Ах да, это я.

Решив найти его во что бы то ни стало, я первый день убила на то, чтобы опросить всех тупых качков, живших в общаге, где проходила вечеринка. Ни один никак сообразить не мог, о ком это я, когда я пыталась описать самого парня и того приятеля, с кем он был в тот злополучный вечер. Вполне возможно, все оттого, что ото всех, с кем я говорила, несло, как из пивной бочки, и все время, пока велся опрос, они пялились на мои буфера. А может, и оттого, что я не очень хорошо умею находить общий язык с бестолковыми придурками. По-честному – любой вариант имеет право на жизнь. По возвращении домой, так и не напав на след (мы с Лиз снимали квартирку на двоих), мне хотелось только одного: надрать хорошенько задницу самой себе.

На следующее утро, проснувшись, я почувствовала себя глупенькой дурочкой, у которой от воспоминания о его руке, обвивающей мою талию, немножко захватывает дух. Ну, почему я удрала? Надо было остаться. Надо было дождаться, пока он проснется, поблагодарить за славно проведенное время и вбить его номер в свой телефон. Только, как ни тянуло меня до дрожи в руках погладить его по щеке, запустить пальцы ему в волосы или скользнуть ладонью по его лбу, я понимала: не получится. Тогда я не могла позволить себе ничего лишнего в своей жизни, отвлекающего от учебы, а он как раз и был тем самым «лишним». Если бы мы встретились в трезвом состоянии, я бы (так мне представлялось) с легкостью втрескалась по уши, потеряла бы себя в нем, забыла бы все, ради чего вкалывала всю свою жизнь. Я решила, будет куда легче пойти на попятный и заявить, что переспала с ним, потому что была пьяна – так легче, нежели признать, что дала маху. Я не жалела о том, что уступила своему желанию заняться сексом с симпатичным парнем. Другое дело – то, как я к этому отнеслась и как повела себя на следующее утро. Вместо того чтобы расслабиться с ним рядом, я выскользнула из-под его руки, отстранилась от его теплого, ставшего родным тела и… начала комплексовать. В голову лезли мысли о том, как ему будет гадко проснуться утром рядом с каким-нибудь уродливым троллем. По крайней мере, мне он при свете дня показался еще сексуальнее. Мне пришлось, изображая из себя трусливого койота, отгрызать собственную лапу, чтобы выбраться из-под него. Второпях накинув на себя одежду, я оставила своего первого мужчину голым и крепко спящим в постели. Никто даже не пошевелился, пока я перешагивала через безжизненные тела, разбросанные по всему дому, проделывая путь позора «наутро после». Я выскочила за дверь и с головой окунулась в яркое сияние утра.

Целых шесть раз я поворачивала обратно, чтобы вернуться к тому дому и дождаться, когда он проснется. И каждый раз отговаривала себя, пуская в ход один и тот же довод: «Ты использовала парня, чтобы наконец-то избавиться от своей глупой невинности. Разве тебе на самом деле интересно, зачем он это сделал?» Совершенно определенно: я не была самой симпатичной из всех собравшихся там девчонок. Конечно, кое-кто из общаги уверяет, что я просто прелесть, и, полагаю, наверное, так оно и есть, только вот что конкретно он видел, когда смотрел на меня? Может быть, просто почуял, что я на ту ночь – верняк? Я бы предпочла вспоминать его нежным, чуть пьяным, пылким парнем, который меня и от девственности избавил, и рассмешил. Мне вовсе не хотелось знать, а вдруг он какой-нибудь мерзкий бабник, который прокладывает свой путь по постелям в порядке алфавитного списка фамилий студенток, и мне просто достаточно повезло, что он добрался, наконец, до «М».

Когда я пришла домой, Лиз заставила меня раз за разом повторять рассказ о случившемся, чтобы лишний раз повизжать, а потом сообщить, как она рада за меня. И ничего страшного, что у нее «сорвалось с его бычарой-приятелем», потому как она нашла одного симпатягу по имени Джим, который оказался на той пирушке один-одинешенек… и это ее любовь с первого взгляда.

Лиз продолжала повизгивать и похлопывать по спине еще пять недель, пока однажды, придя домой с занятий, не нашла меня сидящей на полу ванной в окружении белых пластинок, каждая из которых гласила: «Беременна», истерически ревущей, с соплями, сползшими до самых губ, и бормочущей сквозь рыдания что-то про молоко и коров, делающих тест на беременность.

