Поездка была чудесной, она почти привыкла к чопорности и заскокам главного. «Может это от молодости и большого ума. Парень не глуп и совсем не прост, вот его и заносит». — Даже расщедрившись, оправдывала она его. В какой-то момент, ей было немного неприятно видеть его в обществе назойливой американки, вертящейся постоянно около генерального. Приглашающая, его на прогулки или в дорогой ресторан, расположенный в старинном дворце, некогда принадлежавшем богатой знати, женщина её раздражала. Или напрягала. Пока она не разобралась. Просто подумала: «Почему, ведь я её не знаю, а до этого молокососа мне вообще нет дела?» Тем не менее дела обстояли так. Она и сама не понимала, откуда вдруг такая бурная ненависть к совершенно незнакомой женщине. Но, командировка закончилась, что удивляться всё хорошее быстро кончается, и они кружили над Москвой, ожидая посадки. Глаза её светились тихой грустью. Было жаль расставаться с островом. Генеральный весь в делах и проектах, прямо из аэропорта, забрав юриста, отправился в офис. А Люда осталась с директором по зарубежэкономсвязям дожидаться разгрузки самолёта, для того, чтоб получать вещи на всю деловую компанию. Звонок Эдика, которому она страшно обрадовалась, застал её, когда они подкатили тележку с вещами к такси.

— Лю, ты где? — хрипел он в трубку.

— Гружусь в такси и сейчас мчу в офис. Я безумно соскучилась.

— Малыш, я тоже. Давай что-то придумаем.

Мысли бешено завертелись по привычному кругу.

— Ты снимешь маску?

— Ни в коем случае, — донеслось до её ушей. Она поняла — он протестовал. Значит всё останется по-прежнему.

— Тогда тебе ни под силу ничего изменить, и придётся потерпеть до вечера.

— Не уверен, — протянул он. — Как поездка?

— Невероятно красиво, — выразила она своё восхищение в двух словах.

А Эд задавал уже следующий вопрос:

— Генеральный?

Она, лукаво улыбнувшись, заявила:

— Знаешь, я почти к нему привыкла.

— То есть? — опешил он.

— Совсем не обращаю никакого внимания, — выпалила она.

Эд откашлялся и спросил:

— Не приставал?

— Кто бы ему позволил… Не кусай трубку. Я не в его вкусе. Там длинноногие дурочки в цене.

Он похмыкал и заявил:

— А, если у меня до вечера оборвётся терпёжка, что тогда?

— Тогда ты снимешь маску. Это ты загнал нас в тупик, — отчеканила она.

В ответ он пятился раком.

— Я куплю вино сам. Нажарь картошки, не поленись.

— Неужели?

— Умираю, хочу твоей жареной картошки…,- канючил он.

— Будет сделано. Только вино моё, я привезла. — Она, укладывая телефон, думала о совпадении их с ним интересов даже на картошку.

Раздав сувениры подругам и презент (бутылку мальтийского вина) начальнику. Поспешила домой. Нужно было успеть разложить по шкафам вещи и сгонять в гастроном за продуктами. «Невероятно, но я соскучилась по нему и у меня совсем не набирается сил терпеть разлуку из-за такой ерунды, как его упрямство. В субботу и воскресенье продолжу заниматься списком».

18

Начальник расщедрился и отпустил её на час раньше. В квартире было тихо. Пахло не жилым. «Сколько меня не было, а поди ж ты…». Прошла по всем углам. Из каждой щели на неё смотрело одиночество. «Вот только не думать об этом. Мне вполне хорошо», — прицыкнула она на себя.

Он пришёл рано, в десять часов. «Вероятно с трудом дождавшись темноты. Нетерпение, дружок, подгоняло», — отметила она про себя, сама несказанно рада этому. В этот раз, она прислушивалась, ожидая его, и припустила в припрыжку к двери сразу же, как только услышала шорох в прихожей. Не сдерживая эмоций, сиганула ему на шею, обхватив ногами бёдра, принялась целовать.

— Осторожнее, наколешься на цветы, — мурлыкал он, поддерживая рукой с букетом её за спину. Маленький шёлковый халатик сгрудился под его нетерпеливыми руками, превратившись в мешающую тряпку. Цветы, выпав из занятых другим срочным делом рук, усыпали пол. Прижимая к себе её горячее тело и ловя безумный бег поцелуев, заторопился в комнату на кровать. Сладкое сумасшествие длилось час, а может и больше, пока она не утолила своё нетерпение и не поутихла буря страсти в ней, в нём и обоих вместе взятых. Казалось, этому не будет конца и всё же на вздохе, захлёбываясь счастьем, она прошептала:

— Я соскучилась до дрожи в пальцах.

