Она помолчала и наконец закончила:

— В письме рассказывалось об ограблении банка. Но ведь вам об этом тоже известно, верно?

Керби даже и не думал кривить душой. Девушка знала всю правду, а он дьявольски устал лгать, скрывая эту правду. Кроме того, он сразу понял: убийца Джима Дэвиса — и есть тот самый человек, что пытался убить и его, Керби Кингсли, причем дважды. Связь между этими событиями была слишком очевидна, хотя до сих пор не укладывалась у него в голове.

— Какую роль во всем этом играли вы?

Вопрос Габриэль вернул его из области воспоминаний к реальности. Керби сразу понял, что она имеет в виду, но еще не был готов ответить. Трудно так сразу отказаться от своей многолетней привычки все скрывать.

Он вздохнул, посмотрел на дальний берег реки.

— Расскажи-ка сначала о твоем отце. Куда он подался после злосчастного ограбления?

Габриэль помолчала.

— Он уехал на Восток, там познакомился с актрисой — моей матерью, и стал ездить с ней по стране. Два года назад она умерла. Мы начали выступать вдвоем. Я захотела поехать на Запад, отец не хотел, но я… убедила его.

Керби услышал в ее голосе виноватые нотки. Господи, он-то знает, как чувство вины может изъесть душу! Кингсли подавил вздох, вспомнив Джима Дэвиса, своего дружка, — тот вечно что-нибудь насвистывал или напевал, а еще играл на губной гармошке. Из всех четверых ему больше всего не хотелось грабить банк, и он острее других переживал гибель клерка. Но ведь Кэл Торнтон так их убеждал, что никто не пострадает, что они лишь украдут деньги у жадных банкиров, только и всего. Керби лишь потом осознал, что ограбили они владельцев ранчо, мелких фермеров и торговцев, которые из-за ограбления банка потеряли все, что имели.

— Если ты думала, что это я убил твоего отца, почему не обратились к шерифу?

— Я и обратилась, но никто не желал верить, что вы можете быть замешаны в убийстве. Меня не пожелали даже выслушать как следует. — И шепотом добавила:

— Они не поверили певице и актрисе, которая обвинила в убийстве одного из первых богачей Техаса.

— Поэтому ты решила сама сунуться в логово тигра, — Кингсли покачал головой. — Юная леди, не знаю, как тебя назвать: самой храброй из женщин, которых я когда-либо встречал, или самой безумной. Если ты считала меня убийцей, неужели тебе не приходило в голову, что я могу убить и тебя?

Габриэль опустила глаза и, старательно разглядывая землю под ногами, ответила:

— Я не дорожила своей жизнью. Когда я уезжала из Сан-Антонио, мне было все равно, что со мной станется.

Господи, какая боль, какая безысходная тоска слышалась в ее голосе! А ведь она еще совсем девочка — слишком юная, чтобы испытывать подобные чувства.

Смутившись от неожиданного наплыва чувств, от почти бессознательного стремления защитить ее — неудивительно, что ей так легко удалось окрутить шотландца! — Керби перевел разговор на менее болезненную тему. Покосившись на Габриэль, он спросил:

— Так ты, значит, тоже певица, как твой отец?

Она кивнула.

— И актриса, как моя мать, хотя нам с отцом больше нравилось петь, и, когда мама умерла, мы только пели. У нас был ангажемент в мюзик-холле Сан-Антонио. Меня действительно зовут Габриэль, но полное мое имя — Мэрис Габриэль Паркер.

Теперь Керби вспомнил эту женщину. Вспомнил, как знакомые скотоводы рассказывали о прекрасной певице, выступавшей в Сан-Антонио. Имя ее для Керби ничего не значило, не было и желания отправиться в длительную поездку только для того, чтобы увидеть представление. А зря он не поехал. Может быть, узнал бы Дэвиса и как-нибудь сумел бы предотвратить…

— Мистер Кингсли, мой отец был хорошим человеком. — Габриэль снова устремила на него прямой, искренний взгляд. — Его любили. Я поверить не могла… то есть я хочу сказать, что он никогда не рассказывал ничего о Техасе. Я даже не подозревала, что он здесь бывал. Я не понимаю, как… как он мог…

Ее слова были полны горя… и смятения.

— Чтобы это понять, надо было жить здесь, в Техасе, — сказал он тихо. И повторил:

— Да, надо было здесь жить.

18.

Габриэль затаила дыхание, когда Керби замолчал.

Мука исказило его лицо. Через мгновение он заговорил вновь:

— Наши с Джимом отцы владели небольшими фермами близ Остина. Мы с ним дружили с детства. У меня был брат намного меня младше, а у твоего отца не было ни братьев, ни сестер.

