятия – смог бы противостоять повседневности, ущербу, который наносит время. Шелк облегает тело не хуже силикона, весенняя роза может оживить самые тусклые цвета, белая подкладка зимой повышает тонус кожи лучше, чем любой крем от морщин, туфли на шпильках удлиняют коротковатые ноги, сандалии и платья из муслина взывают к нежности куда более успешно, чем нагота.

– Все в порядке?

– Да.

– Ты счастлива?

Единственный вариант – ответить «да». «Да» вместо «нет» и спокойствие в придачу.

– Ты не замерзла, Дарлинг?

– Если я удачно одета, я никогда не мерзну.

– У тебя ледяные пальцы.

– Как журнальная обложка.

– Поселившись у меня, ты не будешь жалеть о своей пещере Али-бабы?

- Нет.

А в головке Дарлинг, на которой красуется шляпка «Hermes» с соломенным бантом (ее ноги, обутые в сказочные бутсы из сатина, с кружевами от Джимми Чу, тем временем упираются в подножку мотороллера), мелькает мысль (в конце концов, это моя привилегия – читать мысли персонажей моей книги!):

«Поди знай. Любовь надо примерять, как узкие кожаные брюки с узором из дырочек, как красные лаковые сандалии на платформе, как длинные белые перчатки из овечьей кожи, как...»

Дарлинг, дай ему шанс.

Французская марка прет-а-порте, созданная в 1975 году. Выпускница версальской школы изящных искусств Аньес Трубле (р. 1941) дебютировала в 1964 году в качестве редактора раздела подростковой моды в журнале «ELLE». С 1964 по 1966 год она обучалась профессии стилиста в марке Doro- thee Bis, с 1967 по 1975 год создавала коллекции для марок V de V, Limitex, Pierre d'Alby. В 1975 году открыла бутик женского платья под названием «Agnes В» на рю дю Жур в квартале ле Алль в Париже. Она сохранила в своем бутике интерьер бывшей мясной лавки. Первая коллекция состояла из спецодежды рабочих, перешитых хлопчатобумажных курток и брюк художников, а также юбок из холстины, ставших основой стиля марки на долгие годы. Другим бестселлером оказались футболки в широкую полоску, как у игроков регби, с длинным рукавом из хлопчатобумажного трикотажа, предложенные в 1977 году. В 1981 году Аньес Трубле открыла бутик в Нью-Йорке, в котором были представлены женская, мужская и детская коллекции. В том же году она подписала контракт с «Cacharel» на создание женской коллекции прет-а-порте. В 1984 году в бутике «Lolita», продававшем одежду для подростков с 12 до 16 лет, была впервые представлена коллекция одежды для всей семьи. Совместно с издателем Кристианом Буржуа в том же году Аньес Трубле открыла книжный магазин- галерею, где наряду с книгами были выставлены живопись и художественная фотография. В 1987 году были выпущены духи «Le В» и линия декоративной косметики, в 1991 году появились новые духи «Courant d'Air». В 1992 году в музее Пикассо (Шалон-сюр-Сон) прошла выставка ее произведений под названием «Взгляд на современное искусство». Отвергая определение «создатель моды», Аньес Трубле предпочитает говорить, что она просто «делает одежду». К 2004 году марка Agnes В становится интернациональной группой, насчитывающей 6 филиалов по всему миру, 107 бутиков, 2 книжных магазина-галереи искусства и кинематографическую студию «Lovestreams production agnes Ь». В 2004 году в Тулузе состоялась выставка ее творческих работ.

Французская марка прет-а-порте. В середине 1950-х годов, после окончания Школы изящных искусств в Тунисе (отделение скульптуры), Аззедин Алайя приехал в Париж, провел 5 дней у Кристиана Диора, затем два сезона в Guy Laroche. Одновременно он начал работать со своей первой клиенткой, княгиней де Влегьер, у которой в то время снимал комнату. Клиентура стремительно расширялась: Симон Зерфюсс, Луиза де Вильморен, Арлетти, Сесиль де Ротшильд, Грета Гарбо, Клодетт Кольбер. В 1965 году Аззедин Алайя переехал на рю Бельшасс и круг «посвященных» стал еще шире. Мелка Трентон фотографирует кожаное пальто с металлической перфорацией для журнала «Depeche Mode» в 1980 году; в 1981 году революционный черный кожаный комплект (юбка, куртка-пиджак) появился на страницах всех журналов мод. В 1982 году состоялись дефиле в Нью-Йорке. В 1990 году, соблазненный индустриальной архитектурой, Аззедин Алайя переезжает по адресу 18, рю де ля Веррери и заказывает разработку интерьера художнику Жюлиану Шнабелю. Аззедин Алайя – редкий пример модельера одинаково хорошо владеющего абсолютно всеми техниками производства одежды, чуткостью к конструктивным особенностям костюма. Он дерзко смешивает материалы, соединяя кружево и кожу, шелковый трикотаж и твид, использует тонкие и глубокие цветовые сочетания. Крой, безупречный и смелый, послужил формированию нового образа женственности в 1980-х годах – Тина Тернер впервые была одета Аззедином Алайя на сцене как в повседневной жизни. Феномен «Alaia» проистекает из сублимированного видения женского тела, дополненного пикантной элегантностью 1930-х и роскошной сексуальностью 1950-х годов. В высшей степени современный, его стиль прост и конструктивен. Коллекции не имеют названий, они часто являются следствием интересных встреч, знакомств или просто дружеской беседы. В 1998 году в музее Гронинген в Нидерландах состоялась первая ретроспективная выставка костюмов Аззедина Алайя, дополненных произведениями Пикассо, Уорхолла, Шнебелля. В 2000 году Prada стала партнером кутюрье, что позволило художнику развивать свою марку и продолжать совершенствование мастерства. В тот же год в музее Гугенхейм Сохо в Нью-Йорке прошла выставка, посвященная творчеству модельера. После закрытия Дома Высокой Моды Ива Сен-Лорана большинство высококлассных специалистов перешло к Аззедину