— Ясное дело, нет! Настолько я еще не сдурела. — Я потихоньку перебираюсь в угол, где меня никто не сможет услышать. — Только Майкл в курсе. И Лорел. И все.

— И никто ничего не подозревает?

— Ничуть. — Тут в комнату входит Робин. — Ой, привет, Робин! Сьюзи, я с тобой потом поговорю, хорошо?..

Я откладываю телефон и улыбаюсь Робин; она облачена в ярко-розовый костюм, на голове — наушники, а в руках — рация.

— Итак, Бекки, — произносит она серьезным, деловитым тоном, — первый этап завершен. Второй этап подходит к концу. Но у нас проблема.

— Серьезно? — удивляюсь я. — А что случилось?

— Еще не прибыл никто из родственников Люка. Отец, мачеха, несколько кузенов из списка… Вы сказали, что они с вами разговаривали?

— Да. Но потом они перезвонили. Боюсь, там проблемы с самолетом. Они сказали, что их места оказались заняты.

— В самом деле? — Робин сникает. — Это плохо! В первый раз вижу, чтобы на свадьбе в последний момент было столько перестановок! Новая подружка невесты… новый шафер… новый священник… как будто все изменилось!

— Мне очень жаль, — произношу я извиняющимся тоном, — я же знаю, сколько в это было вложено труда. Просто вдруг показалось само собой разумеющимся, что нас должен обвенчать именно Майкл, а не кто-нибудь незнакомый. Вот Люку и понадобился новый шафер…

— Но передумать за три недели до свадьбы! Отец Саймон, узнав, что его отстранили, очень огорчился! Он спрашивал, не в его ли прическе причина.

— Конечно, нет! Он здесь ни при чем, честно…

— А потом ваши родители дружно заболевают корью. Ну не странно ли?

Я состраиваю горестную гримасу:

— Что поделаешь! Такое невезение.

Из рации раздается потрескивание, и Робин отворачивается.

— Да? Что такое? Нет! Я сказала — лучистый желтый свет! Не голубой! Хорошо, иду…

В дверях она оглядывается:

— Бекки, мне надо идти. С этими новшествами такая лихорадка, что мы не успели обсудить пару мелких деталей. Так что мне пришлось заняться ими самой.

— Все в порядке, — улыбаюсь я. — Полагаюсь на ваше суждение. Спасибо, Робин.

Робин уходит, и вскоре раздается стук в дверь; входит Кристина. Она великолепна в своем бледно-золотом платье от Иссей Мияки, в руках у нее бокал шампанского.

— Как невеста? — с улыбкой спрашивает она. — Нервничает?

— Вообще-то нет.

Отчасти это правда.

Нет, полностью правда. Я уже за пределами нервозности. Или все пойдет по плану и затея удастся, или же… И тогда — катастрофа. Я мало что могу изменить.

— Я только что говорила с Лорел, — произносит Кристина, прихлебывая шампанское. — Даже не знала, что она принимает такое участие в свадьбе.

— Да, — бормочу я, — просто она хочет оказать мне одну маленькую услугу…

— Так я и поняла. — Кристина смотрит на меня поверх своего бокала, и я внезапно задумываюсь, а не много ли сказала ей Лорел.

— Она не говорила… что это за услуга? — небрежно интересуюсь я.

— В общих чертах. Бекки, если у вас это выгорит… — Кристина покачивает головой. — Если выгорит, вы заслуживаете Нобелевскую премию за дерзость. — Она поднимает бокал. — За вас. И удачи.

— Спасибо.

— Привет, Кристина! — Мы обе оборачиваемся, к нам приближается Эрин. Она уже в фиолетовом платье подружки, волосы собраны в средневековом стиле, глаза возбужденно сияют. — Разве это убранство в духе «Спящей красавицы» не замечательно? Вы уже видели свадебное платье Бекки? В голове не укладывается, что я — главная подружка невесты! У меня это впервые в жизни!

Эрин почти помешалась от такого повышения. Когда я сказала ей, что Сьюзи, моя лучшая подруга, приехать не сможет, и попросила занять ее место, она буквально расплакалась.

— Свадебного платья я еще не видела, — говорит Кристина. — Я даже не смею.

— Оно такое красивое! Вы должны взглянуть! — Я веду ее в роскошную гардеробную, где висит платье Дэнни.

— Все на месте, — лаконично замечает Кристина. — Хорошее начало.

— Кристина, посмотрите, это вам не футболки. Это совсем другой уровень!

Мне и самой не верится, что это фантастическое творение создал Дэнни. Кристине я этого не скажу, но я не очень-то рассчитывала на его платье. Если уж совсем честно, неделю назад я втихомолку примеривала кое-что у Веры Вонг.

