— А Морвенна? — спросил Дрейк.

Сэм молчал. Обычно они не упоминали это имя. Тишина прервалась лишь ударом молотка, и ось упала на пол. Дрейк начал прилаживать колесо.

— Морвенна замужем, — сказал Сэм.

— Это я и сам прекрасно знаю.

— Она — жена викария, и у них сын.

— И она живет в аду.

— Дрейк, ты не можешь этого знать.

— Я знаю. Стал бы ты советовать мне найти свой рай и бросить ее в аду?

— Но ты ничего не можешь сделать. Это печально, Дрейк, но ничего не поделаешь. Ты впустую растрачиваешь свою жизнь, всё горюешь и горюешь...

— Ну, иногда я забываю. — Он опустил колесо и вздохнул. — И стыжусь, что забываю слишком часто. Никакая боль и печаль не длятся вечно. Но другая женщина? Это будет куда постыдней и несправедливо по отношению к Розине. Я никогда не смогу отдать ей всё свое сердце.

— Со временем наверняка сможешь.

— И что же я ей сейчас скажу? Что женюсь на ней ради удобства, чтобы кто-то занимался домашним хозяйством и воспитывал моих детей? Я это должен сказать?

Сэм нагнулся, чтобы затянуть шнурок.

— Наверное, мне не стоило об этом говорить. Может, лучше было не спрашивать. Но я беспокоюсь за тебя, брат, хочу, чтобы с твоих глаз спала пелена, чтобы твоя боль смягчилась. Ведь по воле Господа нам предназначена долгая жизнь.

Дрейк подошел ближе и дотронулся до плеча брата.

— Оставь пока всё как есть, Сэм. Если мне предназначена долгая жизнь, то оставь пока всё как есть.

Это происходило в один из немногочисленных ясных дней этого дождливого летнего месяца, и вниз по холму в телеге ехал старый Пэлли Роджерс с выцветшей на ветру и солнце бородой-лопатой. Поравнявшись с мастерской, он поднял руку в приветствии.

— Похоже, многие живут себе спокойно, не то что мы. А как насчет тебя, Сэм? Ты так беспокоишься о моих бедах, но как насчет тебя?

— Меня?

— Да, что насчет Эммы Трегирлс? Она уволилась от Чоуков и уехала в Техиди, а это несколько миль отсюда. Разве у тебя не то же самое, что и у меня?

Сэм кивнул.

— Да, брат. У нас обоих сердечные раны. Но мою излечила благодать Духа святого. Я каждый вечер молюсь за Эмму. Молюсь, чтобы она увидела зло, которое ее порабощает. Если это случится, то будет двойной повод для радости: радости за душу, приобщенную к крови Христовой, и радость человеческая, когда она станет моей женой, мы сможем быть одной плотью и вместе познаем истинную любовь — плотскую и божественную.

Дрейк посмотрел на брата — высокого и белокурого, с молодым, но морщинистым лицом, с добрыми ярко-голубыми глазами и шаркающей походкой. Иногда, подумал Дрейк, Сэм выражает свои чувства гладко, как будто заранее готовился произнести проповедь. Но Дрейк знал, что это не так: если речь брата и выглядела гладкой, то лишь из-за постоянного чтения Библии во время собраний, к тому же Сэм говорил от чистого сердца.

— И ты этому рад? В смысле, что Эмма уехала?

— Я не теряю веру.

— Веру, что она вернется?

Лицо Сэма омрачилось.

— Не я заставил ее уехать. Я просто не мог ее остановить. Я бы женился на ней, но она не хотела приходить ко мне непросветленной, так она сказала. Я верю, что мою жизнь, как и ее, направляет Христос, а значит, лучше всего — следовать его воле.

Во двор вразвалку зашел Джек Тревиннард с ведром в одной руке и мотыгой в другой. Увидев, что Дрейк не один, он поспешно вытер нос рукавом и прошел к конюшне.

— Ну, брат, — сказал Дрейк, — похоже, тут больше не о чем говорить. Я знаю, по поводу Розины Демельза того же мнения, что и ты, это ведь она устроила нашу первую встречу. Розина — хорошая девушка, не спорю, прибранная и аккуратная, и личико милое, и она сделает счастливым того, кто на ней женится. И мне она нравится как человек. Она добрая. И привлекательная. Но... нужно подождать. Еще слишком рано. Если что-то и возможно, то пока еще слишком рано. Дай мне жить своей жизнью, Сэм. Так для всех будет лучше.


II

Второй гость, и куда более неожиданный, явился в конце июля. Дрейк отправился в Сол, купить корзину рыбы, и оставил в мастерской юных Тревиннардов. Он не узнал ни ухоженную серую лошадь, ни высокого и привлекательного молодого человека, болтающего с двумя его помощниками. Юноша повернулся и вскрикнул при виде Дрейка. Это был Джеффри Чарльз, прибывший домой из Харроу.

