Я проспала четырнадцать часов, проснувшись в десять. Так допоздна я не спала уже многие годы. За моим окном синело небо, а кривые белые стены комнаты отражали холодный и ясный свет северного дня. Я встала, натянула халат и отправилась принять ванну. Одевшись, я почувствовала себя прекрасно, если не считать томительного воспоминания о вечернем моем позоре. Оставалось надеяться, что они не приняли меня за пьяную.

Внизу я в конце концов обнаружила Молли в буфетной — она ставила в расписной цветочный горшок лиловые и розовые первоцветы, держа в руках целую охапку.

— Как спалось? — тут же поинтересовалась она.

— Спала как убитая. Простите меня за вчерашнее.

— Голубушка, просто вы были ужасно усталая. Это вы меня простите за то, что я не сразу это поняла. Вы, должно быть, хотите позавтракать?

— Только кофе.

Она увела меня в кухню, подогрела кофе, а я приготовила себе несколько гренков.

— Где все? — спросила я.

— Элиот, разумеется, в гараже, а Петтифер уехал на машине в Фоберн за какими-то покупками для Гренвила.

— А чем мне заняться? Наверное, я тоже могла бы сделать что-нибудь полезное, помочь…

— Ну… — Она прикидывала.

Я разглядывала ее. В это утро на ней были свитер из козьей шерсти цвета жженого сахара и изящная твидовая юбка; безукоризненно подкрашенная, причесанная волосок к волоску, она казалась почти немыслимо, нечеловечески опрятной.

— Вы могли бы съездить в Порткеррис за рыбой для меня. Владелец рыбного магазина позвонил мне, сказал, что они получили партию палтуса, и я думаю, что неплохо было бы приготовить на ужин рыбу. Могу дать вам мою малолитражку. Вы водите машину?

— Да, но не могла бы я пройтись туда пешком? Я люблю пешие прогулки, а утро такое чудесное.

— Конечно, если вы так хотите. Можете пройти коротким путем через поля и потом по тропинке над скалами. Я знаю… — Вдруг ее осенило: — Послушайте, возьмите с собой Андреа! Она вам и дорогу покажет, и рыбный магазин. К тому же, она совсем не гуляет, торчит дома безвылазно. Будь ее воля, она бы вообще не двигалась. Прогулка ей будет очень полезна.

Так можно было бы говорить о собаке, ленивой, не желающей двигаться. Идея провести целое утро в обществе Андреа не слишком мне улыбалась, но я пожалела Молли, взвалившую на себя обузу в виде этой малосимпатичной девушки, и сказала, что сделаю, как она предложила, а закончив завтрак, отправилась на поиски Андреа, которую в последний раз Молли видела на террасе.

Я нашла ее в плетеном кресле. Завернувшись в плед, она возлежала, греясь на солнце и брюзгливо оглядывая окрестности, как страдающий от морской болезни пассажир на палубе.

— Сходишь со мной в Порткеррис? — спросила я ее.

Она пригвоздила меня взглядом своих выпученных глаз.

— Зачем это?

— Да Молли попросила меня сходить туда купить рыбы, а я не знаю, где магазин. И потом, утро такое хорошее, и она подумала, что мы могли бы прогуляться к скалам.

Обдумав мое предложение, она сказала «ладно», выпуталась из пледа и встала. На ней были все те же грязные джинсы, что и накануне, и белый свитер, прикрывавший ее худые бедра. Вернувшись в кухню, мы взяли корзинку и через террасу и сад на холме начали спускаться к морю.

В нижней части сада по ступенькам можно было перебраться через каменную стену, и Андреа первой влезла на нее, но остановилась, потому что я захотела еще раз бросить взгляд на мастерскую, открывшуюся под новым ракурсом. Мастерская, как и говорил Джосс, была заперта, стояла с замкнутыми ставнями, выглядела грустной, запущенной. Знаменитая северная стена была плотно затянута шторами, так, чтобы ни единой щели не осталось для глаз любопытных прохожих.

Андреа стояла на стене и смотрела туда же, куда и я.

— Он больше не работает, — сказала она мне.

— Я знаю.

— Никак не пойму, почему. Он хорошо себя чувствует.

Волосы ее развевались на ветру. Она спрыгнула со стены и скрылась из глаз. Бросив последний взгляд на мастерскую, я последовала за ней и, пройдя утоптанной тропинкой по склону через пестрые клочки полей, а потом, пробравшись сквозь заросли высокого, до пояса, утесника, мы наконец вышли к ступенькам, от которых начиналась дорожка над скалами.