— Такое дело я заметил, — посмеивался он, поглаживая её по расслабленному телу.

Она, не подумав о его увечье, ведь оно ей просто не мешало, решила пошутить. То что не удачно почувствовала сразу, но слово не вернёшь.

— Американцы изобрели прибор «Оргазматрон» называется.

— Это к чему? — насторожился он. Его рука застыла точно сведённая. — Ты что уже не довольна мной? Не довольна, скажи?

Она принялась неуклюже выкручиваться.

— К тому что американкам раздобывшим 16 тысяч долларов, а именно столько он стоит, не надо зависеть от мужчин, — рассмеялась она, пытаясь на этом закруглиться, но он, привстав на локоть, навис над ней.

— Что-то заумно всё. У тебя нет оргазма? Дело во мне, да?

Люда готова была себе откусить язык, что за идиотка… Но надо включать соображаловку.

— Причём тут ты. А про мой оргазм… Ты же сам чувствуешь, как я термоядерно выбухаю. Я о другом. Не надо от кого-то зависеть… Представляешь, прибор создавался для борьбы с болями в спине. Работает, проще не придумаешь. Два вживленных электрода с помощью специального провода подключаются к нервам в спинном мозгу. При нажатии на кнопку электроды посылают к нервам слабый разряд тока, в результате чего наступает оргазм.

— Ерундистика какая. Матрёшка, чего только не придумает.

— Это серьёзно. Скоро женщине не надо будет умолять любимого: «Поласкай меня вот так и тут, крокодильчик милый, прежде чем сожрать».

Но Эд не отставал.

— А раз серьёзно, то ответь… Ты бы лично предпочла электронику или, чтоб это делал я?

Конечно, играла тяня время. Переспросила. Очень уж хотелось сбить его мальчишечий пыл.

— Я?

— Ну?

— Не скажу, — обхватила она его торс ногами.

Неожиданно именно это его успокоило и порадовало.

— То-то. Американки они повёрнутые все. Сначала они рады стараться ради своей карьеры были, детей не рожать. Матки себе поотчекрыжили. Пусть из пробирки, клонированные, в общем любые, только не нормальным путём выношенные. Теперь ещё и оргазм додумались без мужиков получать. Обленились бабы дальше некуда. Но к шуту их. По мне так хоть пусть на таблетках живут, без всякого оргазма. Главное, чтоб наших Машек с правильного пути не сбивали.

— Чего ты так разошёлся? — щекотала она его за пузико.

— Так мы на фиг вам скоро вообще нужны не будем. — Ворчал он.

— Понятно, — смеялась она, зарываясь ему под мышку. — В ваши планы, естественно, не входило переходить от тёплой ласковой женщины к резиновой кукле.

— Картошка готова? — перешёл он к прозе.

— Теперь, наверняка, остыла…

— Полежи, я разогрею, — чмокнул он её в нос.

— Я с тобой пойду, не хочу расставаться.

— Ну, давай раз так.

Накинув халатик, она увязалась следом. Пили вино, ели картошку с маленькими солёными огурчиками и мясом гриль. Сидя на его коленях и прижимаясь к его груди, она улыбалась, обнимая за упругую шею или крепкую спину. «Какое чудо быть маленькой рядом с ним! Ну, почему он такой упрямый тормоз?»

— Нам хорошо вдвоём. Прошу, кончай маскарад.

— Не время, ты не примешь меня.

— Но откуда ты это знаешь?

— Предчувствие…

— Какая глупость. У мужиков его совсем нет. Я глажу твоё лицо, грудь, ноги… Мне всё подходит. Когда ты рядом мне хочется отключить электронику, отгородиться от цивилизации, забравшись в пещеру хранить огонь и ждать тебя с охоты, в общем, наплевать с высокой колокольни на целый свет. Разве этого не достаточно для счастья быть вместе?

— Не будем спешить…

— Я хочу не только засыпать, но и просыпаться на твоём плече.

— А вдруг тебе это только кажется? Поделись тем, что ты на Мальте видела.

— Мальтийских рыцарей.

— В музее или разрезе времени?… — осторожно спросил он.

— И так, и так, — засмеялась она, покусывая его мочку. — Неужели ты начал верить в мою, как ты не скажешь «сказку».

— Иногда мне кажется, что всё это сон… Расскажи, какие они были тогда, в самом начале?

— Совсем не такими важными и чопорными, какими их показывают в кино. Тогда всё было иначе. Другие ценности и цели. Правда, в конечном итоге всё романтическое, важное и благородное оттеснялось назад, а вперёд вырывались деньги, нажива и благополучие. Тогда терялась прелесть и лёгкость самой идеи, а дальнейшее продолжение её превращалось в пыль. Но это отступление, а тогда что: осада, копоть, грязь. Усталые, заросшие и вонючие, но мужественные и благородные.