Она коротко кивнула: Керби ответил на ее невысказанный вопрос.

— Земля у нас была хорошая, может, лучшая в этих местах, наверное, потому, что рядом была вода. Видно, чересчур даже хорошая земля, потому что один ранчмен пытался ее у нас выкупить, а когда это дело не выгорело, наши отцы очень кстати погибли во время перегона стада в Нью-Орлеан. Что поделаешь, апачи напали. Ну да мы никогда не верили, что виноваты апачи. Особенно когда банк потребовал уплаты по кредитам и наши фермы были проданы за долги тому самому человеку, который прежде пытался их у нас купить. Моей матери к тому времени уже не было в живых, а вскоре после продажи фермы умерла и мать Джима. Мне было семнадцать, брату одиннадцать, твоему отцу — шестнадцать. Мы были озлоблены, пылали мстительными чувствами — мечтали расквитаться. Владелец ранчо, выкупивший наши фермы, не желал, чтобы мы оставались в тех местах. Он устроил так, что мы нигде не смогли найти работы. Брат мой голодал… да, черт возьми, мы все трое постоянно голодали! И в это время мы сдружились с Кэлом Торнтоном и Сэмом Райтом.

Погруженный в свои воспоминания, Кингсли прошелся вдоль реки туда и обратно. Затем остановился и, не глядя на Габриэль, продолжил:

— Кэл говорил, что он из Техаса и что с его отцом случилась та же беда. Сэм был тенью Кэла. Я никогда о нем ничего как следует не знал. Однажды вечером мы все напились — выпивку обеспечил Кэл — и стали сгоряча рассуждать о том, что все наши трудности кончатся, если ограбить банк. Кэл стал нашим главарем. Мы были молодыми дурнями и находились в отчаянном положении, а он разглагольствовал, что это, дескать, проще простого. И поклялся, что никто не пострадает. На следующее утро ни твой отец, ни я не хотели идти на это дело, но Кэл — он был красноречив, как библейский змий, — стал нас убеждать, что это наш долг перед отцами, а меня обвинил в том, что я плохо забочусь о брате.

Кингсли покачал головой.

— Этого оказалось достаточно. Я и так чувствовал себя чертовски виноватым оттого, что Джон голодал. И мы решились. Как часто я мечтал вычеркнуть этот день из моей жизни… и Джим, я уверен, чувствовал то же самое.

Габриэль вспомнила предсмертное письмо отца. Да, верно, каждое слово было пропитано глубочайшим раскаянием.

— И что же… как все это случилось? — нерешительно спросила она.

— В полдень мы приехали в город и стали следить за банком. Все служащие, кроме одного клерка, ушли на ленч. И мы проникли в здание. Джон ждал снаружи, с лошадьми, твой отец сторожил дверь, а Кэл держал клерка под прицелом, пока я очищал кассу. Потом Кэл приказал клерку открыть сейф, но тот сказал, что не помнит шифра. Кэл стал избивать его, пока тот не согласился вспомнить. А забрав деньги, Кэл повернулся и выстрелил в него. За то, что заставил долго ждать, — так он сказал потом.

Габриэль представила тот ужас, который охватил молодого парня — ее будущего отца, и тот же самый ужас она сейчас услышала в голосе Кингсли. Двое испуганных юношей, почти мальчишек… Сердце ее обливалось кровью, от боли и обиды за них.

— Мы убежали, — продолжал Кингсли свой рассказ. — Я был потрясен тем, с какой легкостью Кэл убил невинного человека. Это было так ужасно, бессмысленно… Но я заставил себя думать о брате, ну и, конечно, о себе, и мы рванули оттуда, как черти. Поделив деньги, мы решили, что лучше теперь разойтись. Мы договорились переменить имена и скрыться в разных направлениях. Мы с Джоном переехали на юг Техаса, Джим подался на восток, Сэм должен был отправиться как будто на запад, а Кэл — на север. Больше я никогда ни с кем из них не встречался.

Кингсли вздохнул, закончив рассказ. Повисла гнетущая тишина. Только издали доносилось негромкое мычание коров. Затем он подошел к девушке и положил большую тяжелую руку ей на плечо.

— Габриэль, Джим Дэвис был моим другом, и мне искренне жаль.

— Спасибо, — ответила она, глотая слезы.

— Ну а теперь, — убрав руку, Кингсли выжидательно взглянул на Габриэль, — расскажи, почему ты решила не убивать меня при первой же нашей встрече.

Опустив глаза, она повернулась к реке. В черной воде, мерцая, отражался свет луны и ярких звезд.

