— Притормози, это бесполезно. Никуда не влезть. Мы все тут стоим: Анечка и Катя.

Люда разозлилась сразу в один миг и на всё на свете враз. Мир крутится сам по себе, и людям никакого дела нет до твоих проблем. Какой-то идиот с самого телевизионного ранку советовал, что надо жизнью наслаждаться начинать с самого утра. Если его сюда притащить, интересно, что он запоёт? Она с тоской взглянула на Лидию Михайловну:

— Что же делать? Я даже не доела бутерброд.

— С чем был, колбасой или сыром? — съязвила она.

— С жареным яйцом. Дома больше нет ни крохи. Дожилась.

— Люд, твоя мобилка поёт. Ты что глухая? — поддала ей под локоть Катя.

— Вот растяпа, — выхватив телефон, отошла она к газетному киоску и со старанием заалёкала: — Алло! Алло! Говорите… Слушаю. Ни черта не слышно! Доброе утро. Тебе показалось, что я чем-то страшно не довольна? Ты поразительно догадлив. Нет ты тут не причём… Выспалась, но позавтракать не успела. Жаль, что торопилась. Стоим, загораем, опаздываем. Подземка не довезла, на маршрутке давка. Троллейбус с открытыми дверями уполз. Самые смелые отталкиваясь ногами, его колёсам скорости добавляют. Жаль, на крышу не сажают. Народ бы рискнул. Голосуем, но таких, как мы много., вряд ли сказочно повезёт. Спасибо за сочувствие. Эдик, мне совсем не смешно, представляешь, что будет на работе. Тем более, я тут не одна такая, а Садовникова Лидия Михайловна, Аня, Катя. Представляешь, как нас будут распинать? Этот зацикленный на дисциплине эрудированный пацан нам головы просверлит. Разве ему что докажешь. Кто-кто? Новый генеральный. А кто же он, если не пацан. Ему годочков-то около тридцати или тридцать. Мои планы на вечер? У меня по пятницам курсы английского языка. Я возвращаюсь поздно. Хорошо. Я поняла, позвонишь после курсов.

— Людмила, где ты там, кончай болтать, и побежали быстрее, — потянула её, отыскав, запыхавшаяся Катя.

Она попыталась вырвать руку, но не вышло. Та тащила вперёд на все силёнки.

— Что за пожар? — возмутилась Люда.

— Ох! Ты даже не представляешь, какое везение, — запыхавшись, тараторила Катя.

— По твоему очумелому виду действительно трудно угадать… — криво усмехнулась она.

— Ой, такое случилось, такое.

— Скажи уж, наконец, какое?

— Стоим. Вдруг тормозит крутая тачка. Выходит генеральный и приглашает Лидию Михайловну к себе в машину. Она показывает на нас. Одна, мол, ну никак не могу. Тогда он пригласил всех. Представляешь, какое великодушие. Ему до нас нет никакого дела, а он вот вам… Закрой рот и побежали, а то неудобно заставлять ждать.

Садовникова полноправно заняла место с генеральным, а остальные разместились сзади. Люда попала как раз посередине. Тут же пожалев об этом. Во-первых, ноги торчат, как им вздумается коленками вверх, неприлично задирая и так недлинную юбку. Во-вторых, разозлилась на свой вид и метрополитен, поймав на себе несколько раз во внутреннем зеркале салона, насмешливый взгляд кошачьих глаз директора. «Вот села неудачно. Мало того, что ногами насверкаюсь так ещё и запомнит, а память у него будь здоров, если Садовникову раз сфотографируя запомнил, будет потом пинать при каждом подвернувшемся случае. Ничего не скажешь, повезло по самую макушку с началом дня. Главное, не захлебнуться к вечеру. До этого ненормального с генеральными у нас совсем другие отношения складывались». Пока она страдала за своё настоящее и будущее, доехали быстро и с шиком. Поблагодарив за такую неожиданную радость, потопали, отряхиваясь и пересмеиваясь к лифту.

— Лидия Михайловна, как вам удачно пришла в голову мысль напоить его кофе.

— Кто придумал, что он гей, может, он любитель дам в возрасте, годочков так за 45. А что вы ещё милы и обворожительны. А гей, это только маскировка? — прыснула Катя.

— Да, ладно вам потешаться. Сделал приятное мужик, порадовались и успокойтесь. — Отмахнулась Садовникова от них.

— Не скажите, не два же дня подряд? — возразила, потешаясь и подмигивая подругам, Аня.

