Эта комната одна стоила тех денег, которые Шона запросила за Гэрлох.

В библиотеке теперь содержалось более тысячи томов. Шона знала точное количество – тысяча сто шестьдесят три, – потому что самолично составляла полный каталог книг. С тринадцати лет до лета того года, когда умерли ее родители, Шона должна была каждую свободную минуту тратить на выполнение этой задачи. На Фергуса возложили обязанность переписать все оружие в замке, не только то, что висело на стенах, но и то, что клан Имри накопил за века.

Некоторые книги приобретались уже древними и с годами становились вообще бесценными. Члены клана Имри с любовью приносили их сюда, в эту сокровищницу знаний, потому что видели в них символ просвещения. Никто не задумывался о ценности этих книг, хотя со временем она только возрастала. При этом никто также не заботился об их сохранности. Гэрлох стоял на отвесной скале, и хоть вероятность подтопления была очень и очень мала, Шона все равно беспокоилась о книгах.

В планы мистера Барри входило расширить библиотеку вверх, чтобы она занимала помещение в двух этажах, но этому не суждено было случиться: денег на реконструкцию не хватило, и библиотека осталась на первом этаже. Четыре ряда книжных шкафов с узкими, фута в три шириной, проходами представляли собой эдакий лабиринт, полный теней и загадок.

– И ему хватило наглости настаивать, чтобы мы спали в каких-то коморках! В жизни не видела таких маленьких комнатушек! Папа тут же, считай, купил эту гостиницу со всем содержимым.

Очевидно, Мириам опять предается воспоминаниям о путешествии. А Шона-то думала, что они слышали уже обо всем, что забавляло, удивляло, раздражало Мириам на протяжении пути в Гэрлох, обо всем, что стояло между ненаглядной Мириам и ее комфортом. По счастью, Шона в самом разговоре не участвовала.

Мистера Лофтуса библиотека, кажется, не впечатлила. Он морщил нос от запаха, и Шоне захотелось сказать, что так пахнут знания. По крайней мере так всегда говорил ее отец. Вне всяких сомнений, это смешанный запах кожи, старой бумаги и книжных червей.

– Гэрлох – огромный старый домище, где повсюду гуляют сквозняки, – заметила Мириам.

Шона напряглась всем телом. Хелен бросила на нее предостерегающий взгляд. Хелен лучше всех знала, каково финансовое положение Шоны.

Шона кивнула и выдавила улыбку, но прежде, чем она успела что-то сказать, Гордон ответил:

– Замок очень большой. И у него чудесная история.

Мириам с обожанием взглянула на него снизу вверх, как будто она маленький птенчик, а он только что принес ей славного жирного червячка.

– Вы должны рассказать нам историю Гэрлоха, – объявила Мириам. – Мне так нравится ваша манера говорить.

Акцент этой женщины просто ужасен! Она нарочито приглушает голос и немного гнусавит. По большей части Мириам говорит почти шепотом. Нет, ее нельзя сравнить с голубем или птенчиком – она скорее похожа на умирающую птаху, которой едва-едва хватает сил хлопать маленькими крылышками.

Однако Гордону, похоже, голос Мириам очень нравится, как, впрочем, и она сама, потому как в течение этой ужасной, утомительнейшей экскурсии он ни на что и ни на кого, кроме Мириам, внимания не обращал.

– Твоя бабушка родом из этих мест, да, пап? – спросила Мириам.

Мистер Лофтус кивнул.

– Она была Имри, – объявил он, устремив на Шону цепкий взгляд.

Господи Боже…

Мириам посмотрела на нее:

– Значит, мы в некотором смысле родственники, графиня?

– В Шотландии очень многие носят фамилию Имри, – ответила Шона спокойно.

«Господи, пожалуйста, пусть они будут не из моей семьи».

– Бабка учила меня, что горец верит сначала семье, потом клану, а потом уже всем остальным.

Он что, собирается читать ей лекции о горских традициях? Ей?

– Я слышала, что нет зрелища более волнующего, чем мужчина в килте, – голосом умирающей птицы проговорила Мириам.

Шона взмолилась, чтобы Бог ниспослал ей терпение и глоток старого доброго виски. Это уже слишком.

– Как бы я хотела увидеть вас в килте, Гордон.

Наверное, она заметно покраснела, потому что мистер Лофтус и великан как-то странно на нее посмотрели. Хелен изучала деревянные панели на стене, а Элизабет – узор на ковре.

