— Пятьсот тысяч ливров! — ошарашенно повторяла она. — Простите, княжна, мне надо ненадолго вас покинуть. О, я все знаю — ваши вещи остались где-то далеко и вам не во что переодеться, но герцогиня прислала вам подходящий туалет, и моя горничная поможет вам одеться!

Она шмыгнула за дверь, в которую вскоре внесли большой короб, и опрятная, средних лет женщина стала помогать Соне одеваться. А потом пришел парикмахер и соорудил ей такую прическу, с которой она прежде просто не рискнула бы выйти на люди.

Однако, как говорила покойная маменька, нечего со своим уставом в чужой монастырь ходить! Сейчас от этих людей, с коими свела княжну судьба, зависит слишком многое. Например, возможность передвигаться по стране, чтобы без помех добраться до Дежансона.

Там уж Соня раздобудет себе средства для того, чтобы поехать в Нант, где живет ее бывшая гувернантка Луиза, которая давно ждет ее, или, в крайнем случае, вернуться в Россию. Впрочем, с этим пока можно подождать.

Едва парикмахер, присланный Иоландой, успел закончить сооружение Сониной прически, как в дверь постучали и почти тут же возникла слегка запыхавшаяся Жозефина.

— Мадемуазель Софи, если вы позволите вас так называть, мы готовы показать вам Версаль!

— Кто это — вы? — подивилась Софья. — Вы говорите о себе?

— О себе и о своем брате. Он будет рядом, и никто не посмеет причинить нам с вами хоть какой-то вред.

Соня пыталась понять, что хочет от нее Жозефина д’Аламбер, но пока это ей не удавалось.

— Вообще-то я хотела бы поехать в Париж, — медленно проговорила она. — Герцогиня уверила меня, что я смогу посмотреть все, что захочу…

— Моя дорогая! — вскричала Жозефина. — Париж так Париж! Никто не знает его лучше моего брата…

— Ее светлость ничего не говорила о вашем брате.

— Ах, милочка, не будьте такой скучной! — почти фамильярно прервала ее юная Жозефина. — Уж не знаю, чем вы пленили герцогиню де Полиньяк, но она готова исполнять любые ваши прихоти. Она дала в ваше распоряжение даже свою карету! Вы же не станете требовать, чтобы в ней сидели только мы с вами, если к нам может присоединиться красивый и умный молодой человек, который знает все…

— Все? — изумленно переспросила Соня.

— Все! — твердо повторила Жозефина. Жозефина д’Аламбер была так возбуждена, что едва не приплясывала на месте. И как только они с Софьей вышли из комнаты, так она тут же подтолкнула княжну к богато одетому франту, который с поклоном приветствовал ее.

— Познакомьтесь, — торжественно проговорила Жозефина. — Это мой брат граф Жюль д’Аламбер!

Соня немного растерялась. Она никак не ожидала, что ей придется проводить время в таком обществе. Во-первых, Соня не одета так, как, например, та же Жозефина, а во-вторых, с некоторых пор она решила обходиться без томных взглядов, вздохов и прочих принадлежностей любовных игр. А Жюль как раз именно к этому и был расположен.

Наверное, Софье на роду написано быть старой девой, и поэтому мужчины, их внимание вызывали у нее чаще всего лишь досаду.

«Совсем недавно ты вовсе так не думала, — напомнил ей настырный внутренний голос. — Не кокетничай. Ты уже привыкла, что на тебя обращают внимание, что в тебя влюбляются, и тебе вовсе не так уж нравится быть от этого в стороне…»

Ладно, голос прав, эти мысли так не идут Соне нынешней. Ее чувства так обогатились, ее взгляд на многие вещи так изменился… Бог с ним, с этим Жюлем, пусть будет рядом. Кажется, он не так напыщен, как его сестра.

— Мне приятно с вами познакомиться, — вслух сказала она, в то время как граф д’Аламбер с тревогой наблюдал смену чувств, отражавшихся на ее лице. — Ваша сестра уверяет, что лучше вас Парижа никто не знает. У меня есть возможность в этом убедиться.

— Располагайте мной! — с жаром воскликнул граф и подал ей руку.

Жозефина обрадованно поспешила следом.

Герцогиня и вправду выделила им для поездки свою карету, и Соня заметила, что брат и сестра д’Аламбер размещались в карете с каким-то особым удовольствием, в то время как она сама не испытывала перед роскошью обивки, позолоты и прочего никакого восторга: карета и карета!