8

Есть хотелось страсть как. Садовниковой торта больше никто не отвалил. Пришлось терпеть до обеденного перерыва. «Надо купить печенье про такой случай, пусть лежит в столе», — задним умом подумала она. К концу рабочего дня искали на субботу дежурного от отдела за отгул, Людка, вспомнив, что нужен день для похода в госпиталь, вызвалась, к великой радости коллектива, отдежурить сама добровольно. Заскочив после работы до гастронома прикупить, кое-чего пожевать на вечер и утро, полетела на курсы. Честно высидела до конца. Хотя заниматься ей языками страшно нравилось, но в этот вечер она сидела, как на вылезших из сидения гвоздях. Эд позвонил, когда она выходила из метро. Словно её ждал где-то рядом. «А кто его разберёт, может стоять невдалеке или совсем рядом, а я даже не догадаюсь об этом», — закрутила она головой, ища мужчину с телефоном неподалёку от себя. Но всё было совсем не то, что её волновало.

— Лю, ты где? — неслось из трубки.

Она осмотрелась и так и быть передала своё место нахождение.

— Вышла из подземки.

— Не пугайся я тебя встречу, — обрадовано заверил он.

Прежде чем перейти грязную площадь, она осмотрелась: группа размалёванных под попугаев молодых людей, пара парочек, чей-то кавалер с цветами…, машина собирающая мусор после торговли. Жизнь, но не её. И уже на ходу, глянув на телефонную трубку, как на одушевлённый предмет, высказалась:

— Я и не думаю пугаться, это ты пугаешь меня.

Он хмыкнул и предупредил:

— Если кричать не будешь, то и не напугаешься.

Она отскочила от парней на роликах и, переместив трубку к губам, зловеще прошептала:

— Я точно кричать не буду, если ты не напугаешь.

— Какая же ты болтушка…

— Это только с тобой, а так из меня клещами разговор не вытянешь… — смеялась она.

Звёзды маленькими холодными точечками мерцая в тёмном небе, царапали по душе. Люда шла не торопясь, рассматривая перемигивающиеся над головой светлячками далёкие планеты. Раньше их свет казался ей долгим, трудно доступным и загадочным, теперь нет. Она никогда не боялась ночи. Наоборот раскрепощалась душа и забиралась в какой-то свой дальний уголок тоска. Не было дневной суеты, яркого, палящего солнца, а лёгкая прохлада, помогая дышать, доносит запах цветов с большой круглой клумбы на поляне. Постояв у небольшого уютного фонтанчика, шагнула на дорожку. Шла, улыбаясь, вот сейчас его сильные руки вырвут её из привычной жизни и унесут в мир любви и грёз. Ждала и всё же опять испугалась. Он втянул её гораздо раньше ожидаемого, под пышную крону старого дуба. Придерживая за локти, прикрыл орущий рот, смеясь, поцелуем.

— Опять расчирикалась птичка, я ж предупреждал… — Заложив руку за её спину, чтоб не было жёстко, он притиснул её к мощному стволу.

Она обрадовалась тому, что он начал разговор первым, сама она, кажется, не решилась бы это сделать, хотя по телефону болтала запросто.

— Я ждала тебя на прежнем месте, — принялась оправдываться она.

Он кивнул на дерево.

— А мне понравился этот живой шатёр, растёт себе такое зелёное чудо. Посреди огромного города и такой гигант.

Люда, борясь с тоской и вытесняющей из неё её горячей волной, прижалась щекой к его груди. «Как хорошо быть не одной! И не лишь бы с кем, а со своей второй половинкой».

— Я хочу поехать в настоящий лес. Побыть в объятиях чёрной лесной ночи, налюбоваться яркими, а не пыльными звёздами. Полежать на траве…

— Ночью, с костром и палаткой… или на пледе? — пряча улыбку в уголках рта, уточнил он.

Она, шаля, пощекотала пальчиками его живот и сама покорность прошептала:

— Как скажешь. Мне всё равно, лишь бы с тобой.

Он выловил её пальчики, прижал к губам. Но хриплым взволнованным голосом сказал нечто иное, нежели она ожидала:

— Ерунда. Ты всё себе напридумывала.

— А вот и нет, — загорячилась Люда, отправляя его руку в свободное плавание под запах блузки. — Я весь день мечтала об этом.

Эд вспыхнув горел, как берёзовая береста. Как тут устоишь, эта чертовка знает, как свести его с ума. Целуя безумно, он шептал:

— Ты горячая штучка, а по виду не скажешь…

Эта неосторожно брошенная фраза ох как заинтересовала её.

— И какой же я, интересно, кажусь со стороны? — тут же заинтересовалась она.

— Серьёзная, деловая барышня, не подшибись, — чмокнул он в её ушко.