Они что, все притворяются, будто ничего не слышали?

Ладно. Она последует их примеру.

Пусть надевает килт и красуется перед ней, как петух перед курицей. И ей плевать, даже если Мириам проведет рукой по его красивому бедру и станет щупать его великолепные круглые ягодицы. Пусть она истекает слюной от похоти. Пусть у нее глаза делаются маслеными от вожделения. Пусть они совокупляются хоть на обеденном столе, хоть во дворе, хоть на берегах озера – где хотят.

Это не ее дело.

Гордон может быть неотъемлемой частью ее прошлого, но она переросла его. Она уже не та девочка, которой некогда была.

– Вы готовы подняться на третий этаж, мистер Лофтус? – спросила она. – Оттуда можно пройти на чердак.

– Нет нужды обходить весь замок за один раз, – ответил он. – Мы все равно пробудем здесь еще несколько недель, графиня.

Несколько недель? Несколько недель?! Шона лишилась дара речи. Чем она будет их кормить все это время?

– Так что третий этаж осмотрим в другой день, – заключил мистер Лофтус. – И чердак. И подземелье. Я с удовольствием осмотрю все это без спешки.

– У нас нет подземелья, – ответила Шона, забыв улыбнуться. – Только погреб, где хранится виски.

Он кивнул:

– А пока я бы немножко передохнул.

– Ну конечно, – согласилась она.

– Мне пойти с тобой, папа?

Мириам на мгновение отвлеклась от Гордона.

Мистер Лофтус тепло улыбнулся:

– В этом нет нужды. Я просто немного полежу перед ужином. – Он посмотрел на Шону. – Легкий перекус тоже не помешал бы.

Опять?!

– Может, чаю? – предложила Хелен, придя на выручку.

– Скорее стаканчик виски. С олениной, оставшейся от вчерашнего ужина.

Мистер Лофтус в сопровождении Элизабет и великана вышел из комнаты. Хелен отправилась на кухню, а Шона осталась с Гордоном и Мириам.

В этот момент они оба были ей одинаково неприятны. Мириам улыбнулась Гордону, а Шона почувствовала, как внутри у нее что-то лопнуло.

– Знаете, он прекрасно выглядит в килте, – улыбнулась она Мириам. – Сможете рассказывать всем друзьям, что горец для вас позировал. – Она улыбнулась еще более ослепительно – на этот раз Гордону. – Возможно, он даже нагнется, чтобы вы смогли как следует рассмотреть его задницу – а задница у него особенно хороша.

С этими словами она удалилась из комнаты под аханье Мириам.

На этот раз Шона улыбалась от души.


Гордон обнаружил ее в одной из южных гостиных на втором этаже. Шона стояла лицом к стене, на которой, прикрывая вмятину, висела драпировка из шотландки. Гордон слышал, что вмятину эту оставил кулак одного из прежних лэрдов. Ее не стали замазывать и закрашивать – несомненно, в память о крутом нраве того человека.

Гордость Имри имеет долгую историю.

– Добилась чего хотела? – спросил он, прислонившись к дверному косяку.

– Нет, не добилась, – ответила Шона, не оборачиваясь.

– По-моему, это было даже больше, чем просто грубость. А ты и впрямь думаешь, что у меня красивая задница?

Шона сжала ладони и склонила голову, рассматривая их.

– Считай, что твой долг выполнен. Я пойду и извинюсь.

Они находились в одной комнате, но с тем же успехом она могла быть в Лондоне. Шона снова превратилась в строгую, надменную Имри.

Он направился к ней. Зачем? Хотел посмотреть, дрожат ли у нее руки? Или ощутить запах ее духов?

– Ты знаком с Элизабет?

Ее вопрос удивил его.

– Нет.

Он остановился за ее спиной, так близко, что мог бы ее коснуться. Вот здесь, у основания шеи, где у нее такая чувствительная кожа. Сколько раз он осыпал ее поцелуями! Сколько раз она дрожала от восторга в его объятиях!

– Твоему мужу было хорошо с тобой в постели?

Ее плечи напряглись.

– Вы не встречались даже в Севастополе?

Она как будто и не слышала его вопроса. Ну да ничего, он знает, как обойти врага с фланга и обескуражить его залпом артиллерии.

Гордон шагнул вперед, наклонился и подул ей в шею.

Шона вздрогнула.

– В Севастополе и Индии я знал нескольких сестер милосердия, – спокойно ответил он, – но с Элизабет никогда не встречался.