Видимо, это был излюбленный прогулочный маршрут всех приезжавших в Порткеррис, потому что здесь были уютные скамейки, стояли урны для мусора и таблички, предостерегавшие гуляющих подходить слишком близко к краю скалы, чтобы не стать жертвой оползня.

Андреа, недолго думая, тут же бросилась к самому краю и, перегнувшись, заглянула вниз. Вокруг нее с криком кружили чайки, ветер рвал ее волосы и мешковатый свитер, а снизу доносился далекий гул — это волны с грохотом бились о скалы. Широко раскинув руки, она легонько качнулась вниз, словно желая броситься со скалы, но увидев, что эта самоубийственная попытка не произвела на меня впечатления, вернулась на дорожку, и мы друг за дружкой продолжили путь. Андреа — впереди.

За уступом скалы нам открылся вид на городок, чьи серые домики теснились в излучине залива и карабкались в гору до самой вересковой пустоши. Пройдя через ворота, мы вышли на настоящую дорогу, пошире, где уже могли идти рука об руку.

Андреа разговорилась.

— У вас только что умерла мать, да?

— Да.

— Тетя Молли рассказывала мне о ней. И сказала, что она была шлюхой.

Я изо всех сил постаралась сохранить невозмутимость, иначе для Андреа это было бы слишком легкой победой.

— Она ее толком не знала. Много лет они вообще не виделись.

— Но она была шлюхой?

— Нет.

— Молли говорила, что она жила с разными мужчинами.

Я поняла, что Андреа не просто хотела меня уколоть, ей было искренне интересно, и в тоне ее чувствовалась даже некоторая зависть.

— Она была очень веселая, влюбчивая и очень красивая, — сказала я.

Андреа приняла это к сведению.

— Где вы живете?

— В Лондоне. У меня там маленькая квартирка.

— Одна живете или с кем-то?

— Одна.

— Ходите на вечеринки и всякое такое?

— Хожу, когда приглашают и когда хочется.

— Вы работаете? У вас есть работа?

— Работаю. В книжном магазине.

— Господи, ну и скучища!

— Мне нравится.

— А с Джоссом вы как познакомились?

Вот, наконец, подумала я, мы и подошли к делу.

— Познакомилась с ним в Лондоне, когда он чинил мне кресло.

— Вам он нравится?

— Я не так хорошо его знаю, чтобы он мог мне не нравиться.

— Элиот его ненавидит. И тетя Молли тоже.

— За что?

— Потому что им не нравится, что он вечно торчит в доме. И они обращаются с ним так, словно он должен говорить им «сэр» и «мадам», ну а он, конечно, так не считает. И он болтает с Гренвилом и развлекает его. Я слышала их разговор.

Я представила себе, как она крадется к закрытой двери и подслушивает у замочной скважины.

— Очень мило, что он развлекает старика.

— У него с Элиотом однажды был ужасный скандал. Из-за какой-то машины, которую Элиот продал приятелю Джосса. Джосс сказал, что она негодная, а Элиот назвал его наглым выродком, сующим нос не в свое дело.

— Ты и это слышала?

— Как было не услышать. Я зашла в уборную, окно было открыто, а они стояли перед домом на дорожке.

— Ты давно гостишь в Боскарве? — спросила я. Мне было интересно узнать, сколько времени ей потребовалось, чтобы выволочь из семейного шкафа все эти скелеты.

— Две недели. А кажется, что уже полгода прошло.

— А я думала, что ты здесь хорошо проводишь время.

— Что я, ребенок, что ли? Чем мне здесь заниматься? Куличики печь на пляже?

— А в Лондоне чем ты занимаешься?

Она пнула ногой камешек со злостью ко всему корнуолльскому.

— Я училась в художественной школе, но родители не одобрили… — голос ее стал деланно сладким, — …некоторых из моих друзей. Они забрали меня из школы и отправили сюда.

— Но это же не навечно. Что ты собираешься делать, когда вернешься?

— Это уж их забота, не так ли?

Мне стало жаль этих родителей, хотя они и воспитали такую вредную девчонку.

— Я имела в виду, что ты хочешь делать.

— Да просто убраться куда-нибудь. Жить самостоятельно и как мне хочется! У моего парня, Дануса — отличный парень, — есть друг. Он завел себе гончарную мастерскую на острове Скай, так он приглашал и меня туда подмастерьем… Я была в восторге… Такая заманчивая идея… жить там в коммуне… кругом ни души. Но моя стерва-мамочка влезла своей лапищей и все изгадила!

