Люблю зиму. Очень. Успокаивает…

Через полчаса пришла мама и, накинув на меня телогрейку, ворча, что в моей куртке я тут себе все отморожу, села рядом и произнесла:

– Ты… ты не должна отказываться от помощи, считая, что деревенский воздух тебе в этом поможет. Если скажут быть там все время, значит, так и делай.

– Мама, все будет хорошо. Ты двоих дочерей родила и обе здоровые, а тоже… низкая свертываемость крови.

Раиса Никитична прижала руку ко рту и начала качаться. Не знаю, сколько мы сидели, когда она прочистила горло и прохрипела:

– Нет. Нездоровые. Мой первый ребеночек умер.

Резко повернулась к ней, пытаясь осознать услышанные слова, и выдохнула:

– Лена… не…

– Я… родила мертвую девочку, – прохрипела она и всхлипнула. – Носила в себе неделю… мертвую. И когда стало плохо… привезли в больницу. После того как ее… у меня началось сильное кровотечение. Мне хотели удалить матку, но потом… Потом… В общем, жива осталась благодарю золотым рукам Котиковой. Она вытащила с того света и сказала, что больше я не смогу родить, да и не нужно, если не хочется на кладбище лежать.

Смотрела на нее и ждала… очень ждала продолжения. Мать вздохнула и, отвернувшись в сторону, чтобы руками резко вытереть слезы на щеках, проговорила дрожащим голосом:

– Когда услышала ее слова… после такой потери, как с ума сошла, – посмотрела на меня и, кивнув, добавила: – Да, так и было. А тут… девочку молоденькую привезли после родов. Изнасиловали ее, как она мне поведала, но матери вовремя не сказала, а потом поздно было. Сбежала от позора. Сама худющая, запуганная… отмучилась и… скрылась в неизвестном направлении, оставив записку позаботиться о ребенке, что ребенок от насильника ей не нужен. Кто такая, даже не знали, пришла, когда уже воды отошли. Ненашенская, но и не из района. Чужая.

– И ты…

Женщина укуталась в шаль посильнее и выдала:

– Я… пошла к гинекологу и попросила отдать мне девочку. В то время, так не было, как сейчас, и они… записали ее мне.

– Выходит, Лена не твоя… – пораженно ахнула, чувствуя, как моя малышка с силой пинает меня, и внизу живота ощущение, что мне туда свинца налили.

– Моя! Непутевая, злая, но моя, – грубо проговорила мама со слезами на глазах, вновь повторив: – Моя. Я же… с ней… с первого дня. Мать ей. Всегда считала, что неважно кто родил, главное, кто воспитал. Но… Лена… она другая, хотя я воспитывала с отцом вас одинаково. Всей душой любила, считала дочерью, вместо той, что потеряла.

Накрыла ее дрожащие руки своими ладонями и проговорила:

– Но как же… почему ты решилась на вторые роды, тебе же… запретили?!

– Я… не специально. Боженька отблагодарил. Да, я верю, что так и есть. Случайно вышло, и не я смогла отказаться. Тлела во мне эта надежда родить, верила, что смогу. Кого послушаешь, у всех нормально, а беременность проходила тяжело. И я решилась. Отец переживал. Он хоть и строгий, а, знаешь, какой! За меня горой. Жаль, что тебе такой не встретился. А этот… непутевый…

Обняла ее и прошептала:

– Мама, а если… если со мной что-то случится… Я хочу, чтобы моя девочка росла с отцом, ведь это и его ребенок. Я напишу письмо Александру, и если я… ты отдашь мое послание ему.

– Какой он отец?! – резко проговорила она. – Сволочь!

Сжала руку и сказала:

– Нет! Он… не откажется от своего ребенка, и я не буду скрывать. Пообещай, что если…

– Нет. Не говори так! Все будет хорошо. И не нужно…

– Прошу… – умоляюще прошептала, зная, что мама обязательно так и сделает.

Она смотрела на меня и кусала губы, не знаю, что думала, но тихо проговорила:

– Хорошо, если… она будет жить с отцом. Но…

Обняла ее всхлипывающую, и успокоила:

– Это так… чтобы я была спокойна. Не волнуйся.

Она кивнула и крепче меня обняла. Резко выдохнула, вновь чувствуя шевеления дочери и внезапный захват мышц, сдавливающий до такой степени, что тут же приподнялась, расставив ноги на ширине плеч, тяжело дыша.

– Ой, пойдем в дом. Ты замерзла, – с волнением сказала мама, поправляя телогрейку на мне.

– Ты иди, чай ставь. Моя девочка буянит. Сейчас отойду, и зайду, – стараясь улыбнуться, предложила ей.

