– Если ты приехал только для того, чтобы осведомиться о моем здоровье, то ты впустую потратил время и бензин, – холодно сказала женщина. – Можно было позвонить.

– Я звонил, – дернул плечом парень, поморщившись от железных ноток, сквозивших в ее тоне. – Ты не отвечала, и я перезвонил твоей матери. Она разрешила мне навестить тебя.

– Мама? – неприятно удивилась Саманта. Элизабет Джеймс знала о том, как болезненно относилась дочь к этой дате. – Так, ладно, у меня разболелась голова еще сильнее. Как только мне станет лучше, я наберу тебя.

– Я не понимаю, почему именно в этот день каждый год ты прячешься в комнате, не выходишь из дома и становишься затворницей на двадцать четыре часа, Саманта! Что случилось двенадцатого августа? Сегодня ты даже отменила съемки в Венеции, – на одном дыхании выговорил Энрике, не давая ей захлопнуть перед ним дверь, схватившись пальцами за косяк.

Саманта посмотрела на него, как на незнакомца, хотя до сего момента Энрике никогда не повышал голос, не требовал и не задавал лишних вопросов. Да и она не намерена была вытаскивать скелеты из собственного шкафа.

– Не преувеличивай, Энрике! – твердо произнесла Саманта. – Съемки я отменила по состоянию здоровья, потому что не имею ни малейшего желания позировать перед камерами без настроения. И я не помню, чтобы каждый год я вела себя так, как описываешь ты. Достаточно пояснений?

– Зато я помню, Саманта, – не отставал Энрике. – Мы скоро поженимся, но я по-прежнему ничего о тебе не знаю, потому что ты ничего мне не рассказываешь. Иногда мне кажется, что я для тебя чужой человек.

– Энрике, к чему ты завел этот разговор? – Похоже, последние слова осушили чашу терпения Саманты. – Что тебя не устраивает? Я не та женщина, которая любит болтать по пустякам, демонстрировать слабости и ждать сочувствия. Ты постоянно меня с кем-то сравниваешь! Я не похожа на твоих предыдущих пассий! Я такая, какая есть, и меняться не буду никогда! Когда твои родители договаривались с моей мамой о нашей женитьбе, то я сразу сказала, что отличаюсь от девушек, для которых муж и семья на первом месте, но это не помешало составить брачный договор.

– Ты права, конечно, – согласно кивнул Энрике, отступая. Бесполезно спорить с разъяренной фурией. Не стоит напрасно растрачивать на нее энергию. Что в постели, что в быту Саманта Джеймс оставалась холодной и равнодушной, подчиняясь собственным странным правилам и следуя законам, придуманным ею же. Если их маленькая перепалка дойдет до его родителей или перерастет в грандиозный скандал, то крупные суммы денег на кредитных карточках Энрике будут заморожены, поэтому лучший выход – пойти на попятный.

– Отдыхай, – примирительно произнес Энрике и натянуто улыбнулся. – Созвонимся вечером, если тебе станет лучше, дорогая!

Когда фигура жениха скрылась за поворотом, Саманта испустила тяжелый вздох и захлопнула дверь. Он всем угождал, выдавая мнимое за реальное, стараясь не упускать возможность показать, какой он хороший и послушный мальчик, что совершенно не нравилось Саманте. Рауль был совсем другим: пусть и ранимый порой, но отстаивающий свою позицию до последнего. Изощренный юмор сочетался в нем с душевной простотой и светом внутри. Утонченная натура проявлялась в его прекрасных картинах, куда он вкладывал частичку себя. Многие критики восхищались полотнами Рауля Дюмона, а Саманта с удовольствием выступала в роли натурщицы.

И вместе со всеми достоинствами в нем, к величайшему сожалению, жил и порок. Порочный соблазн разнообразить досуг и провести ночь с другой женщиной мощным ударом разрушил их общие мечты. Он тоже притворялся… Нагло делал вид, что не понимает, почему они расстаются.

Верно подметила ее мать… Человек, отказавшийся управлять многолетним семейным бизнесом и решивший пойти против брата из-за капризов и прихоти, когда-нибудь предаст и Саманту во имя удовлетворения собственных желаний!


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Свет, рассеивающий тьму


Можно ли за три дня влюбиться в мужчину, о котором ничего толком не знаешь, кроме того, что он принадлежит княжеской семье, язвителен, немного циничен, но при этих всех недостатках очень добрый человек?

