— Не неси вздора, Зигги! Ты, наверное, сдурел, раз доверяешься первым встречным. Сам знаешь, все только и норовят содрать с тебя шкуру.

— Я делаю это ради тебя.

— Расскажи еще мне про Бога. — Она свернулась калачиком, собираясь снова погрузиться в сон.

— Русский писатель Достоевский говорил, что, не будь Бога, все было бы дозволено.

— Мне нравится, когда ты со мной серьезно разговариваешь.

— А потом появился философ по фамилии Ницше, который написал, что Бога больше нет.

— Как он об этом узнал?

— Погнал пророка на рыночную площадь, чтобы тот убедился в отсутствии морали. Раз люди так прогнили, значит, и впрямь Бога не стало.

Она села, подалась вперед и обняла его за шею. Ее лицо приобрело восторженное выражение.

— Полегче! — Он с трудом удерживал лимузин в правом ряду. — Ты меня задушишь!

Она убрала руки.

— Не знаю, что на меня нашло. Когда где-то появляются люди, которые не думают о том, чтобы заработать побольше денег, это просто чудесно! — Она подула на волосы, упавшие ей на лицо. — Вот ты разговариваешь со мной серьезно, и я чувствую себя респектабельной дамой.

Пришла пора отрезвить ее.

— Сиам, любой может прихватить бумаги корпорации с собой на небеса.

— Знаю. — Она по-прежнему веселилась. — Но мне понравился твой мыслитель. Подумать только: рыночная площадь убила Бога! Это мне нравится, это согревает. Одна смелая мысль — и я возношусь на небеса.

— Правда, эта мысль несовершенна, — предупредил Зигги.

— Знаю. — Она повесила голову. — Вывод не соответствует действительности.

— Вот именно. — Он попытался разглядеть в зеркале ее лицо. — Самое ужасное — не то, что Бог мертв и все дозволено, а то, что все дозволено людям, верящим в существование Бога.

— Да, — грустно согласилась она.

— Откуда такая покорность?

— Я размышляю.

— Я не велел тебе размышлять. Иначе зачем тогда менеджер?

— Потому что сегодня мне предстоит трижды выступать. Завтра начинается долгое турне с разовыми выступлениями. Я сплю без задних ног, а он вдруг куда-то меня тащит, как будто от этого зависит моя жизнь.

— Мы почти приехали, — успокоил ее Зигги.

Справа возникли разноцветные крыши аттракционов Кони-Айленда. Сиам опустила стекло, чтобы насладиться не только зрелищем, но и сопровождающими его звуками. Зигги в точности знал, что делать дальше. Он покатил по Серф-авеню и затем вниз по улице, ведущей к пляжу, где негде было приткнуть лимузин. Все же нашлось свободное местечко, там, где улица упиралась прямо в пляж.

Сиам снова развеселилась.

— Тебе захотелось, чтобы я надышалась свежим воздухом и долго не болела?

«Увидишь», — говорило выражение его лица.

Она оперлась на его руку и поднялась на деревянный помост. И он снова увидел пленительную крохотную бородавку почти на самом кончике ее носа. Как красивая, честолюбивая молодая женщина, работающая в шоу-бизнесе, может позволить себе разгуливать с бородавкой на кончике носа? Он полагал, что хорошо изучил Сиам, но обнаруженная бородавка подсказывала — это явное заблуждение. Амбициозность в ее характере, пожалуй, давно должна была заставить ее избавиться от бородавки.

— Сколько же здесь народу?! — Битком забитый пляж в жаркий выходной никого не мог оставить равнодушным. Сиам задала свой вопрос почтительным шепотом, словно, переступив порог музея, попала в окружение экспонатов, принадлежащих другой цивилизации.

— Больше миллиона, — ответил Мотли.

Казалось, сам здешний воздух пропитан безумием. Мотли знал,именно в такой солнечный день приходит успех, хотя пока что все складывалось неудачно. Из бесчисленных транзисторов лился рок-н-ролл в стиле «ритм энд блюз». Зигги в который раз порадовался, что его протеже не привержена какому-либо определенному стилю. Пение Сиам рождалось где-то в глубине самого ее существа, и Зигги знал, что такой стиль никогда не выйдет из моды. На пляже становилось все больше купальщиков, все труднее было отыскать местечко для подстилки или полотенца; застолбив место, Зигги и Сиам поспешно разделись и остались в одних купальных костюмах. Повсюду можно было видеть молодых женщин, раскачивающих бедрами в такт музыке. Это ленивое соревнование танцующих и откровенное демонстрирование обнаженного тела вызывало у Зигги чувство горького сожаления. Рев транзисторов заглушал шум океанских волн, все прибывающий и прибывающий народ заслонял телами океан, купальщики не давали любоваться пенными всплесками. С уходящего вдаль деревянного пирса Зигги мог разглядеть только покачивающуюся на волнах рябь — сотни мокрых голов.