Она кивнула, и пошла, а я продолжала стоять, поглаживая живот, надеясь, что сейчас все пройдет, и можно будет идти следом…»

Закончив читать со слезами на глазах, пытаясь не всхлипывать, и замечая, что осталась только половина странички, стало страшно. Перевела взгляд на жужжащий телефон, но не притронулась. Продолжила:

«Санкт-Петербург – мой любимый город.

Села писать… пока жду… скорую. 39 недель. Плохо себя чувствую несколько дней, а полчаса назад пошло кровотечение. Буду надеяться, что вернусь с дочкой. Кроватку не собирали, Толик займется, как только рожу.

Сейчас он стоит на улице, так как у нас не работает домофон, и ожидает помощь, переживая за меня. Коркинов замечательный мужчина, самый лучший. Очень рада, что повстречала его. Уверена, что он будет хорошим отцом моей малышке. Никому нас не даст в обиду.

Очень хочу, чтобы эта запись была не последней, хотя сейчас меня трясет и мне нужно что-то делать, чтобы не паниковать. Поэтому пишу...

Идут…

Ни пуха ни пера!»

Дочитывая последние строчки дневника, кусала губы, глотая слезы. Повернулась в кресле к окну и просто сидела, закрыв глаза, пытаясь успокоиться. В груди как будто камень образовался, не дающий вздохнуть.

Перед глазами за считаные секунды прошло мое детство, юность. Я даже понимала, почему бабушка ничего не рассказала мне. «Моя!» – она заявила про Елену. Кто вырастил, тот и мать.

Но разве Елена мне когда-то была матерью? Нет, не была! Я для нее была ничтожеством, последствием измены, грязной связи. Она всю жизнь меня ненавидела и показывала это, только не говорила вслух, что странно.

Удивительно, почему она согласилась участвовать в этом – признать меня своим ребенком? Она ничего никогда не делала без выгоды, а значит, все не просто так, и тут замешаны все.

А потом… Елена Николаевна стала использовать меня как источник дохода.

Резко поднялась и стала ходить по кабинету, прижимая дневник к груди. Подошла к столу и стала вновь перечитывать, что понять яснее, что пропустила на эмоциях.

Не описать, что я испытывала. Сильные эмоции рвались изнутри, разъедая меня в ничто. Ходила кругами как умалишенная, пытаясь до конца все понять.

Внезапно схватила сумку и телефон, и быстро направилась к шкафу, быстро натягивая шубу. Помню, что закрыла кабинет, так как ключи держала в руках вместе с телефоном.

Уловила момент, когда пошел звонок, и сразу ответила:

– Да.

– Добрый день, Валерия. Простите, что наедаю. Это я…

Шла как в тумане, покачивая в сторону. Была только одна мысль – положить трубку и позвонить Шторму. Он мне нужен. Очень. Необходим, чтобы не сойти с ума…

Вспоминая, что у меня кто-то на связи, резко уточнила:

– С кем я разговариваю?

– Мы с вами разговаривали. Я Леонид. Мы познакомились на беговых дорожках. Помните?

«Леонид? Я помню, что в клубе со мной разговаривал Олег. Или я сейчас не так все понимаю?»

Выдохнула и сказала:

– Простите, сейчас не могу говорить. Я вам завтра позвоню и уточню вопрос. Сейчас я не в состоянии…

– Ты куда-то идешь? Я рядом. Могу зайти, – грубо выдал он, что показалось мне странным и непонятным. Нахмурилась и сухо проговорила:

– Всего доброго.

Тут же сразу набрала Шторма, и громко попросила:

– Андрей, пожалуйста, забери меня. Очень прошу.

– Лера, что случилось? С работы? Я сейчас, – ответил он, и тут же дверь лифта открылась и я встретилась с хищными зелеными глазами мужчины-спортсмена, что подходил ко мне на беговой дорожке. Олег. Понимая, что тут что-то не так, посмотрела на него, окидывая внимательным взглядом, замечая шприц в руках.

Вскрикнула.

Он кинулся ко мне и втащил в кабину, нажав кнопку, ударяя по руке, отчего телефон упал на пол. Не переставая бороться, громко закричала:

– Андрей, мы в лифте. Мужик из клуба в понедель…

Резкий укол в плечо и сознание стало угасать, а я оседать, чувствуя накаченные руки на своем теле. Темная мгла стояла перед глазами, и я потеряла сознание.