Он не собирался открывать ей того, в чем признался ему Фергус. Если Фергус захочет посвятить сестру в этот вопрос, то сделает это сам.

Медленно, очень осторожно, как будто задумала это еще до того, как он стал ее дразнить, Шона сделала шаг вперед. У нее не слишком-то много пространства для маневра – еще пара шагов, и она упрется носом в стену.

– Почему рядом с ней Фергус ведет себя как идиот?

Она повернулась к нему, плотно сжимая руки перед собой.

Гордон улыбнулся:

– Спроси его об этом сама.

– Он молчит. – Она тяжело вздохнула. – Война очень изменила его, Гордон.

Шона посмотрела ему в глаза.

– Такое часто бывает с мужчинами.

– Тогда почему вы так стремитесь воевать?

– Чтобы защитить то, что считаем своим. Может, чтобы проявить себя.

– Тогда почему вы возвращаетесь израненными и сломанными?

– Шона, не я вел ту войну. Это дело генералов.

Она покачала головой:

– Ты ее не вел. Но ты так на нее рвался.

– Ты по ночам спишь спокойно потому, что такие мужчины, как я, готовы защищать тебя от врагов.

– Я понимаю, ты не мог остаться.

– А почему я должен был остаться? – Он не отвел взгляда, даже когда она побледнела. Этому он тоже научился на войне – всегда смело встречать врага лицом к лицу и не позволять проявиться собственным страхам и странностям. – Меня тут ничто не держало.

Женщина, которую он любил, вышла замуж за другого – он как-то свыкся с этим предательством, но так и не понял его.

– Ты его любила? – спросил он, чувствуя, как в душе закипает гнев. Потребовалось усилие воли, чтобы успокоиться. – Ты никогда не говорила мне.

– Зачем ты пришел?

Шона устремила взгляд на пятнышко на полу.

– Поговорить с Фергусом, но он опять куда-то подевался.

– Это все из-за Элизабет. Он не может подолгу находиться с ней в одной комнате.

– Женщины имеют такую власть над нами. Они делают нашу жизнь либо прекрасной, либо невыносимой. Шона, ты сделала жизнь своего мужа невыносимой?

Она шагнула в сторону, словно хотела избежать столкновения. Гордон повторил ее движение. Паника, вспыхнувшая в ее глазах, заинтересовала его.

– Ты меня боишься?

– Я хочу, чтобы ты ушел.

Она вздернула подбородок.

Он сделал еще шаг навстречу ей.

– Почему ты меня боишься?

Ее глаза расширились.

– Думаешь, я хочу наказать тебя за предательство? Как я могу? Какое наказание будет подходящим, а, Шона?

– Это случилось очень-очень давно.

Она попятилась, пока не уперлась спиной в стену.

– Да. Целую вечность назад. И все-таки я помню, как мне об этом сообщил Фергус: «Она выходит за графа Мортона».

Шона не ответила, но Гордон и не ждал ответа.

Он улыбнулся:

– Я даже думал, что ты беременна. От меня – или от него, гадал я. Но никто не спешил объявить о счастливом событии в вашем семействе, и тогда я стал спрашивать себя: неужели ты просто воспылала к нему страстью? Неужели обманула меня? Ты согревала его постель, в то же время встречаясь со мной? – Он сделал еще один шаг вперед. – Или дело в его деньгах?

Он коснулся пальцем кончика ее носа. Шона отпрянула.

– У меня ведь тоже были деньги, Шона. Ах да, нам бы не пришлось жить в таком огромном замке, как Гэрлох, но наш дом был бы достаточно просторным. Я уже тогда унаследовал фабрику и мог содержать жену. Почему ты выбрала не мои деньги, а его?

Ее глаза вспыхнули.

– Семь лет прошло, Гордон. Семь лет.

– Целая вечность, – повторил он. – Ты бы хотела вернуться в прошлое? – Очевидно, этот вопрос ее очень удивил. – Хотела бы ты отмотать время на семь лет назад, Шона? Вот теперь – поступила бы ты иначе?

Она посмотрела на свои ладони. Когда она в конце концов заговорила, голос ее звучал едва слышно:

– Пожалуйста, Гордон, уходи. Оставь меня одну.

Ах, если бы он только мог. Если бы он мог выбросить ее из головы, он сделал бы это еще семь лет назад.

Может ли мужчина вожделеть женщину, которой не доверяет?

Очевидно, может, да еще как!

– Ему было хорошо с тобой?