Два месяца Лиз сопровождала меня во время моего крестового похода в поисках парня. Имени его приятеля она спросить не успела – стоило ей встретиться взглядом с Джимом, «весь остальной мир исчез» (может, она изрекла какую-то другую, столь же отвратную чушь). Мы связывались с учебными частями, пролопатили дюжину ежегодников в надежде отыскать парня на каком-нибудь снимке. Даже пытались отловить эту страхолюдину Ники, которая меня толкнула, но безуспешно.

Эти люди что, прямо из воздуха как-то образовались или еще как? Почему нет никаких следов их пребывания в нашем вузе?

Лиз даже попробовала сама поговорить с ребятами из общаги, прихватив с собой Джима, только ей повезло не больше моего. Зато домой она только что не на бровях приползла, потому как всякий студент, к кому она обращалась, уговаривал их с Джимом тяпнуть по маленькой, стоило только упомянуть в разговоре «козлиные яйца». Честно, я понятия не имею, с чего в их беседах это выраженьице всплывало так охренительно часто. Вы хоть представляете, насколько раздражают довольные пьяные лица, когда самой приходится блюсти себя в трезвости? Особенно пьяные, которые влюблены, распалены и читают друг другу Уолта Уитмена[16], а ты в это время сидишь с красными, опухшими от слез глазами, уже четыре дня без душа и с только что вывернувшимся наизнанку желудком, потому что увидела рекламу про «золотую рыбку» (конечно, я имею в виду крекеры, а не настоящую рыбу). Только эта муть крекерная так похожа на настоящую рыбу, что я ни о чем другом и думать не могла, кроме как о том, что заглатываю живую, скользкую золотую рыбку, которая пялится на меня своими глазками-бусинками, прежде чем отправиться ко мне на язык.

Наконец я поняла: мои шансы отыскать того парня близки к нулю. Не могла же я, в самом деле, переехать в общагу и торчать беременным бельмом на глазу соседей-студентов в надежде, что в один прекрасный день он туда заявится? Люди добрые, как бы это организовать до того, как ребенок, которого я ношу, поступит в колледж и, возможно, сам поселится в этой общаге?

И еще: я больше никак не могла откладывать разговор с отцом. Между тем днем, когда я наведалась в медпункт студгородка и фельдшерица с анализами крови на руках подтвердила, что я забеременела, и той единственной ночью, когда я «вступила в половой контакт», прошло уже тринадцать недель.

Не думайте ничего плохого: я целиком и полностью за право женщины делать выбор. Убеждена, что тело, оно – твое, и делай ты с ним что хочешь! Сказавши это (не забывайте, как сильно я не люблю «милых крошек»), заявляю: я никогда не пошла бы на избавление от собственной крови и плоти, хоть через аборт, хоть через отказ в роддоме. Просто лично меня такое никак не устраивает! Так что, вцепившись в державшую меня за руку Лиз, я пошла простеньким путем: я набрала номер телефона и вывалила отцу все как есть.

Позвольте разъяснить вам кое-что про моего папку. Рост – шесть футов четыре дюйма, вес – двести пятьдесят фунтов[17], руки до локтей татуированы змеями, черепами и прочими страшилищами, а вид у него всегда такой, будто все на свете его достало. Когда я еще училась в школе, он до смерти перепугал нескольких мальчишек, которые постучались к нам в дом, а он им открыл дверь. Когда я подошла, мальчишки в один голос вопили, что мой папа их убивать собрался, и я их успокоила, мол, нет, просто у него всегда лицо такое.

Честное слово, мой папка такой классный! Татуировки он себе сделал, еще когда молодым был и служил в армии, а вид у него такой смурной оттого, что он всю жизнь пашет как проклятый. Он вкалывал по двенадцать часов в день семь дней в неделю месяцами, пока не получал денька-другого выходных. Он не мастер рассказывать о своих чувствах или выставлять их напоказ, но я знала: он меня любит и ради меня готов на все. Только не подумайте, что если он такой расчудесный, так и переживать не о чем. То была сила, с которой приходилось считаться… И Бог в помощь тому, кто вздумает обидеть его маленькую девочку. Лиз еще в школе начала коверкать фразочки Чака Норриса[18], меняя в них имя «крутого Чака» на имя моего отца. Она делала это так увлеченно, что время от времени я замечала, что и сама этим занимаюсь. Теперь-то смешно вспоминать! Известие о беременности он воспринял почти в точности так, как я и ожидала от него.

– Ну что, комнату я твою приготовлю, так что можешь возвращаться домой, когда семестр закончится. А если ты тем временем того парня отыщешь, то дай знать: я ему яйца оторву и в глотку запихаю, – ответил из трубки его грудной монотонный голос.

Если вы, запрашивая «Гугл» про Джорджа Моргана, сделаете ошибку в его имени, то поисковая система не скажет: «Возможно, вы имели в виду Джорджа Моргана?» Она просто ответит: «Бегите, пока у вас еще есть шанс удрать».

