«Не нужно себя обманывать: я хочу его видеть. Пусть это безнравственно, пусть это опасно, но я не могу задушить в себе это влечение. И не стану даже пытаться. Возможно, он сам одумается, поймет, над какой пропастью занес ногу, возможно, даже не станет больше звонить. Вот тогда я и возьму себя в руки и начну опять прежнюю жизнь. А пока…

Я чувствовала, что Швеция для меня — это воистину сказочная страна, и со мной здесь обязательно случится что-то волшебное. И вот — случилось. Пусть больше ничего не будет, пусть мы никогда снова не увидимся, но сейчас я должна сказать самой себе: ты влюблена, дорогая. И не просто влюблена, а захвачена тем, что в дамских романах называют «страстью». Немногие могут похвастать тем, что у них в жизни были такие ощущения. Да, страсть длится недолго, да, мы никогда не будем по-настоящему вместе. Но эти переживания я никогда не забуду».

Утром Элизабет встала совершенно разбитая, даже Джек поинтересовался, не больна ли она. Она сослалась на сильную головную боль и добавила (что было почти правдой):

— Я слушала вчера органный концерт в церкви и, кажется, музыка на меня слишком сильно подействовала. Пойду погуляю вдоль озера, все пройдет.

— Ты слишком уж впечатлительна, старушка, — улыбнулся Джек. — А может быть ты…?

Они давно хотели ребенка и не принимали никаких мер предосторожности, но после первого выкидыша Элизабет никак не могла забеременеть. Правда, обращаться к врачам они пока считали преждевременным: слишком мало времени прошло, чтобы беспокоиться.

Поэтому Элизабет только покачала головой с виноватым видом.

— Нет… Хотя… Подождем пару недель, возможно…

Это вырвалось у нее совершенно инстинктивно, она словно предчувствовала, что события могут повернуться самым неожиданным образом и нужно быть к этому готовой. Точнее, подготовить Джека. Они любили друг друга почти каждую ночь, и Элизабет получала от этого удовольствие, но после вчерашнего поцелуя…

После прогулки и выпитой на свежем воздухе чашки кофе ей стало немного лучше, во всяком случае, она уже могла здраво рассуждать о том, что же ей делать, если Грегори все-таки позвонит. Где они могут встретиться? Где-нибудь за городом, в безлюдном месте? Но это значит, что ей снова придется брать такси, а обратно возвращаться на машине Грегори и добром это не кончится. Что же делать?

Когда она вернулась домой, то почти сразу же раздался телефонный звонок. Сердце Элизабет екнуло, хотя телефонные звонки в их доме были не такой уж редкостью. Но она-то ждала одного-единственного, и была даже немного разочарована, когда услышала в трубке голос одной из своих местных приятельниц Биргит. Это тоже было вполне естественно, потому что Элизабет обзавелась уже многочисленными знакомыми и друзьями среди шведов, которые вообще считали ее своей и полностью ей доверяли. Знакомства обычно завязывались на дипломатических приемах, а потом как-то незаметно переходили в неформальные отношения вне стен посольства.

Точно также произошло и с Биргит — журналисткой из газеты «Дагбладет». Потом выяснилось, что она снимает квартирку недалеко от дома Олафсенов, и пару раз приглашала к себе в гости Элизабет с Джеком. На третий раз Джек забастовал и сказал, что их посиделки прекрасно можно проводить и без него, а если Биргит хочет общаться с ним, то он всегда рад видеть ее у себя дома.

После обязательного обмена приветствиями и традиционных вопросов о делах и здоровье, Биргит перешла к делу, ради которого и звонила:

— Слушай, Бесси, я хочу попросить тебя об одолжении. Меня посылают на неделю в Бельгию, в командировку, а на обратном пути я бы хотела заехать проведать родителей в Амстердам. Ты не могла бы это время присматривать за моим котом и цветами? Обычно это делает моя соседка, но бедняжка сломала ногу и лежит в больнице.

Элизабет на несколько секунд потеряла дар речи. Словно кто-то подслушал ее затаенные мечты и преподносит готовое решение мучившей ее проблемы. Она выровняла дыхание и сказала самым спокойным тоном:

— Разумеется, я с удовольствием тебя выручу. Когда ты должна уехать?

— Завтра. Утром заброшу тебе ключи и записку, чем и когда кормить Марса.