Наверное, старой деве так вести себя и положено. Это Соня сама про себя так пошутила.

Слышно было, как кучер щелкнул кнутом, и карета тронулась в путь. Но так как до Парижа было целых четыре лье, как тут же сообщил Соне словоохотливый Жюль д’Аламбер, брат с сестрой принялись сплетничать о придворных, рассказывать русской княжне, как живет французский двор.

Что она, бедняжка, может об этом знать в своей Сибири, которая только и славится разве что медведями. Ну, еще и мехами.

Соня слушала вполуха. Молодой граф тарахтел, не переставая.

Соня не могла сказать, что он глуп, но все его суждения были настолько легковесны, что с ними можно было бы и поспорить… если бы он дал ей возможность вставить хоть слово. Ага, карету на ухабе тряхнуло, и Софья спросила будто невзначай:

— Скажите, а вам приходилось бывать в Марселе?

Брат с сестрой переглянулись, и Жозефина сморщила нос:

— Я была однажды. Мне не понравилось. Там все провоняло рыбой. Жуткая вонь!

— Париж, однако, тоже не славится чистым воздухом, — заметил ее брат. — Вы сами убедитесь, моя дорогая… княжна! Это самое причудливое смешение богатства и нищеты, благоухания и откровенной вони. Но тем не менее Париж остается городом мира. Его обаяние и очарование будут вечно вдохновлять поэтов и писателей всех времен и народов…

Завелся! Наверное, нет на свете вопроса, который был бы неведом словоохотливому графу и по коему он не имел бы своего мнения.

— А меня Марсель поразил! — она прервала его вдохновенную речь и улыбнулась про себя досаде Жюля. — О нем мне рассказали такие таинственные истории. Военные и торговые суда, утлые лодчонки, смешение языков и разыгрывающиеся вдали от людских глаз трагедии…

— Вот видите, и там смешение, как везде! — тут же подхватил граф. — Мы вынуждены жить бок о бок с теми, кто доедает последний кусок хлеба и не имеет ни единого су, или с теми, кто потерял счет своим луидорам…

Нет, всякие попытки Сони вывести беседу в нужное русло оказывались тщетными. Ей попался весьма распространенный тип оратора, а не собеседника: он предпочитал говорить один и слушать только самого себя. А между тем… Соня хотела подтолкнуть его к разговору о том, что волновало ее: не пропадали ли совсем недавно без вести молодые женщины, бывшие прежде при дворе?

Когда она оказалась пленницей Флоримона в одном из его тайных убежищ, Флоримон, как и обещал, прислал к ней молодую женщину. Та обрезала ножом путы, помогла Соне одеться и, поминутно оглядываясь на дверь, прошептала:

— Если вы сможете отсюда вырваться — что-то подсказывает мне, что вас вместе с нами не повезут, — передайте моей матушке, что я жива… Она живет в Париже. Оплакивает меня. Все думают, будто я утонула, катаясь на лодке. А это все подстроили люди Меченого! Если бы она знала, то, наверное, постаралась бы выкупить меня. Правда, мы не очень богаты. После смерти батюшки…

В это время за дверью раздался звук шагов, и она испуганно замолчала.

— Имя! Вы не сказали ваше имя! — затеребила ее Соня. Судьба этой девушки напомнила Соне ее собственную судьбу: Астаховы тоже стали особенно бедствовать после смерти Сониного отца.

Но девушка вся превратилась в слух, дрожа и не двигаясь с места. Что же сделали с нею эти негодяи? Какому изощренному «обучению» подвергли?

— Как зовут вашу матушку? — чуть ли не крикнула ей Соня в самое ухо.

— Маркиза Фредерик де…

Она не успела сказать, за нею пришли, и Соня имени так и не узнала. Она хотела подвести к нужному ей разговору д’Аламбера, подозревая, что брат и сестра в курсе всех дел, происходящих в Париже.

— …Представьте себе, княжна Софи, — рассказывал между тем граф д’Аламбер, — один барельеф над воротами дома…

— Мы подъезжаем к Парижу! — бесцеремонно прервала брата Жозефина. — Пусть теперь княжна сама рассмотрит его красоты. Пока мы не очутились среди обещанных тобою вони и нищеты!

Она хихикнула, подколов брата. Похоже, они относились друг к другу без особой любви, но с тем, что Соня назвала бы чувством клана. Иными словами, любой из родственников был бы не прочь способствовать возвышению или обогащению другого, подразумевая, что и собственное положение или состояние вместе с этим упрочится…

Соня поймала себя на этих мыслях и посмеялась: она становится философом… и человеком, который лучше узнает натуры других людей благодаря собственной внимательности и умению делать выводы из увиденного.