По окончании семестра я взяла академический отпуск, чтобы придержать за собой стипендию (она не пропадет, если я снова приступлю к занятиям не позже чем через год). Я не рассчитывала отрываться от учебы так надолго, но и не рассчитывала, что младенец уделает, блин, всю мою жизнь. Э-э, я хотела сказать, принесет мне столько лет великой радости.

Следующие шесть с половиной месяцев я батрачила, насколько позволяли выпиравший живот и расползавшиеся от жира коленки, так что сэкономила кучу денег на время после рождения младенца. Увы, в таком маленьком городишке, как Батлер, особо выбирать не приходится: работа с хорошей зарплатой вас не ждет. Если, само собой, у меня не появится желания стать стриптизершей в одном-единственном стрип-клубе городка под оригинальным названием «Серебряный шест». Его владелец сделал мне предложение, случайно встретив в бакалейной лавке, когда я была на седьмом месяце. Между стойками со всякими кашами и крупами он уведомил меня, что очень многие завсегдатаи в его клубе считают, что во время беременности тело женщины «расцветает». Не было б в то время поблизости детей, я б его послала в пешее эротическое путешествие… А-а, вам смешно! Да стой со мной рядом хоть сам Иисус Христос, я бы все равно ему сказала, что, если он еще хотя бы раз попробует приблизиться ко мне… Перед Иисусом я на прощанье извинилась бы, само собой.

Нет худа без добра, скажу я вам. В этот момент неподалеку стояла председательница родительского комитета батлерской начальной школы со своим шестилетним сынишкой и слышала каждое мое словечко. Видно, не стоило мне замирать и хлопать глазами рядом с ним, дожидаясь приглашения, а? Хреново. Ну так откуда, блин, мне брать волю к жизни?

Итак, моя карьера беременной стриптизерши завершилась, так и не начавшись, а мой хвост (который надо держать пистолетом) безжизненно повис у меня меж ног. Так что пришлось униженно проситься на старую свою работу официанткой в кафе-гриль. Хорошо еще, что его хозяева, Фостеры, были прежние, те, у кого я школьницей работала, и были более чем рады выручить меня, учитывая мое «положение».

Когда говоришь с жителями маленького городка с глазу на глаз, они шепотом произносят слова, которые, по их убеждению, способны кого-то оскорбить, если разговор будет услышан. По мне, так им стоило бы нашептывать такие словечки, как «твою мать», «анальный секс» или «А вы слышали, что Билли Чака в спущенных до колен штанах застукали в «Пигли-Вигли»[19] с его псиной Баффи?». Произнесенное шепотом слово «положение», по-моему, как-то било мимо цели. Но что поделать? Я всю беременность в разговорах с батлерцами нашептывала слова наугад, просто чтоб дурочку повалять.

«Миссис Фостер, в туалетной комнате нет туалетной бумаги».

«Мистер Фостер, мне нужно уйти пораньше, чтоб к доктору успеть».

Вернувшись домой, я каждый божий день звонила Лиз, и она, когда у нее появлялось свободное время, не бросала поиски пропавшего «спермодонора». Семья ее тоже была из Батлера, а потому она, как можно чаще наезжая домой, навещала меня. Но к концу моей беременности у нее уже не было времени, все-таки мотаться по три с половиной часа туда и столько же обратно каждую неделю не будешь. Профессора убедили ее удвоить учебную нагрузку, чтобы закончить вуз на год раньше. Она заканчивала факультет «организация малого бизнеса», тема дипломной работы – «Предпринимательство в США», и готовилась сдавать государственные экзамены по маркетингу и бухучету. Училась она на очном отделении и еще подрабатывала на полставки в надомной консалтинговой фирме, прибавьте к этому крепнущие с каждым днем отношения с Джимом, и вы поймете, что забот у Лиз был полон рот. Я это тоже понимала, конечно, а потому не мучилась от зависти ни к ее успехам, ни к ее счастью. Соображалки у меня вполне хватало на то, чтобы всего лишь чуточку завидовать. Да, самую малость. Мы с Лиз частенько заводили разговоры про то, как создадим совместный бизнес. Про то, как мы дома́ в аренду возьмем, так чтобы жить дверь в дверь. Мечтали и о том, как мы будем жить в комнатах на втором этаже и на каждые выходные устраивать шикарные вечеринки. Еще мы мечтали, что обе выйдем замуж за музыкантов из группы «Н’Синси»[20] и будем вести полигамную жизнь всей нашей новой поп-бандой «Н’Любовь».