Внезапно все прочие звуки заглушили душераздирающий крик и затем свист. Все на пляже дружно всполошились, узнав эту отчаянную трель, повергающую душу в тоску. Сей будничный звук нарушил беззаботность выходного дня.

— Вон он! — крикнула Сиам.

Из-под пирса выскочил голый по пояс широкоплечий молодой человек. Он отчаянно месил ногами песок. К груди же прижимал огромный бумажный пакет, из которого валил белый пар, не позволявший разглядеть его лицо. Следом за ним мчались, размахивая дубинками, два крупных полицейских без фуражек, в пропотевших синих рубашках.

— Беги, беги! — крикнула парню Сиам, хотя его положение было так безнадежно, что она не могла не вспомнить собственную слабость перед лицом жизни. Он один, а полицейских двое, он безоружен, а они вооружены до зубов; да, парень был совершенно беззащитен. Сиам тоже почувствовала себя на миг терпящей крушение; это чувство не посещало ее с тех пор, как ее карьерой занялся Зигги. Не желая демонстрировать собственную слабость, она открыла объемистую сумку и вынула оттуда большие солнечные очки.

Мотли улыбался, наслаждаясь ее внезапной сосредоточенностью. Точно так же она отдавалась пению. Пляж превратился в сумасшедший дом. Она надела очки. Он не сказал ни слова. Возможно, у него не все дома, но Сиам в темных очках нравилась ему еще больше. Без них она была слишком беззащитной, а в них казалась совершенно безразличной к происходящему.

— Что это там дымит у него в пакете? — со страхом пробормотала она себе под нос.

— Он торгует мороженым. Это пар от сухого льда, предохраняющего мороженое от таяния.

— Почему за ним гонятся полицейские?

— У него нет разрешения на торговлю.

Голоса из толпы увещевали полицейских:

— Лучше бы гонялись за настоящими жуликами!

Впрочем, смельчаки не спешили подставлять себя под удары дубинок, которые вполне могли посыпаться на них в отместку за насмешки: полицейские были разъярены тем, что им приходится заниматься бегом в такую жару.

Сиам недоверчиво проводила взглядом взмокшую троицу.

— Что за кошмарный бизнес!

— Кошмар начинается только тогда, когда продавца засекают, — возразил Мотли. — В остальное время он делает, что хочет.

Сиам с любопытством покосилась на него, но не успела сформулировать вопрос, который давно не давал ей покоя, ибо требовал больше внимания, чем она могла уделить сейчас. Ее отвлекли детишки, устремившиеся следом за полицейскими. Мужчины, женщины, все вокруг на пляже подпрыгивали на месте, чтобы не упустить ничего. Люди целыми компаниями уступали бегущим дорогу и прикрывали глаза, стараясь уберечь их от песка. На трассе бегунов мгновенно возникали и быстро рассасывались скопления любопытных.

— Они его прикончат, — высказалась Сиам.

— Для этого им надо его сначала поймать.

— Ой, он уходит! — обрадовалась она.

Тут один из полицейских снова поднес к губам свой свисток, и Сиам с огорчением заметила, как из-под моста выскочил и бросился наперерез мороженщику еще один наряд полицейских.

Мороженщик нутром почуял опасность и метнулся в самую гущу толпы.

— Что он там делает?! — воскликнула Сиам. — Ничего не вижу!

— Снимает штаны.

— Это еще зачем?

Мотли разглядел, как беглец сунул свои коричневые брюки в пакет со льдом и выпрямился уже в одних плавках, напряженно изучая пути отступления. Брюки перекрыли пар.

Сиам дернула Мотли за руку.

— Ну, что, а?

— Не знаю… — Он тоже не без интереса наблюдал за происходящим. — Я бы на его месте пошевеливался.

Мороженщик рванул к воде, увлекая за собой всех четверых преследователей. Потом резко изменил направление и помчался прямо на Сиам и Мотли. Хитроумные полицейские снова разделились на две пары: одна бросилась к настилу, чтобы не дать ему выскочить на улицу, другая продолжала преследовать беглеца.

— Они его схватят! — Сиам не на шутку огорчилась. Она смотрела на Мотли, ожидая утешения. — Что бы ему предпринять?