— А где теперь Данус?

— Ну, он-то уехал на Скай.

— Он пишет тебе? Рассказывает, как там и что?

— Да, конечно. Длиннющие письма пишет. Шлет их пачками. И все уговаривает меня приехать. И я поеду туда, как только мне стукнет восемнадцать и родители будут мне не указ.

— А почему бы тебе сначала не восстановиться в художественной школе, не получить профессию… пока суд да дело?

Резким движением она повернулась ко мне.

— Знаете что? Вы говорите, как все они! Вообще, сколько вам лет? Вас послушать, так кажется, что вы уже одной ногой в могиле!

— Дикая глупость портить свою жизнь, даже не успев ее начать!

— Это моя жизнь, не ваша!

— Да уж! Никак не моя!


После того как мы столь крупно повздорили, остаток пути мы проделали молча, и первыми словами, с которыми обратилась ко мне Андреа, были:

— Вот рыбный магазин. — Она махнула рукой в сторону магазина.

— Спасибо.

Я пошла за палтусом, она же с подчеркнуто вызывающим видом осталась стоять на тротуаре. Когда я вернулась, ее на месте не было, а через секунду я увидела, как она вынырнула из соседнего канцелярского магазина, держа под мышкой купленный там глянцевый журнал под названием «Секс как он есть».

— Домой? — спросила я ее. — Или ты хочешь еще что-нибудь купить?

— Не могу я ничего покупать. У меня нет денег. Несколько пенсов, и все!

Внезапно, неизвестно почему, мне стало ее жаль.

— Хочешь, я угощу тебя кофе?

Во взгляде ее промелькнуло удовольствие, и я решила, что она с жадностью ухватится за скромное мое предложение, но вместо этого она сказала:

— Пойдем к Джоссу!

Этого я не ждала.

— Зачем нам идти к Джоссу?

— Да так просто. Я часто хожу к нему повидаться, когда бываю в городе. Он мне всегда рад и заставил пообещать, что я всегда буду заходить, когда я в городе.

— Да откуда ты знаешь, что он дома?

— Ну, в Боскарве его сегодня нет, значит, он у себя в магазине. Вы у него там не были? Там здорово, супер! Наверху у него классная берлога, прямо как из модного журнала — диван там, подушек масса, штучки всякие и камин с настоящими дровами. А ночью… — Голос ее стал мечтательным. — Там так уютно, укромно и темно, только камин горит…

Мне стоило большого труда не разинуть рот от изумления.

— Ты хочешь сказать… что ты и Джосс…

Она пожала плечами, тряхнув волосами.

— Ну, было разок-другой, никто этого не знает. Сама не понимаю, зачем это я вам проболталась. Но вы ведь им всем не расскажете, правда?

— Но разве они… разве Молли… не интересовалась, куда ты идешь?

— Я говорила ей, что иду в кино. Против кино она никогда не возражает. Ну давайте пойдем в гости к Джоссу!

Но после такого открытия меня довольно трудно было заманить в гости к Джоссу, даже близко к его магазину мне не хотелось приближаться.

Я сказала:

— Но Джосс сейчас работает, ему не понравится, если мы его отвлечем. А потом, и времени нет, пора домой. Да и не хочу я к нему идти.

— Если, как вы говорили, есть время для кофе, то почему его нет для Джосса?

— Андреа, я уже сказала тебе, что идти туда я не хочу.

На лице ее заиграла улыбка.

— Я думала, Джосс вам нравится.

— Это к делу не относится. Ему будет неприятно, если мы станем вечно болтаться у него под ногами.

— Вы имеете в виду меня?

— Я сказала: «мы». — Я начинала терять терпение.

— Он всегда рад меня видеть. Я это точно знаю.

— Да, я в этом уверена, — мягко сказала я, — но нам пора в Боскарву.

Я напомнила себе, что невзлюбила Джосса с самого начала. Несмотря на его внимание и очевидное дружелюбие, он вызывал во мне какое-то странное беспокойство, словно кто-то крался у меня за спиной. Вчера я начала забывать свою первоначальную к нему неприязнь, он даже показался мне милым, но после откровенностей Андреа было легче легкого, подхлестнув, возродить прежнее к нему недоверие. Уж слишком он хорош собой, слишком обаятелен. Может быть, Андреа и лгунья, но уж никак не дура. Как лихо, с какой удивительной точностью и проницательностью охарактеризовала она своих домашних, и если в ее словах насчет Джосса была хоть доля правды, то увольте меня от него!