А может, княжна просто быстро взрослела, приходя в соответствие своему возрасту как отношением к жизни, так и жизненным опытом. Скорее всего, тому способствовало обилие впечатлений, которых она прежде была лишена.

8

На обратном пути в Версаль Соня уже не обращала внимания на болтовню графа д’Аламбера, хотя во время прогулки по Парижу готова была как следует треснуть его по голове, чтобы он хоть немного помолчал.

Жозефина, впрочем, особой деликатностью не отличалась. По крайней мере, в отношении своего брата. Она буквально простонала:

— Помолчи, Жюль! Никакие тяготы поездки не могут утомить так, как твои бесконечные разговоры.

На миг Соне даже стало жалко словоохотливого графа, который после отповеди сестры сразу прикусил язык, но такое состояние было для него мучительно. Он поискал глазами глаза Сони и, уловив в них сочувствие, взбодрился. Не захотел остаться в долгу у сестры.

— Понятное дело, тебя, как всякую глупышку, утомляют умные речи. Еще бы, ты ведь едва связываешь фразу из трех слов.

— Зато я не надоедаю окружающим! — отрезала та. — Знаешь, как называют тебя при дворе?

Она даже набрала в грудь воздуха, чтобы выпалить в лицо брату, конечно же, обидное прозвище, но вовремя опомнилась. Искоса взглянула на Соню и пробормотала:

— Лучше не задевай меня. Тебе же будет хуже.

Пока брат с сестрой препирались, Соня откинула голову на спинку сиденья и предалась своим мыслям.

Полностью осмотреть Париж у них попросту не хватило времени, но граф показал богатой иностранке все лучшее.

Соню восхищали парижские лавчонки, где продавались самые удивительные и экзотические духи, помада, пудра — все, что нужно женщине. У нее не было денег, но Жозефина покупала все, на что падал взгляд Сони, пояснив, что это побеспокоилась о ней герцогиня де Полиньяк. Мимоходом княжна подумала, что деньги могли бы отдать и ей, но юной Жозефине, видно, было приятнее покупать ей безделушки как бы из своих рук.

Брат с сестрой привели ее в небольшую кофейню, такую чистенькую и уютную, что Соня пришла в совершенный восторг.

Но самое большое удовольствие она получила от посещения сада Тюильри. Тенистые аллеи старых могучих деревьев, высокие террасы, которые простирались по обе стороны сада, почему-то наводили на мысль о Древней Греции. Соня уговорила своих сопровождающих взобраться на одну из них и долго любовалась открывшимся изумительным видом дворцов, храмов, мостов Сены… Благословенна Франция!

Однако стоило ей так подумать, как тут же словно что-то кольнуло ее в сердце. Разве менее красива родина княжны Софьи Астаховой, разве не на ее просторах жил и процветал старинный род князей славных, отмеченных необычайными способностями, одаренных и неуемных?

Странно, что именно в момент искреннего восхищения Францией к Соне впервые пришла мысль о том, правильно ли она поступила, сбежав из России только потому, что ее якобы притеснял брат. Разве не хотел он сделать как лучше? В его разумении, конечно. Ее единственный близкий родственник, коего она отвергла, думая лишь о себе. Словно Николя был не ее кровным братом, а кровным врагом…

Между тем карета уже въезжала в Версаль.

Едва Соня вошла в отведенные ей апартаменты, как перед нею появилась сама герцогиня, весьма взволнованная.

— Дитя мое, я вас жду не дождусь! Королева весьма заинтересовалась вашими похождениями, так что сразу потребовала у меня подробностей. К сожалению, я не смогла ничего к своему краткому рассказу прибавить, потому что хотела сделать ее величество первой вашей слушательницей. Королева была очень тронута и пожелала видеть вас немедленно. Предвидя вашу задержку, я приказала заложить другую карету, чтобы ехать тотчас же.

— Ехать? — удивилась Соня. — Но разве королева находится не в Версале?

— Нет! — улыбнулась Иоланда. — Ее величество королева Мария-Антуанетта ждет нас с вами в Трианоне!

Могла ли еще полгода назад Софья Астахова даже мечтать о том, что удостоится такой чести! Воистину, под лежачий камень вода не течет. Стоило только сдвинуться с места, как ее подхватил поток приключений…