В прошлом году они не виделись. Элизабет и Джордж устроили так, чтобы Джеффри Чарльз провел летние каникулы в Норфолке, а на Рождество погода была такая ужасная, что Уорлегганы не приехали в Тренвит. За это время очаровательный, всклокоченный и импульсивный мальчик под влиянием школьного воспитания и алхимии юношества превратился в бледного и медлительного молодого человека, зато со вкусом одетого.

Они пожали друг другу руки, а потом Джеффри Чарльз положил руки Дрейку на плечи и вопросительно взглянул на него.

— Что ж, ты всё еще здесь, в точности такой же, как будто я и не уезжал. А это что за два мелких оборванца? Очередные твои братья?

И манера разговора, и голос совершенно изменились. Голос теперь лишь изредка срывался на высокие нотки.

— Джеффри Чарльз... А ты-то как изменился! Я с трудом тебя узнал. Приехал на каникулы, да? Рад тебя видеть после такой долгой разлуки!

— Мы с мамой приехали вчера вечером. Дядя Джордж разбирается с какой-то имущественной тяжбой и присоединится к нам на следующей неделе. Так ты процветаешь? Черт возьми, я уж вижу.

Они немного поболтали, Дрейк стоял, а Джеффри Чарльз сидел на низкой стене, лениво покачивая элегантной ногой. Между ними возникло напряжение, которого никогда не было прежде. Два года назад они, казалось, горели одинаковым пылом, а сейчас между ними не осталось ничего общего.

— Что у тебя с бровью, Дрейк? — спросил Джеффри Чарльз. — Она похожа на греческую зету, положенную на бок... Это после поединка с Томом Харри, о котором я слышал?

— Нет, то был мой брат Сэм.

— Что? Методист? Так он борец? Хотел бы я на это посмотреть. Хотел бы я посмотреть, как Тома Харри положат на лопатки.

— Сэм проиграл.

— Да? И ты тоже?

— Можно и так сказать. Они подкараулили меня втроем.

— Трое наших слуг?

— Трудно сказать.

Джеффри Чарльз уставился на своего друга и перестал качать ногой.

— Расскажи мне, Дрейк. Я ведь твой друг.

— Не буду я тебя впутывать.

— Я знаю... Но однажды ты это сделал, а это уже слишком много. Достаточно и намекнуть, как говорится. Я пока что не могу здесь распоряжаться, Дрейк, слуги в Тренвите не вздрагивают от звука моих шагов. Но я могу сделать жизнь мистера Харри не очень приятной, так я думаю. Небольшая дань дружбе.

— Всё давно кончено и забыто, — ответил Дрейк. — Я уже много дней их не вижу и не слышу. Нужно всё забыть. Давай поговорим о другом. О твоей школе... Новых друзьях...

— Моя школа, — Джеффри Чарльз зевнул. — Это вполне пристойное место, я к ней уже привык и больше не новичок. Можно особо не усердствовать, только между делом учить латынь и греческий. В первый год моим наставником был Харви, известный любитель бренди и порки. «Идите сюда, сэр, — ревел он, — и спустите штаны!» Мне сильно доставалось, но теперь у меня другой наставник, милейший старый болван сорока с чем-то лет, и его мало волнует моя жизнь, пока я не вмешиваюсь в его. Когда я вернусь, то на моем попечении окажется новичок.

Дрейк взял корзину с рыбой, которая уже начала привлекать мух, и внес ее в дом. Когда он вышел, гость не сдвинулся с места и стирал воображаемое пятнышко на зеленом сюртуке для верховой езды.

— И в следующем семестре я заведу себе девицу, — сказал он.

Дрейк вытаращил на него глаза.

— Что?

Джеффри Чарльз увидел выражение лица Дрейка и расхохотался ломающимся голосом.

— Ты понимаешь, о чем я?

— Не уверен.

— Любовницу. Женщину. Девушку. Уже пора.

— Я надеялся, что ты не об этом.

— Почему же? Это часть жизни. И, как мне сказали, довольно приятная часть. Ты когда-нибудь был с женщиной, Дрейк?

— Нет.

Джеффри Чарльз соскользнул со стены и похлопал друга по руке.

— Прошу прощения. Думаю, хороший вкус не в почете в нашем кругу... Но что касается меня... Что ж, может, это будет и не в следующем семестре, но надеюсь, что скоро. Нужно присмотреться. Многие старшеклассники крутят амуры. И в традициях нашей семьи рано лишаться девственности... Вижу, я тебя задел.

— Я не сторож брату моему.

— Хорошо сказано, и самим Господом! Может, сменим тему? Но о чем говорить? Я слышал, дядя Росс подсидел моего отчима Джорджа в парламенте, и отчим ни за что им этого не простит.

— Им?

— Ему и тете Демельзе.

— А Демельза какое имеет к этому отношение?