***


Маргарита стояла с одноклассниками у входа в кабинет, ожидая учителя по истории. Сегодня должна быть самостоятельная работа, и девушке не терпелось ее начать и закончить. Только собралась послать сообщение Сергею, который требовал отчитываться через каждые полчаса, как в коридоре появилась девочка лет двенадцати с длинной толстой косой и громко спросила:

– Кто, Соркина Маргарита?

Светловолосая девушка в черных брюках и белой водолазке с жилеткой, улыбнулась и ответила:

– Я, Маргарита.

– Там тебя просил подойти мужчина. На выходе…

– Какой? – недовольно спросила Рита, замечая, что все одноклассники с огромным любопытством слушают их, чего ей совсем не хотелось, тем более после истории с Поткиным.

– Добрый он, – с восторгом заявила она.

Все начали смеяться, отчего Рите стало неудобно, ведь она совсем не понимала о ком идет речь. Соркина нагнулась и тихо спросила:

– Он не сказал, как его зовут?

– Охотник, – довольно сказала девочка, перекладывая длинную до талии косу на грудь, поправляя складки черной юбки. Пожала плечами и по секрету поделилась: – Но он непохож на охотника. У него не было ружья.

– Мужику не терпится полапать недотрогу, – раздался смех из компании, где стоял Михаил, гневно испепеляя девушку взглядом.

– Нет, красотка только с нами ледяная принцесса, а для некоторых очень даже горячая! – поддержал высокий парень, с ехидством посматривая на друга.

Соркина старалась не слушать. Повернулась к подруге, с которой общалась, и проговорила:

– Оля, я скоро. Скажи Владимиру Вениаминовичу, что задержусь, –прошептала она, поглядывая на экран телефона, отмечая, что никаких новых сообщений от Сергея не приходило, что совсем не вязалось с ним, так как он бы сам позвонил, а не присылал. А может, что-то случилось?

Девочка пошла вперед и Рита за ней, постоянно посматривая на сотовый. Только решилась позвонить Охотнику, как заметила, что девочка ведет ее в сторону черного хода. Маргарита резко остановилась и спросила:

– Куда ты меня ведешь?

– Он там у другого входа. Его не пустили здесь.

Раздался звонок, и девочка ахнула, тут же шепча:

– Ой, мне нужно бежать, а то у меня литература. Учительница строгая. Форова.

Рита понимающе кивнула, прекрасно зная, какая требовательная учительница Галина Васильевна, и как не любит опоздавших. Девочка побежала в сторону лестницы, а девушка пошла дальше, набирая сообщение и отправляя:

«Со мной все хорошо. Зачем срывать с урока?»

Уже подходя ближе, она замедлила шаг, и повернулась, вглядываясь по сторонам, вспоминая, что колоннами запасный выход.

Мгновенно раздалась мелодия, которую она поставила на Сергея, и Рита тут же ответила:

– Сергей…

– Ты где? Я тебя не срывал! Какого черта? Возвращайся немедленно назад, я уже иду.

Девушка сделала шаг назад и замерла, наблюдая, что из-за колон выходит худой пожилой мужчина, тяжело прихрамывая. Она пораженно глядела в холодные глаза и выдохнула:

– Здравствуйте. Почему вы здесь? Что-то случилось с братом? Он…

– Ты с кем разговариваешь? Рита, немедленно уходи! – раздалось почти рычание в трубке.

– Сергей, не волнуйся, это… – глухой звук сопровождал ее речь, так как девушка вскрикнула уже в ладонь, реагируя на неприятный запах от тряпки, которой закрыли ей нос. Огромный и крепкий человек стоял позади нее, не давая и шелохнуться. Сознание угасало, и она с ужасом смотрела вперед, не понимая злорадной улыбки пожилого мужчины.

Последняя мысль, что промелькнула в сознании девушки: «Почему?».

Глава 31


Валерия


Просыпалась с огромной болью в голове. Не вставая с грязного пола, где лежала без шубы в темной шерстяной кофте, серой юбке, посмотрела по сторонам и уперлась взглядом в лакированные ботинки на толстой подошве. Знакомый парфюм ударил в нос, и я выдохнула:

– Костя, куда ты влез?

Раздалось хныканье, а потом бывший муж ответил:

– Еще даже не увидела меня, а уже, знаешь, что это я. Может, у нас бы все получилось, если ты не была такой стервой? Вот чего тебе не хватало? Скажи мне!

Чуть приподнялась и села, осматривая пустую комнату, где стоял только один стул, на котором сидел Сетунов. Оторвавшиеся и свисающие, почерневшие от сырости старые обои на стенах совсем портили вид просторного помещения. Невероятно холодно, и невозможно мерзкий запах плесени не давал нормально дышать.