Конечно, Рауль Дюмон не показывает свои слабости, нужды, даже за стаканом воды он тянется сам, а не просит Марию, дежурящую возле него. Удивительный человек, так храбро заступившийся за нее, незнакомую девушку и подвергнувши собственную жизнь опасности, как доблестный рыцарь. Риторический вопрос невольно возникает в голове. Как можно не влюбиться в такого мужчину?

Даже если бы Адриан Николя Дюмон, мужчина, наводящий страх одним лишь суровым взглядом, не попросил ее ухаживать за Раулем, то Мария все равно бы нашла время, чтобы навещать его. Кроме того, Адриан предложил ей крупную сумму за роль сиделки, а на данный момент Мария нуждалась в деньгах как в воздухе. Во-первых, у нее почти не осталось средств на обратный билет в Милан, а занимать было не у кого, так как подруга улетела с любовником далеко за пределы Монте-Карло. Во-вторых, Мария должна была оплачивать лечение матери, многие годы сражающейся с отмиранием клеток головного мозга, и только дорогие препараты улучшали качество жизни, предотвращая кому.

Мария старалась относиться к тому, что делает, как к врачебному долгу, как к заботе об обычном больном. До того, как стать ассистентом пластического хирурга в лучшем медицинском центре, Мария подрабатывала медсестрой в обычной городской больнице.

Но как же трудно воспринимать Рауля Дюмона как очередного пациента? Голубые глаза, пустые, стеклянные, как у мертвеца, тем не менее, если пристально присмотреть, то можно разглядеть скрытый блеск. Почему он постоянно пребывает в грустном настроении, Мария не имела понятия. А как бы ей хотелось увидеть его веселым, а не хмурым, пускающим ироничные шутки по любому поводу и отвечающим колкостями на заданные ему вопросы… Неужели она и вправду влюбилась в него?

– Читаешь про Поль Гогена? – Хрипловатый голос Рауля вывел ее из размышлений. Мария вздрогнула от неожиданности, потому что, как ей казалось, он спал безмятежным сном. Похоже, мужчина все время наблюдал за ней.

Мария перевела растерянный взгляд Рауля, который с трудом принял вертикальное положение в кровати. Теперь он полусидел, опершись спиной на подушки и скрестив руки на мускулистой и поросшей темными зарослями груди, которая виднелась из-под распахнутой рубашки. Видимо, ей стало жарко, поэтому он решил расстегнуться. Белая повязка, уже не пропитанная кровью, была аккуратно наложена на плоский живот. Рауль Дюмон был сложен атлетически, подобно греческому Богу.

О чем она думает? Человек серьезно ранен, он сильно пострадал из-за нее! По её вине он попал в этот водоворот неприятностей.

И все же Рауль Дюмон был чересчур привлекательным и мужественным, совсем не походил на ее первого возлюбленного – невезучего и нерешительного парнишку, боящегося перечить родителям.

– Да, это книга моей подруги, – ответила Мария, улыбнувшись. – Она интересуется живописью, но я далека от искусства и всего того, что с ним связно. Просто взяла почитать, чтобы скоротать время.

– Поль Гоген, – изрек после секундного молчания Рауль, проведя пальцами по заметной темной щетине, придающую его облику некую загадочность. – Печальная, конечно, судьба была у него… Ты уже прочитала, что слава пришла к нему лишь после смерти?

– Я дошла только до середины, – растерянно проговорила Мария, открыв захлопнутую книгу, чтобы пролистать страницы вперед, но мужчина остановил ее.

– Не утомляйся, читая эти мелкие и нудные строчки! Я могу тебе рассказать сам! Гоген был неподражаемым художником, несмотря на то, что он страдал от болезней, бедности и депрессии. Он даже хотел покончить жизнь самоубийством. Лучшие свои работы Поль написал, когда жил на одном из островов в Океании. Кстати, там же он и умер, а слава постучала в его дом, когда оттуда выносили его труп. В Париже после его смерти было выставлено, если не ошибаюсь, двести двадцать семь его работ. А теперь открой книжку и проверь, верны ли мои знания.

Спустя пять минут Мария изумленно моргала глазами, удивляясь тому, как в его затуманенном алкоголем разуме остались точные подробности биографии знаменитого человека. Она слышала, что люди, любящие изрядно выпить, обычно ничего не помнят и ничем не интересуются. За эти три дня она пару раз стала свидетельницей того, как Рауль требовал у медсестры принести ему бутылку виски. Благодаря появившемуся вовремя Адриану ситуация не переросла в конфликт, однако Рауль и у него просил спасительное спиртное, как наркоман, требующий очередную дозу.