Но однажды вечером Дэнни постучался в дверь, молча схватил меня за руку, потянул наверх, в свою квартиру, протащил по коридору, настежь распахнул дверь в свою комнату… И я онемела.

С расстояния оно казалось обычным белым свадебным платьем, с облегающим верхом, пышной, романтичной юбкой и длинным шлейфом. Но когда присмотришься… Тончайшие кружева; складки и сборки на талии — фирменный знак Дэнни; белые стразы, жемчужины и блестки по шлейфу — будто кто-то опрокинул на него коробку с леденцами.

Я не видела подобного свадебного платья. Это произведение искусства.

— Что ж, — произносит Кристина, — буду говорить откровенно. Когда вы сообщили мне, что наденете творение мистера Ковитца, я несколько встревожилась. Но это… — она притрагивается к маленькой бусине, — впечатляет. Особенно если шлейф не отвалится, когда вы двинетесь по проходу.

— Не отвалится, обещаю. Я полчаса расхаживала в нем по квартире. Ни единой блесточки не упало!

— Ты будешь выглядеть изумительно! — мечтательно произносит Эрин. — Совсем как принцесса. И в этом зале…

— Оформление эффектное, — соглашается Кристина. — Думаю, не одна челюсть отвиснет.

— Я еще не видела. Робин не хочет, чтобы я туда входила.

— Ой, тебе надо взглянуть! — восклицает Эрин. — Хотя бы краешком глаза. До того как зал наполнится людьми.

— Не могу! А если меня кто-нибудь заметит?

— Давай! — подбадривает Эрин. — Замотайся в шарф — никто и не узнает, что это ты.

Я крадусь вниз по ступенькам в чужой куртке с капюшоном, отворачиваясь от каждого встречного, и чувствую себя до смешного гадкой. Мне показывали эскизы дизайнеров, и когда я отворяю двойные двери, то считаю себя подготовленной к тому, что увижу. К чему-то эффектному. К чему-то театральному.

Но я словно вошла в другую страну.

Серебряный, сверкающий волшебный лес. Ветви смыкаются высоко над головой. Из холмиков земли растут цветы. Виноградные лозы, серебряные яблоки на яблоне, паутина, покрытая каплями росы… и вокруг летают настоящие птицы!

Гирлянды цветных огней оплетают ветви и ниспадают на ряды стульев. Две женщины тщательно сметают пылинки с каждого обитого сиденья.

Человек в джинсах прикрепляет кабель к ковру. Другой, в комбинезоне, проверяет серебряную ветку. Скрипач пробует инструмент, слышатся глухие звуки настраиваемых ударных.

Как будто за кулисами театра в Вест-Энде.

Я забиваюсь в угол и озираюсь вокруг, стараясь ухватить каждую подробность. Я в жизни не видела ничего подобного — и вряд ли увижу когда-нибудь еще.

Внезапно в другом конце зала появляется Робин — она общается с кем-то по своему передатчику. Я пониже надвигаю капюшон и, прежде чем Робин успевает засечь меня, выскальзываю из зала и ныряю в лифт.

Когда двери уже готовы закрыться, в лифт заходят две пожилые дамы в темных юбках и белых блузках.

— Вы видели торт? — спрашивает одна. — Три тысячи долларов как минимум.

— А что это за семья?

— Шерман, — сообщает первая дама. — Элинор Шерман.

— О, так это и есть свадьба Элинор Шерман! Двери отворяются, и они выходят.

— Блумвуд, — уточняю я с некоторым опозданием. — Я-то думала, что невесту зовут Бекки…

Все равно они не слушают.

Я осторожно иду за ними в огромный, белый с золотым бальный зал, где мы с Люком возглавим танец.

С ума сойти! Зал еще больше, чем мне запомнилось. Еще больше позолоты и всякого великолепия. Всполохи света внезапно сменяются мерцающими огоньками, блики играют на лицах официантов,завершающих сервировку. В середине каждого круглого стола — украшение из ниспадающих каскадом белых цветов. Потолок затянут муслином, по которому, словно нити жемчуга, пропущены маленькие волшебные огоньки. Полы натерты для танцев. На сцене рассаживается ансамбль из десяти человек. Я как в дурмане озираюсь вокруг и вижу двух помощников Антуана: балансируя на стульях, они вставляют последние сахарные тюльпаны в восьмифутовый торт. Атмосфера цветочных ароматов, запаха воска — и нетерпения.

— Извините! — Я отскакиваю в сторону, и официант пробегает мимо с тележкой.

— Могу вам чем-нибудь помочь? — спрашивает женщина со значком отеля.

— Я просто… осматриваюсь…

— Осматриваетесь? — Ее глаза подозрительно сужаются.