— Ну, как-то я подслушал разговор отчима, и, похоже, он думает, в общем, ему втемяшилось в голову, что лорд Фалмут и лорд Данстанвилль пришли к соглашению благодаря посреднической роли тети Демельзы. Не могу представить, как такое может быть. Я даже не знал, что она с ними знакома!

— Они приезжали в прошлом году. Но не думаю, что она может влиять на таких больших людей.

— Что ж... Дядя Джордж верит в то, во что хочет верить. В любом случае, до его приезда я загляну в Нампару и повидаюсь со всеми. Я почти не знаком с моими юными кузенами. Кто они мне? Троюродные?

Дрейк колебался, стоит ли задавать этот вопрос, но все-таки озвучил его:

— А Морвенна? Ты ее видел?

— Мельком. После Лондона Труро кажется таким провинциальным, я всеми силами стремился как можно быстрее приехать к морю, как только смог расшевелить маму. Она... Морвенна выглядит... неплохо. Лучше, чем в прошлый раз. Но она была занята, развлекая какого-то сельского декана, которого пригласил мистер Уитворт.

Повисла тишина. Дрейк кусал губы.

— А ее... ребенок здоров?

— О да, прямо-таки монстр какой-то. Будет таким же здоровенным, как отец. И непослушный. Мистер Уитворт требователен ко всем остальным, но в сыне не видит изъянов, и вскоре, как я подозреваю, мальчишка станет главным в курятнике. — Джеффри Чарльз снова занялся пятном на сюртуке. — Я пытался переговорить с Морвенной наедине, но мне не удалось. Прости.

— Ничего... Может, так оно и к лучшему. — Дрейк посмотрел на поднятые брови Джеффри Чарльза. — Что хорошего в том, чтобы пытаться продлить давно законченное? У нее своя жизнь и полно забот, насколько я знаю. Она замужем, жена викария, мать. Зачем бередить старые раны? Она бы не поблагодарила тебя, если бы ты попытался, а я не должен хотеть, чтобы ты пытался. У меня тут тоже своя жизнь, и... и мне стоит об этом подумать. Прошлого не воротишь, Джеффри Чарльз, как бы это ни было горько.

Джеффри Чарльз взглянул на одного из Тревиннардов, везущего тачку с хворостом.

— Как ты отличаешь одного от другого?

— У Джека шрам на руке, а у его брата — на коленке.

— А если они высунут головы из-за стены, ты не сможешь отличить?

— Это не важно. Если я зову одного, прибегают оба.

— Дрейк, я рад, что ты говоришь так о Морвенне. Теперь я чуток постарше и понимаю, как ты был... увлечен в те дни, в особенности той долгой темной зимой. Помнишь примулы, которые ты приносил? Но всё закончилось. То время прошло. Хорошо, что ты это сказал.

Дрейк кивнул.

— Но мы снова о грустном. Расскажи о себе и о Лондоне. Ты долго пробудешь в Тренвите, как думаешь?

— До середины сентября, наверное. Мы часто будем видеться.

— Я не такой, как твои одноклассники, Джеффри Чарльз. Это не по мне — говорить о женщинах так, как это делаешь ты. Мне кажется, ты уже перерос мой мир. И в конце концов, я ведь тоже методист, пусть и не такой рьяный как Сэм. Я работаю в кузнице, ремесленник, пробивающий свой путь в жизни. Но ты — молодой джентльмен, наш следующий сквайр, уедешь в Лондон в школу, а потом наверняка в Оксфорд или Кембридж или что-то в этом роде. Ты еще встретишь многих юных джентльменов, утонченных молодых людей с подобающими их положению идеями. Я не принадлежу этому миру и никогда не буду принадлежать.

Джеффри Чарльз кивнул.

— Согласен. Черт возьми, я согласен с каждым твоим словом. Моя лошадь беспокоится, мне пора ехать. Ты прав, Дрейк. Боже, ты прав. Мы стали совершенными незнакомцами. Но всю жизнь, Дрейк, я словно принадлежу двум мирам. Миру знати и моды, если он меня примет и, конечно же, если я смогу себе его позволить! Миру денди, миру нахальных и доступных девиц. Немного карточных игр там и сям, немного выпивки, немного любви... Но также, также, боже ты мой, я принадлежу миру этой чертовой земли, где несколько веков назад мои предки построили Тренвит, и этот мир включает Сент-Агнесс, Грамблер и покосившуюся церковь Сола, и вечно ворчащего Джуда Пэйнтера, и проповедника Сэма Карна, и однорукого Толли Трегирлса, и наивную Бет Нэнфан, дочку Шар Нэнфан, и прочих, и прочих. Но среди них есть кузнец Карн из мастерской Пэлли, что в долине у Сент-Агнесс, кому я дарю вечную дружбу и преданность. Ну вот. Ты можешь это принять или не принять. Что скажешь?