– Вы столько всего знаете, Рауль! – пораженно уставилась на него Мария. – Вы увлекаетесь историей жизни великих людей?

– Боже меня упаси копаться в чужом дерьме без пользы! – вперемешку с ругательством произнес Рауль, покачав головой. – Когда-то… я просто изучал биографии художников и их картины, чтобы после попытаться окунуться в прошедшую эпоху и почерпнуть оттуда вдохновения. Я представлял себя, только не смейся, одним из этих мастеров.

– Вы пишите картины? – не сдержала восклицания Мария, забывшись. – А что вы еще знаете и умеете?

Мужчина странно посмотрел на нее, будто она спросила его о чем-то запретном и неправильном, хотя, возможно, со стороны ее вопрос и прозвучал не очень корректно.

– Почему ты постоянно сидишь вдали от меня? – вдруг выдал Рауль, похлопав ладонью по свободному месту на койке рядом с ним. – Присаживайся сюда, и я тебе расскажу еще одну историю.

– Но мне и здесь удобно, – слабо возразила девушка, поерзав на стульчике, однако через мгновенье послушно исполнила просьбу Рауля, сев настолько близко, что до ее слуха доходило ровное дыхание мужчины.

– Можно один вопрос, Рауль? – Получив утвердительный кивок, Мария сцепила руки в «замок» и более смело продолжила. – Если вы так много знаете, все понимаете, то зачем вы пьете? Алкоголь ведь как наёмный убийца, он медленно и незаметно убивает человека, вызывая ряд неизлечимых смертельных и психологических заболеваний.

– Я отвечу лишь на один вопрос, – холодно сообщил ей Рауль, и в голубых глазах промелькнуло разочарование. – Думаешь, я хотел быть зависимым от этого чертового виски? Или хотел быть рабом собственных воспоминаний? Мария Канарис, без виски я уже не смогу прожить ни дня, потому что он стал единственным источником кислорода. После того, как она ушла, забрав с собой мой воздух.

– Кто вас оставил, Рауль?

Мужчина, осознав, что не совладал с эмоциями и ляпнул лишнего, резко подался вперед. Невзирая на рану, он запустил пальцы в волосы девушки, принуждая ее склониться над ним так, что их лица отделяли несколько сантиметров.

– Снова много вопросов, Мария Канарис!

Его губы яростно впились в полуоткрытый рот девушки, коснувшись кончиком языка ее нижней губы, заставляя тихо застонать и обвить его шею руками. Вкус мяты и малины, странная, но возбуждающая смесь подействовала на Рауля. Черт побери! А Мария Канарис неплохо целуется! Или всё дело в том. что у него не было женщин почти неделю?

Рауль углубил поцелуй, смакуя сладкий вкус, и девушка ответила ему тем же, не уступая в битве языков. Кто бы мог представить, что в тихой и мягкой Марии заложено столько страсти?

Внезапно, положив дрожащие руки на его напряженные плечи, Мария отстранилась, тяжело задышала и покраснела, подобно спелому помидору. Неполные губы сейчас распухли от поцелуя, а карие глаза блестели от неприкрытого желания. Проклятье! Если бы не его чертово ранение и не эта больница, то он бы дал ей много уроков, не относящихся к художественному искусству!

– Ты отблагодарила меня за спасение, – промолвил Рауль, погладив ее нежную и горячую кожу щеки кончиком пальца. – Ты просто горишь от стыда, Мария Канарис! Остынь немного, иначе в моей палате вспыхнет пожар! И давай, кстати, перейдем на «ты». После нашего поцелуя неразумно соблюдать формальности.

– Как тебе удается превращать серьезные вещи в шутку?

Рауль приятно удивился, стоило девушке обратиться к нему, как он пожелал, тем самым преодолевая последнюю преграду.

– Я… не такая, как ты можешь подумать! Честно, я не целуюсь со всеми подряд, но ты застал меня врасплох.

– И ты не была в силах сопротивляться моему мужскому обаянию? – поддел ее Рауль, отчего девушка смущенно отвела взгляд, избегая зрительного контакта. – Мария, тебе не нужно стыдиться! Обычно стесняются те девушки, которые не смогли доставить партнеру удовольствие, но мне чертовски понравилось, как ты целуешься.

Мария открыла рот, чтобы привести другой довод, но дверь палаты отворилась и вынудила обоих увеличить дистанцию и замолчать. Улыбчивый пожилой полноватый доктор вошел внутрь, приветственно кивнув и положив на соседний столик стопку бумаг.