— Да! На случай, если… вздумаю выйти замуж. — И я удираю, прежде чем она успевает произнести хоть слово. Я уже достаточно увидела.

Я не совсем представляю, как попасть обратно в номер, здесь все такое большое, что и потеряться недолго. Так что я спускаюсь на первый этаж и как ни в чем не бывало направляюсь к лифтам.

Проходя мимо ниши с диваном, я останавливаюсь. Знакомая темноволосая голова. Знакомая рука, и держит она что-то похожее на джин с тоником.

— Люк? — Он оборачивается и тупо смотрит на меня, и только тут я спохватываюсь, что у меня наполовину закрыто лицо. — Это я! — шиплю я.

— Бекки? — изумляется Люк. — А что ты тут делаешь?

— Я хотела посмотреть на это все. Разве не потрясающе? — Я оглядываюсь по сторонам, проверяя, не следит ли кто-нибудь за мной, и сажусь рядом. — Ты выглядишь великолепно.

Люк выглядит более чем великолепно. Он выглядит величественно в безупречном парадном фраке и накрахмаленной белой рубашке. Темные волосы блестят в свете ламп, и я улавливаю знакомый запах лосьона после бритья. Наши взгляды встречаются, и я чувствую: что бы ни произошло сегодня — справлюсь я или нет, — мы двое будем вместе. И с нами все будет хорошо.

— Знаешь, что нам нельзя друг с другом разговаривать? — спрашивает Люк с легкой улыбкой. — Это плохая примета.

— Знаю, — соглашаюсь я и отхлебываю из его бокала. — Но никакие суеверия, по-моему, нам уже не страшны.

— Ты о чем?

— Да так… ни о чем. — Я считаю до пяти, беру себя в руки и говорю: — Ты в курсе, что твои родители задерживаются?

— Да, мне сказали. — Люк хмурится. — Ты с ними не говорила? Не знаешь, когда они доберутся?

— Думаю, скоро. Не волнуйся, они сказали, что к нашему торжественному проходу успеют.

Чистая правда. В своем роде.

Люк ничего не знает о моих планах. С него хватит и своих проблем. Впервые в жизни я одна берусь за дело.

Такое ощущение, что в последние несколько недель я видела совсем другого Люка. Более молодого, более ранимого Люка, о котором ничего не известно окружающему миру. После встречи с Элинор он некоторое время был очень тихим. Ни буйных эмоциональных вспышек, ни драматических сцен. В каком-то отношении Люк просто снова стал нормальным. Но все еще оставался таким отрешенным, таким изможденным. О работе и думать было нечего. Недели две он спал и спал — по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки. Как будто эти десять лет работы на износ все-таки настигли его.

Теперь Люк постепенно снова становится самим собой. Вновь появляется уверенность в себе и отсутствующее выражение лица — когда он хочет скрыть от окружающих свои чувства. На прошлой неделе он заходил в свой офис — все как в былые времена.

Внешне все стало прежним — но не совсем. Я вижу, что кроется за этим. Я вижу, как Люк работает. Как он мыслит, чего он боится, от чего хочет избавиться в своей жизни. Мы уже два года вместе. Мы жили вместе, мы были удачной парой. Но теперь я чувствую, что узнала его таким, каким не знала раньше.

— Я все время возвращаюсь мыслями к разговору с матерью. — Люк, нахмурившись, смотрит в свой стакан. — Это все еще кажется мне странным.

— Странным? — помолчав, переспрашиваю я. — Почему?

— Я никогда не слышал, чтобы она так говорила. Это казалось ненастоящим. — Люк поднимает глаза. — Даже не знаю, верить ли ей.

Я наклоняюсь и беру его за руку.

— Люк, если она не говорила тебе этих слов раньше, это не значит, что они не искренни.

Я твержу ему это каждый день с той самой встречи с Элинор. Сколько же можно мусолить. Я хочу, чтобы Люк принял то, что она сказала, — и был счастлив. Но он слишком умен для этого. Несколько мгновений Люк молчит; уверена — опять мысленно прокручивает тот разговор.

— Некоторые вещи, которые она сказала, кажутся правдой, а другие — сплошной фальшью.

— Что именно показалось фальшью? — оживленно спрашиваю я. — Так, для интереса?

— Что она так гордится всем, что я сделал — от основания компании до выбора тебя в жены. Это не совсем… даже не знаю… — Люк мотает головой,

— Мне казалось, это очень даже неплохо! — брякаю я, прежде чем успеваю прикусить язык. — То есть… по-моему… вполне в ее стиле…

— Но потом она сказала кое-что еще. Сказала, что с моего рождения не было дня, когда бы она не думала обо мне. — Люк смолкает в нерешительности. — И то, как она произнесла это… Я по-настоящему поверил ей.