Она тут же объявила:

— Всему виной ты. Я сгораю от твоих рук. Они меня испортили и развратили. У меня теперь всегда чудное настроение.

Он, разумеется, такого не предполагал.

— Насмешила… Ты просто играешь со мной… Зачем, пока не пойму…

Напряжённую тишину нарушил её поцелуй и сорвавшиеся с её уст слова:

— Ты ошибаешься, Эд…

— У тебя красивое имя, — провёл он ногтем по овалу её лица. Заметив её сморщенный носик, добавил:- Ты так не считаешь?

Она не считала. Ей нравилось иное имя, но сам себе его не выбираешь, правда, сейчас, после разговора с бабушкой что-то у неё в этом вопросе изменилось. Но тем не менее…

— Вот уж нет, — тут же запротестовала она. — Но куда деваться раз бабуля удружила. Так ей захотелось, а мне ничего не переиначить и с этим именем всю жизнь жить.

Он не отступал.

— Сама себе болячку организовала, а имя отличное. Кстати про растеряшу, что за ношу, ты уронила? — поднял он выпавший из её ослабевших рук пакет.

Люда вздохнула:

— Продукты купила на вечер и утро. Дома шаром покати.

Его руки сошлись кольцом под её грудью, а маска коснулась щеки.

— Ты живёшь одна?

— Да в однокомнатной квартире.

— Пообедать хоть успела?

— Кое-что перехватила днём и пока сейчас ехала, съела банан.

— Живёшь на одной ноге. Понятно, почему твой вес не больше тополиного пуху. Я соскучился по тебе, заяц, — властно придвинул он её ещё ближе к себе.

— Я тоже. — Потянулась она к его губам, обхватив за шею рукой. — Я даже привыкла к твоей вязаной маске. А целоваться могу час не прерываясь.

— Так прямо и час?

— Могу и больше. Ты моя половинка.

Он переполошился. Сколько-то нахмурясь молчал, не зная, злиться ему на неё за эту откровенность или принять и быть благодарным. Потом, откашлявшись, решил быть осторожным и, стараясь своему басу придать нежность, сказал:

— Болтушечка. Ты знаешь меня всего чуть-чуть. С чего решила, что я тебе подхожу? Не пройдёт и недели, как ты откроешь широко глаза и скажешь: Этот человек — не мой. Ну вот совсем не мой! Будь не ладен тот день, когда он подвернулся под мои ноги!

— Ерунда!

Её лёгкость и беспечность его озадачили. Это было совсем не похоже на неё. Он нахмурился ещё больше и, кинувшись переубеждать, забубнил:

— У нас выплыли абсолютно разные странности характера. А если покопаться по — глубже и заглянуть в подробности…

Она сопротивляясь его страху тут же с готовностью нашла ответ:

— Разумеется, а как же иначе, так и должно быть. Мы же разные и у каждого из нас своя система ценностей. Не паникуй. Главное, чтоб по базовым пунктам совпадало, а остальное мелочи…

Он, вот уж никак не соглашаясь с ней, хмыкнул.

— У тебя на этот счёт иллюзия. У нас нет вообще никаких точек единения, даже наоборот. То, что для тебя в порядке вещей, я считаю ненормальным.

— Глупости. Но давай сейчас не будем об этом. Зачем нам спор. Вместо мёда твоих губ, я болтаю язычком. Обидно терять время, у нас его и так кот наплакал, — сказала она сердито.

Посмеиваясь и не желая возражать. Подняв её на руки, он понёс вглубь сквера. Опять она почувствовала под спиной шерстяной плед. Склонённые пологом кроны деревьев над её ложем и небо в равнодушно подглядывающих звёздах. Что ещё надо для безумной любви. Горячие нетерпеливые руки, стянув юбку, пройдясь по животу, откинули лифчик вверх и рывком сорвали кружево трусиков, заструились по телу. Она, заголив ему спину и живот, подняла тонкий свитерок до предела, давая возможность его телу прикоснуться к ней. Он не снимал его и прошлые разы. «Скорее всего, эта осторожность из-за татуировки. Не догадывается, что я её видела уже, во время драки», — решила она. Час летел за часом, а источник ласок не иссякал, и расставаться совсем не хотелось. В чувство привёл шёпот и хихиканье в кустах, потом шаги удалились, а их опять накрыла ночная прохлада и тишина.

— Нас кто-то видел? — дёрнулась она.

— Ну и на здоровье. Молодняк влюблённый не иначе. Не бери на голову себе.

— Вообще-то, я чихать на них хотела…

— Вот и умница…

— Но, Эд, мне надо домой, — заторопилась она.

— Завтра же суббота, выходной день выспишься…, прошу, не торопись, до рассвета ещё есть время.