— Нет проблем, дорогая, — улыбнулась Элизабет. — У меня появится хоть какое-то важное дело, а то я, кажется, начинаю превращаться в зануду-домохозяйку.

— Ну, уж тебе-то это не грозит, — засмеялась Биргит. — Ты еще года не прожила в Стокгольме, а знаешь город лучше меня. Но если ты боишься заскучать… Погоди, я вернусь и что-нибудь придумаю. Значит, до завтра?

— До завтра, — тихо сказала Элизабет и положила трубку.

Вот все и решилось. Квартирка Биргит находится в очень большом доме, где даже не все жильцы знакомы друг с другом, к тому же расположена на первом этаже и имеет отдельный выход в крохотный садик. Именно там с весны до ранней осени Биргит держала своих любимцев — экзотические комнатные растения, которые остальное время года располагались в ее гостиной. Две недели — большой срок, а ведь они наверняка смогут увидеться с Грегори только один раз. Ну, может быть, два. А потом?

А потом они с Джеком уедут в отпуск в Америку. На целый месяц. Как она могла забыть об этом? И все кончится, потому что когда она вернется, Грегори уже не будет в Швеции — закончится срок его контракта. Значит, судьба дает ей такой шанс, но никаких перспектив. Следовательно, нужно радоваться этой милости капризной фортуны и пользоваться ею… если Грегори, конечно, позвонит.

Конечно, он позвонил, да она подсознательно была уверена в этом. Ключи от квартирки Биргит уже были у нее. И они назначили свидание на следующий полдень. Свое первое настоящее свидание, забыть которое Элизабет было не суждено до конца жизни.

У них было мало времени, часа два, не больше, но если бы в их распоряжении было две недели или два месяца, они тоже промелькнули бы, как единый миг. Элизабет боялась спрашивать, под каким предлогом Грегори ускользает из советского посольства на встречи с нею, она подозревала, что он очень сильно рискует, но отказаться видеть его у нее не было сил. Как только он появлялся в небольшой квартирке Биргит, куда Элизабет всегда приходила раньше, время для них останавливалось и окружающий мир переставал существовать.

Элизабет и не подозревала о том, что физическая любовь может принести такое блаженство. Она никогда не слышала столько ласковых слов, которые наполовину по-английски, наполовину по-русски шептал ей Грегори. Она вообще не существовала, растворяясь в нем без остатка. Ей достаточно было заглянуть в его карие глаза, где всегда плясали золотистые искорки, чтобы почувствовать головокружение и забыть обо всем. Об угрызениях совести она даже не задумывалась, просто жила любовью, даже не пытаясь это скрыть от Джека. Возможно, именно поэтому он ничего и не заподозрил, только однажды заметил:

— А весна тебе к лицу, старушка. Ты так расцвела и похорошела, что скоро я начну ревновать тебя к этой твоей обожаемой Швеции.

— Ты же дипломат, — рассмеялась Элизабет. — Придумаешь что-нибудь более тонкое. Например, заставишь меня подурнеть.

— Интересно, как? — изумился Джек.

— Ну, мало ли есть способов… — уклончиво ответила она и перевела разговор на менее опасную тему.

Три раза они встретились на квартире у Биргит, потом хозяйка вернулась и на следующее свидание они уехали на машине Элизабет далеко за город. Лето постепенно вступало в свои права, и это было такое чудесное, такое ликующе-солнечное лето! Или это только для Элизабет это время было окрашено всеми цветами радуги?

В тот день, взявшись за руки, Элизабет и Грегори гуляли по лесу, часто останавливались и приникали друг у другу в долгом-долгом, страстном поцелуе. У Элизабет буквально выскакивало сердце из груди и подгибались колени. Ей хотелось вечно ощущать себя в кольце сильных рук Григория, видеть его ласковые карие глаза, нежную улыбку, слышать стук его сердца. Он даже научил ее говорить по-русски одну фразу: «Я люблю тебя».

— Я люблю тебя, — в сотый раз сказал он, обнимая ее крепко-крепко и прижав ее голову к своему плечу. — Но сегодня наша последняя встреча. Кажется, за мной начинают следить, и мне больше не удастся обманывать бдительность своих соотечественников. Элли, Элли, как же я буду жить без тебя?

