Карен Рэнни - Шотландская любовь

Грудь Шоны часто вздымалась. Она словно задержала дыхание на семь лет, а теперь хотела надышаться воздухом Нагорья. Фергус несколько раз наведывался в Гэрлох, а вот она не бывала здесь ни разу с тех пор, как вышла замуж.

Теперь она вернулась. Снова дома.

– Шона, – Хелен буквально прижалась носом к стеклу, – а там впереди случайно не карета полковника сэра Гордона?

– Что?! – Шона приникла к окну. Да, экипаж и впрямь похож на карету Гордона. – Это невозможно. Он должен быть в Инвернессе.

Хелен не проронила ни слова.

– Он не может быть здесь.

Хелен продолжала молчать.

Господи, ну пожалуйста, пусть это будет не он!

Однако Шона подозревала, что Бог по натуре шотландец, и милости от него в этом вопросе ждать не приходится. И потому была абсолютно уверена, что сейчас впереди них именно Гордон Макдермонд, полковник сэр Гордон.

Хуже и быть не может.

Путь, который при обычных обстоятельствах занимал день, они проделали за два – а все из-за ноги Фергуса. Они периодически останавливались, чтобы он мог размяться, потому что иначе, в неподвижном положении, боль в ноге нарастала и становилась нестерпимой.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил Гордон в первый же день, помогая Фергусу сесть в карету.

– Говорят, что мне вообще повезло, что я остался с ногой. Хотя иногда я и подумываю о том, чтобы отпилить ее к чертовой матери.

Фергусу дорога давалась нелегко, но он не жаловался и стоически сносил все тяготы путешествия. Казалось, за последние полгода он постарел на несколько десятков лет.

Гордон изнывал от бессилия. Макдермонды всегда добивались своего – так говаривал старый генерал. А тут…

Гордон не видел дома уже три года. Ратмор стоял на прежнем месте. Он уступал Гэрлоху в размерах и не производил такого сильного впечатления, как «старший брат». Оно и понятно: этот дом предок Гордона выстроил какую-нибудь сотню лет назад. И по коридорам его еще не бродили призраки – разве что тень маленького Гордона, худого, изможденного и до полусмерти запуганного отцом.

Он был единственным ребенком в семье. Его мать умерла, рожая генералу второго сына, – младенец умер вместе с ней. Возможно, настанет день, когда он сможет думать об отце спокойно, и призраки прошлого не будут туманить ему взор. Возможно, настанет день, когда он сумеет подумать о Шоне как о женщине, которую некогда любил, не более того. Возможно.

Он возвращается домой, домой в Инвергэр-Глен. В дом своего детства, своих горестей, своего самого большого разочарования. Однако странным и непостижимым образом Инвергэр-Глен таил в себе бесконечную привлекательность и даже некое волшебство.

На склонах Бан-Ломонда он играл, воображая себя героем. Бросая вместе с Фергусом камешки в воды Лох-Мора, он открывал в себе дух соревнования. Из Инвергэр-Глен он ушел на войну, ушел заученно смелой походкой солдата, не зная, увидит ли еще когда-нибудь Гэрлох и Шону.

Он выжил – вопреки всему. Целым и невредимым прошел крымскую войну и сражения в Индии. От несущественных ран остались, как напоминания, мелкие шрамы, однако он мог ходить без посторонней помощи и не мучился болями.

Гэрлох приветствовал их. Он величественно возвышался над лощиной, с гордостью сообщая каждому, кто приближался, о своем вековом присутствии.

Они съехали с главной дороги и двинулись в направлении Ратмора – и тут Фергус захохотал.

Гордон не успел осведомиться о причинах его внезапного веселья – он и сам увидел приближающийся экипаж.

– Ты их знаешь? – спросил он.

Едва эти слова слетели с его губ, он увидел в окне незнакомой кареты лицо Шоны.

– Ты знал, что так будет, да? – поинтересовался он, когда карета начала их обгонять.

Фергус не ответил – он махал рукой проезжающей мимо сестре.

Гордон постучал по потолку кареты, привлекая внимание кучера. Как только тот остановил лошадей, Гордон велел ему ехать в Гэрлох.

Первый двор, именуемый также Верхним, был очень узким – он служил своеобразной ловушкой для врагов клана Имри. Путь в Нижний двор лежал через железные ворота в задней стене, и, проезжая сквозь них, Гордон приготовился к бою.

Они въехали во двор. Шона стояла на верху лестницы.

Прохладное прикосновение ветра – предвестник бури, что зреет на горизонте. Подходящее сопровождение для возвращения домой. Впрочем, это не его дом, и не важно, сколько времени он провел, глядя на Гэрлох и мечтая о его прекрасной обитательнице.

За спиной Шоны стояла, поджав губы, мисс Патерсон. Интересно, чьи именно действия она не одобряет, его или Шоны?

– Что ты здесь делаешь? – спросила Шона, когда Гордон вышел из кареты.

Он хотел помочь Фергусу, но тот только отмахнулся. На лице его играла улыбка предвкушения, и от этого он так напоминал себя в юности.

Гордон начал подниматься по ступенькам, но остановился, преодолев половину пути. Он не станет нападать на могучего противника, не дождавшись подкрепления.

– Что ты здесь делаешь? Я думал, ты в Инвернессе, привечаешь племянника.

– Приезжает внучатый племянник моего мужа. Но я не говорила, что собираюсь оставаться в городе.

– Того, что едешь домой, ты тоже не говорила.

– Как и ты, Гордон Макдермонд.

Мисс Патерсон что-то прошептала ей на ухо, возможно, напомнила о его титуле, но Шона только отмахнулась. Как будто ей есть дело до его титула! Ха!

– Я привез Фергуса домой.

Она изменилась в лице – оно будто превратилось в холодную фарфоровую маску.

– Гордон, ты не мог выполнить даже одну-единственную мою просьбу?

– Очевидно, не мог, – огрызнулся он, раздосадованный.

Он рассчитывал, что Шона будет поддерживать видимость светской любезности, но она обрушилась на него как ураган.

– По-моему, он рад снова быть здесь, – добавил Гордон, но его замечание ничуть ее не смягчило.

Она взглянула на карету.

– Фергус недостаточно здоров для подобных путешествий.

И где она научилась такому ледяному тону? С ним говорила графиня Мортон, это чувствовалось во всем: в голосе, во взгляде, в позе.

Он сделал еще шаг к ней. Гордон очень злился – на себя, на нее, на саму эту ситуацию.

– Он прекрасно перенес дорогу, – солгал Гордон. – Он не ребенок, Шона.

Ее лицо окаменело.

– А ты где был в последние полгода, когда он каждый день и час страдал от ран? Развлекался в Лондоне, танцевал на балах?

– Да.

Изумление на ее лице вызвало у него улыбку.

– У меня это славно получается. Мне говорили, что я наделен немалым обаянием и умею влиять на людей.

Она покачала головой и оглянулась на мисс Патерсон. Неужели ее присутствие заставило Шону прикусить язык?

– Шона, я не хочу продавать дом, – проговорил Фергус за его спиной.

– Фергус, дорогой, зачем ты приехал?

– Чтобы остановить тебя. – Он улыбнулся уголками губ. – Ты скверно поступаешь, Шона.

Она опустила голову, словно разглядывая ступеньки, тяжело вздохнула и подняла глаза. Выражение жалости на ее лице взбесило Гордона. Черт возьми, нельзя же обращаться с Фергусом так, словно он совершенно беспомощен. Да, он получил ранение, но ведь он жив. Понятное дело, ему едва не оторвало ногу пушечным ядром, но он ведь выжил, и ногу сохранил. Да, возможно, он до конца своих дней будет хромать, но Фергус от природы такой упертый, что хромота его не остановит, не помешает осуществить задуманное.

Он, в конце концов, получил Крест Виктории. За одно только это с ним можно обращаться уважительно.

Она направилась к брату, но Гордон заступил ей дорогу.

– Фергус не малое дитя, – прошептал он. – Дай ему самому подняться.

Шона взглянула на него так, будто его слова разожгли в ней пламя гнева. Серые глаза заволокло дымом от бушующего внутри пожара.

Путь вверх по лестнице давался Фергусу нелегко. Он справлялся сам, но было неясно, насколько его хватит.

Шона просто развернулась и скрылась за дверью, оставив их на крыльце.

Гордон не был уверен, что выиграл эту битву, а уж война не закончена и подавно.

– Неужели он голодает?

Шона, не веря собственным глазам, оглядывала почти пустую буфетную. Что Старый Нед ест? Судя по пустым полкам для мяса в кладовой, питается он все больше святым духом.

Ей сделалось ужасно стыдно.