— Мне казалось, что я ждала возможности застать вас одного, — прошептала она. — Но теперь я думаю, что вряд ли решилась бы на убийство. По крайней мере, надеюсь, что не решилась бы. Затем была ночная буря, когда погиб Хуан и был изувечен Туз. — Девушка прерывисто вздохнула. — Я не знала, что делать. Все эти ужасные события глубоко меня потрясли, и я не могла больше замыкаться в собственном горе. И поняла, что не смогу убить вас… и вообще — никого.

Кингсли немного помолчал.

— Ну а теперь? Почему спустя столь долгое время ты вдруг решила рискнуть и рассказать мне всю правду?

— Потому что за эти дни я узнала, какой вы на самом деле. Теперь я уверена, что вы не могли убить моего отца. О, я очень хотела возложить на вас эту вину… я хотела… справедливости. Возмездия. Но теперь я иногда думаю, что просто искала виновника, не желая чувствовать виноватой себя.

— Брось, девочка, откуда же тебе было знать, что твоему отцу в Техасе грозит опасность? Ради бога, не вини себя!

Габриэль искоса взглянула на Кингсли.

— Но кого же мне винить? Кто виновен в смерти моего отца?

Скотовод повернулся к ней, их взгляды скрестились, и в серебристом свете луны она увидела, как он помрачнел.

— Могу лишь догадываться, что это Кэл Торнтон. Несколько месяцев назад, примерно в то же время, когда застрелили твоего отца, кто-то устроил на меня засаду и пытался убить. Меня спас Дрю.

Габриэль нерешительно, едва слышно сказала:

— Меня тоже хотели тогда застрелить. Когда убийца прицелился в меня, папа, уже смертельно раненный, заслонил своим телом.

Кингсли удивленно уставился на девушку.

— Черт возьми!.. Габриэль, ты хоть понимаешь, насколько безрассудно было в этом случае соваться к человеку, которого ты подозревала в убийстве?!

— Я была уверена, что, когда переоденусь Гэйбом Льюисом, меня никто никогда не узнает, — смущенно пробормотала она.

— Да, это правда, — ответил Кингсли все еще с некоторым удивлением, — ты меня здорово провела… Но ведь я тебя раньше не видел…

— Никто не узнал, пока я дважды не упала в воду.

Губы Кингсли дрогнули.

— Бедняга Дрю! Он знает?

Габриэль хотела было солгать ради Дрю, сказать, что шотландец ничего не знает и ничего не утаивал от Кингсли, — но не смогла.

— Он все знает. Но я ему рассказала правду только пару дней назад. И заставила поклясться, что он меня не выдаст, — прибавила она поспешно.

— Проклятье, этот парень — просто скопище всяких тайн!

Кингсли неожиданно улыбнулся. Удивленная его реакцией, Габриэль невольно отметила, что ему надо чаще улыбаться.

— А я-то боялся, что потеряю повариху и, возможно, своего лучшего работника. Я заметил, как Дрю на тебя посматривает, когда думает, что этого никто не видит.

Девушка закусила губу.

— Но вы Дрю не осуждаете?

— Нет. Он сдержал слово, и один только бог знает, как ему это трудно.

Габриэль решила, что Керби Кингсли ей очень нравится. Папин друг… Она проглотила подступившие слезы — может быть, он станет и ее другом? Как бы ей этого хотелось!

— По-моему, Джиму Дэвису повезло в жизни, — тихо сказал Кингсли. — Я ему завидую. Уверен, твоя матушка тоже была замечательной женщиной.

Габриэль кивнула:

— О да! Ее смерть разбила ему сердце.

Кингсли вздохнул.

— Рад, что он нашел родную душу. Мне бы его мужество…

— Мистер Кингсли, я знаю, что извинения недостаточно, но я очень сожалею, что так несправедливо судила о вас. Понимаю, это непростительно, но…

Кингсли покачал головой:

— Забудь. Люди, с которыми стряслась беда, часто думают и поступают так, что потом сами жалеют об этом. И самое лучшее не цепляться за такие мысли, а стараться их преодолеть. А сейчас нам надо подумать, как найти Кэла Торнтона прежде, чем он найдет нас. — И, нахмурившись, Кингсли проворчал:

— Я готов жизнь прозакладывать, что это он! Теперь, узнав о смерти Джимми, я в этом просто уверен. Так или иначе, но ты, похоже, в не меньшей опасности, чем я.

Габриэль не хотелось бы так думать, но нужно было смотреть правде в лицо.

— Значит, вы уверены, что это Кэл Торнтон? А что вы можете сказать о его приятеле?

Но Кингсли покачал головой:

— Сэм слишком глуп. Нет, это Кэл, точно тебе говорю. Ресь вопрос в том, зачем ему это понадобилось. После стольких-то лет!