Она не заплакала: они оба знали, что конец всему этому настанет слишком скоро. Но еще один или два раза они могли бы встретиться. А теперь это становилось слишком опасным. Вряд ли они когда-нибудь увидятся снова, останутся только воспоминания, которые со временем тоже превратятся в нечто нереальное. Возможно, несколько лет спустя будет просто трудно поверить в то, что такое оказалось вообще возможным. Но сейчас…

Они расстались на полдороге, возле авторемонтной мастерской, где Грегори с утра оставил свою машину. Он поцеловал Элизабет в последний раз и ушел, не оглядываясь, потому что знал: если он еще раз посмотрит на прекрасное лицо любимой женщины, то уже не найдет в себе сил уйти от нее. То же самое думала и Элизабет, поэтому как только захлопнулась дверца машины и Грегори сделал несколько шагов, она нажала на газ и буквально унеслась в город. Каким чудом она без приключений добралась до дома, она и сама не понимала: всю дорогу ее глаза застилали слезы, а сердце болело так невыносимо, что хотелось сжать его в горсти и остановить навсегда.

Когда вечером Джек вернулся домой, он застал жену в постели, очень бледную и измученную. Он переполошился было, но она сказала, что это всего лишь легкое желудочное недомогание, наверное, съела что-то не очень свежее. Элизабет не слишком лгала: ее действительно подташнивало и чувствовала она себя просто отвратительно. К счастью, до отъезда в отпуск оставалась всего неделя, и связанные с этим хлопоты отвлекли Элизабет от первых, самых острых переживаний. Только чувствовала она себя по-прежнему не слишком хорошо.

Но путешествие по странам Скандинавии по дороге в Америку несколько отвлекло Элизабет от ее переживаний. Правда, каждую ночь она видела во сне своего возлюбленного Грегори, ощущала тепло его рук и сладкий вкус губ. Но это уже были только сны, а днем Элизабет любовалась в обществе мужа красотой норвежских фьордов или видом прелестных островков у берегов Дании. Правда, на сей раз ее не обошли стороной проявления морской болезни, чему она удивлялась не меньше Джека: ее никогда в жизни нигде не укачивало, а тут стоило подняться легкой волне, и она уже спешила в спасительный покой каюты.

Дома радость от встречи с родными и близкими оттеснили на второй план ее сердечные переживания, слегка пригасили то чувственное безумие, в котором она пребывала все последнее время. Да и недомогание ее, наконец, объяснилось, благодаря прозорливости Джанет.

— И давно это у тебя? — спросила она дочку, когда та за завтраком вдруг побледнела и поднесла салфетку ко рту.

— С самого отъезда из Швеции, — сказала Элизабет.

— А все остальное в норме?

— Что — все? Ой, мама, я и забыла! Господи, вот дурочка!

— Когда должно было быть? — деловито осведомилась Джанет.

— Задержка две недели. Ну да, конечно. Я еще переживала, что все эти неприятности случатся как раз на пароходе, а потом совершенно забыла о них. И обо всем вообще.

— Завтра же пойдем к доктору Соммерсу, — непререкаемым тоном заявила Джанет. — Он быстро разберется, что с тобой такое происходит. Да собственно и так понятно. Ты можешь примерно назвать день зачатия?

Элизабет залилась краской, словно юная девица.

— Видишь ли, мама… мы… в общем, почти каждую ночь. Я не знаю точной даты, даже представить себе не могу.

Но она представляла себе очень хорошо: в одно из тех трех свиданий на квартире у Биргит. Она зачала во время одного из этих свиданий и, скорее всего, прямо во время первого. Что ж, значит еще одну сбывшуюся мечту подарила ей Швеция: у нее будет ребенок. Хотя бы один…

Когда на следующий день доктор подтвердил факт беременности и назвал примерный срок, Элизабет поняла, что не ошиблась. Теперь она носила под сердцем вполне материальное доказательство своей молниеносной, страстной и прекрасной любви, а Джек, наконец, станет отцом. Потом, возможно, у нее будут еще дети, но этот малыш (почему-то она была стопроцентно уверена в том, что родится именно сын), этот малыш будет ее главной драгоценностью.

Через полтора месяца они вернулись в Стокгольм. Элизабет немного нервничала, боясь, что старые воспоминания заставят ее волноваться, но, по-видимому, будущее материнство подействовало на нее самым благотворным образом. К тому же, хотя она была всего на четвертом месяце, живот был уже очень заметен, и ее шведские друзья тут же начали готовиться к тому, что их американская подруга родит настоящего богатыря. А уж Джек просто раздувался от гордости и не знал, как угодить своей обожаемой жене.