— Вот если бы какая-нибудь женщина усадила его к себе на одеяло и обнималась с ним, пока полицейские не пробегут мимо…

Сиам повернулась к Мотли, желая понять, шутит он или говорит всерьез. И увидела только его обезьяний профиль; по тому интересу, с которым он наблюдал за погоней, она поняла, что он не шутит.

— У него есть хоть какие-нибудь знакомые в толпе?

— Нет. — Мотли был так увлечен, что не стал разглагольствовать.

— Тогда как же он это сделает?

— Придется ему рискнуть.

Толпа расступилась перед беглецом, образовав свободный коридор. Мороженщик пронесся мимо стройной молодой женщины, растянувшейся на пляжном полотенце, потом еще мимо одной, наблюдавшей за ним сквозь темные очки. Неужели даже не попробует? У него не было времени на размышление. Оставалось сделать правильный выбор. И вот его колени подогнулись возле стройной девушки. Она спала на животе, лямки ее бюстгальтера были расстегнуты. Вся фигура — воплощение умиротворения. У самого уха тихо наигрывал приемник. Беглец, убедившись, что ее глаза закрыты, решил не рисковать и проскочил мимо. Рядом оказалась еще одна загорелая девушка в бикини. Она отдыхала в многолюдной компании молодежи, приплясывающей под музыку. Девушка неотрывно смотрела на беглеца, что повлияло на его решение. То был гипнотизирующий взгляд, лишенный всякого чувства, однако ее ладная фигура подтолкнула его к ней.

Двое преследователей уже были совсем неподалеку. Мороженщик мог судить об этом по гулу толпы. На колебания больше не оставалось времени. Он кинулся к девушке в бикини, впившейся в него взглядом. Она замахала руками, недовольная его дерзостью, но рядом с ее одеялом уже шлепнулся на песок пакет с сухим льдом. Он схватил ее за плечи. Парень явно просчитался — девушка откровенно сопротивлялась. Гул толпы все нарастал.

— С вами ничего не случится. — Мороженщик прижал ее голову к одеялу своей разгоряченной щекой. Правой рукой он вырыл прямо под одеялом ямку в песке и сунул туда пакет. Вздутие напоминало подушку. Девушка уже разинула рот, чтобы закричать. Люди вокруг в ужасе замерли. Мороженщик слегка навалился на свою невольную спасительницу и зажал ей рот своим потным плечом. Девушка мигом затихла. Он обнял ее и отвернулся. Взгляд его был обращен в противоположную сторону от той траектории, которую он преодолел чуть раньше.

Толпа сгрудилась вокруг парочки с намерением загородить ее. Транзисторы надрывались, молодые женщины, словно в забытьи, покачивались в такт музыке, люди смыкались все теснее; двое на песке совершенно потерялись из виду среди эдакой неразберихи. Кто-то прикрыл их спины широким пляжным полотенцем.

Зигги поглядел на бледную Сиам, неподвижно застывшую на самом солнцепеке. Он не мог догадаться, о чем она думает. Наконец та недоверчиво произнесла:

— Смотри-ка, исчез!

Запыхавшиеся полицейские приблизились к тому месту, где укрылся мороженщик. Молодежь приплясывала под радиоприемники, однако напряжение висело в воздухе. Полицейские перешли на шаг, теперь они пристально всматривались в толпу, чтобы понять по реакции людей, куда подевалась их жертва.

— Его найдут? — спросила Сиам, с трудом ворочая языком.

— Не знаю, — тихо ответил встревоженный Мотли.

Сиам принялась кусать ноготь.

Один из полицейских, зловеще размахивая дубинкой, шагнул к раскинутой на песке подстилке. Люди как ни в чем не бывало расступились, не прерывая своих занятий. Черный форменный ботинок придавил край одеяла. Девушку в бикини мороженщик по-прежнему держал лицом вниз, изображая свой и ее глубокий сон, рядом растянулись еще три пары. Полицейский обвел всех глазами. Музыка и ленивое раскачивание бедер не прекращались. Полицейский зашагал дальше. Через три ярда к нему присоединился напарник. А вскоре подошел и еще один. Все трое молчали, словно размышляли, как выйти из нелепого положения. Тут подоспел четвертый. Полицейские сравнили свои записи и дружно закивали головами. Позади сразу возник ропот, который стих, как только все четверо уверенно зашагали к пирсу. С него за происходящим наблюдали человек пять-шесть, среди которых сейчас стояла и Сиам. Полисмен указал дубинкой на двух старушек в легких платьях.