– Может, у него в деревне есть друзья, – сказала Хелен, аккуратно заложив пальцем страницу в гроссбухе, которую проверяла. Она повернулась к Шоне. – Вдруг он и сейчас там?

Когда они въехали в Гэрлох, в сторожке у ворот Старого Неда не было. Они пробовали его позвать, но тщетно.

– Только бы он не умер с голоду, – сказала Шона.

– Он ведь взрослый мужчина, разве нет?

– Он член моего клана. – Она бросила взгляд на Хелен. – Мне следовало бы раньше о нем подумать, но я этого не сделала.

– Наверняка он и сам в состоянии о себе позаботиться.

Верно, однако она все равно чувствовала ответственность за этого человека.

Кладовая располагалась по соседству с гигантской, похожей на пещеру, кухней. Три стены были заняты множеством деревянных полок, и лишь на одной-единственной из них, в уголке, имелась хоть какая-то провизия. Кладовая для мяса также пустовала.

– Что ж, очевидно, нам нужно раздобыть еды, – провозгласила Хелен, и в ее голосе послышались нотки решимости.

Да, она права, но на какие деньги? Шона сглупила и совсем не подумала о том, что в Гэрлохе им тоже нужно чем-то питаться. Однако теперь стало очевидно, что необходимо действовать, и действовать быстро. Они с Хелен – и Фергусом – вряд ли долго протянут на мешке овса.

У нее осталась брошь с гербом клана, фамильная драгоценность, отделанная бриллиантами и изумрудами. Она решилась бы продать ее, только впав в полнейшее отчаяние. Сейчас, похоже, она близка к нему как никогда.

– Кажется, чая у нас тоже нет.

Шона покачала головой.

Перед ней стояли три огромных стола с изрезанными столешницами: еще бы, сколько десятков лет они служили верой и правдой! Она помнила, как кухарка замешивала тесто для хлеба на столе, который стоит посередине, как под ее большими ладонями непонятная мучнистая масса превращалась в нечто волшебное, дышащее пузырьками. Над головой Шоны висели котлы и сковородки, рассчитанные на то, чтобы в них готовили еду на сотню человек. Теперь их покрывала паутина. В дальнем конце кухни они с Хелен открыли окно, чтобы выветрился застарелый запах плесени и пыли.

– Надо было взять с собой побольше провизии, – сказала она.

Впрочем, в Инвернессе их кладовые также были почти пусты.

– Ты можешь занять продуктов у кого-нибудь из соседей?

– У нас нет соседей, кроме Макдермондов. Но у него мы ничего просить не будем.

Шона изобразила улыбку, чтобы Хелен не заподозрила, как сильно она расстроена, и вышла из кухни.

Гэрлох отчаянно нуждался в заботливых руках. По углам фестонами свисала паутина, в замке царил общий дух разорения и заброшенности. В каждой комнате по-своему пахло плесенью. Полы были пыльные, давно не метенные.

Замок был выстроен для защиты, а не для комфорта обитателей. В главной башне посему вообще не имелось окон, только бойницы, которые позже, когда достраивали Гэрлох, попросту заложили камнями. Кухня располагалась в задней части замка, наиболее удаленной, ее соединял с основным зданием длинный узкий коридор – благодаря этому запахи с кухни никогда не оскверняли воздух в столовой, однако из-за этого же большая часть блюд попадала на стол холодной.

Винтовая лестница занимала центральную часть главной башни. Впоследствии к ней добавили перила, однако ступеньки так и остались скошенными – понятное дело, здесь все было предназначено для того, чтобы воину-правше с мечом в руке легче было оборонять свой дом от врагов. Подниматься по черной лестнице в задней части замка было куда легче, о чем Шона и напомнила Фергусу.

Она обращается с ним не как с младенцем. Какое Гордон Макдермонд имеет право так говорить?

Семь лет назад на них обрушилось бремя огромных долгов. Брюс выбрал наилучший момент, чтобы посвататься к ней. А Фергус… ненавидел ли он ее за это? Винил ли в том, что она переступила через его гордость, чтобы спасти их в той безнадежной ситуации?

Она никогда его об этом не спрашивала.

Чего он ждал от нее? Что она позволит им умереть с голоду в Гэрлохе? Подчинится ему лишь потому, что он мужчина?

По крайней мере, выйдя за Брюса, она смогла купить Фергусу офицерский чин. Об этом они тоже никогда не заговаривали. Сказал ли он по крайней мере Брюсу спасибо за это?