— Ты говорила про благородные задачи. Как думаешь, почему они обречены на забвение и провал. В лучшем случае они используются, как щит для проталкивания низменных целей?

— Всё течёт, всё изменяется и то, что актуально в один час, никуда не годиться в другой. Надо было не зацикливаться на одном и расширять цели.

— В смысле? Они и так лезли во все дыры.

— «Лезть» и расчёт подкрепляющий цель, это разные вещи. Если б они выбрали одну страну и сделали её раем, это оправдывало бы их создание и долгую жизнь. Тогда в другие не пришлось бы лезть, они сами пришли с поклоном. А, если нет сильной таранившей вперёд цели-идеи, то всё кончается тем, что благородным щитом начинают прикрываться личные интересы, наживы и обогащения. Все довольны. Существует театральная сказка для романтиков и свои рычаги управления верхушки для низов. Но начинали они с неслабой идеи и поэтому были сильны. Ты в курсе, что русский император Павел I был тоже магистром Мальтийского ордена?

— Понятия не имел. Эта личность мне абсолютно не интересна. Лю, неужели наши пути во времени пересекались?

— Дважды. В самом начале пути. Мы были Адамом и Евой, но вопреки легенде парой не стали.

— Надо же такое придумать, аж в такую муть залезла, как Адам и Ева.

— Зачем же спрашивал, если не веришь?

— Заяц, давай дальше, только без фанатизма.

— Был второй раз. Новая цивилизация…

— А что была ещё и старая? — перебил он её.

— Угу. Я, темноволосая шумерка с серыми глазами, а ты светловолосый «зем» с зелёными. Любовь свела над нашими головами венки из цветов. Жрецы подсчитали, именно слияние двух наших генетических программ даст тот результат, который прогнозировали «сыны неба» создавая людей и которого не получили с распадом пары Адама и Евы. И на чей успех в нашем случае надеялись, оставшиеся от первого витка цивилизации шумеры. Идя на вынужденный эксперимент с жизнью, и не смотря на то, что старались не повторять ошибок первых людей, они, тем не менее, потерпели крах. Жрецы просчитали. Наш генетический код повторяет один в один Адама и Еву. От нас должна пойти правильная линия земных людей…

Он пробовал говорить с ней осторожно, как с больной.

— Слушаю и ушам своим не верю. Но ведь учёные, малыш, уже давно доказали по каким ступеням и как шло развитие земли и жизни на ней…

Она не обиделась и продолжила дуть в свою дудку.

— Кто спорит. Земли и жизни да. Планируемый на развитие разум, это другое.

Он же ломая её настырство, принялся давить её аргументами:

— Но ведь у нас с тобой, учитывая моё ранение, никакого продолжение быть не может и это говорит о том, что или жрецы или ты ошиблась. А что, если я совсем не твой Эдикан.

Она перешла на то же.

— У тебя на правой руке должна быть татуировка змеи, это так?

— …

— Почему ты молчишь, на моей руке бесцветная змея с рождения, вдавленная в кожу с хвостом и головой. А насчёт продолжения рода… никто не знает своего кода. У тебя одно яичко вполне функционирует и мужик ты не слабый, так что всё может быть. Жрецы не ошибаются.

Он молчал, потому что язык прилип к нёбу. Но отойдя, выдавил из себя:

— Ты хочешь сказать, что ты можешь забеременеть?

— Я надеюсь на это.

К раздражению вплелась ирония.

— И тогда ты меня припрёшь к стенке? Но ведь всё, что ты рассказываешь чушь и сказки, наверняка придуманные тобой, чтоб забеременев от кого-то, прикрыться мной.

«Но почему мужики такие смешные. Зачем женщине лезть в такие дебри, чтоб скрыть беременность, она придумала бы что — нибудь земное и весёленькое».

Превратившись моментально в ледышку от несправедливого обвинения и обидевшись, она, замерев, отвернулась. «Если б только я была нормальная женщина, и код любви не связывал нас, у меня бы точно не хватило терпения, послала бы его за «шишками в лес» или даже куда подальше. Было бы грустно, больно, но он прошёл бы проливным дождичком и забылся». Эдик не шелохнулся. Лежал рядом, как бревно. Потихоньку обида отхлынула от неё и разум взял верх. «Никогда не надо торопиться ставить точку. Всё может измениться в любой момент», — подсказывала ей голова. Посидев и успокоившись, она произнесла: