– В смысле – свидетельницами?

– Никакой совковости! – отрезала она. – Никаких выкупов невесты, шампанского в ЗАГСе, битья бокалов на счастье и салата оливье! У нас будет свадьба европейского образца. Шикарное платье, одинаково одетые подружки, венский вальс и вместо торта – пятиэтажный фонтан из белого шоколада! – Она была так возбуждена, что даже подвизгивала на последних нотах.

– Я так за тебя рада… – уныло повторила я.


Маргинальные невесты похожи на перевернутые вазы с ванильным пломбиром. Меня всегда удивляло – ну почему дешевые свадебные наряды отличаются таким отменным дурновкусием? Синтетические подъюбники, которые трещат, как сухие дрова, и электризуют волосы, многоярусные оборки, банты на заднице, искусственные розы в декольте – ну почему малобюджетная невеста должна выглядеть как помесь китайской Барби и гулящей девушки из исторической мелодрамы?

У Len'ы (crazy) со вкусом было все в порядке. С финансами, впрочем, тоже – прогуливаясь по магазинам, она самодовольно напевала старую техно-песенку «No, no limit», намекая на то, что кредитка ее бездоннее марианской впадины. Она обещала стать одной из тех невест, которым журнал «Bride» отводит центральный материал с двумя разворотами.

У Len'ы (crazy) было своеобразное чувство юмора – на собственную свадьбу она решила нарядиться ангелом. Наверное, более порочного ангела сложно было бы себе представить. Девушка, для которой в былые времена участие в групповушке было реалией такой же естественной, как для иной красавицы сходить на свидание. Девушка, которая не помнила имен всех своих мужчин. Девушка, которая любила от скуки соблазнять других девушек – понаивнее и помоложе, чем она сама. Девушка, с семнадцати лет собирающая коллекцию фаллоимитаторов, причем каждый экспонат нес в первую очередь практическую, а не только эстетическую функцию.

И эта самая девушка примеряла ангельские крылышки и тоненький золотой нимб – настоящий китч. Наверное, церковь предала бы ее анафеме. Но костюм ее был завораживающе красив – с этим не поспоришь. Летящее белоснежное платье, состоящее из сотни прозрачных юбок и невесомых подъюбников, отороченное кружевом ручной работы, с корсетом, расшитым розовыми жемчужинами. И крылья весом восемь килограммов: отливающие розовым перламутром перышки, к каждому из которых приклеена крошечная жемчужинка.

Все было так умилительно до тех пор, пока Len'a (crazy) как бы между прочим не объявила:

– Я буду ангелом. Ну а подружки невесты будут изображать чертей.

Мы с Мариной слегка напряглись.

– Знаете, таких секси-чертиков в стиле садомазо, – невозмутимо продолжила наша ненормальная подруга, – микроскопические кожаные шортики, латекс, майки в крупную сетку, готический макияж.

– Ты это серьезно? – после паузы спросила Маринка.

– А что? – вытаращилась на нее невеста. – Тебя что-то смущает?

– Ну вообще-то… Лен, я думала, что это будет более традиционный вариант, – закашлялась Марина.

– Да ладно, тебе не привыкать! – расхохоталась невеста. – Сама же показывала мне свою фотосессию в стиле садомазо! Так вот, на моих костюмах по крайней мере не будет прорезей для сосков! Хотя…

У Марины вытянулось лицо.

– Девчонки, да что вы в самом деле? – начала злиться Лена, которая ох как не любила, когда ей перечили (между прочим, связавшись с Пупсиком, она стала еще более невыносимой в своей максималистской требовательности). – Взрослые девушки, а столько комплексов! Думаете, я сама это для вас придумала? Да мне все равно, в чем вы появитесь! Но сценарий свадьбы пишет известный режиссер, ему и решать.

Чтобы я появилась перед тремя сотнями гостей в шипастом ошейнике, маске с молнией вместо рта и латексных рогах? Залихватски пощелкивая кожаной плетью и сотрясая вываливающимся из мини-шортов целлюлитом?!


Сидим, курим…


На ступени гранитной лестницы, спускающейся к набережной Москва-реки, прижавшись друг к другу бедрами, молча, понуро глядя на мусор, который проносят мимо нас темные воды.

– Все-таки она изменилась, – говорит наконец Маринка, – а ведь так мало времени прошло.

– Скоро будет считать нас лохушками, – мрачно подхватила я, – или вообще перестанет иметь с нами дело.

– А ведь я с ней уже пять лет дружу, – вздохнула Марина. – С тех пор как приехала в Москву почти сразу же с Ленкой познакомилась. Уж не знаю, на какой почве мы спелись…

– Расслабься. Наверное, так часто бывает: девушка выгодно выходит замуж, и ей кажется, что бывшие подружки стали ей малы.

– Да, – серьезно кивнула Марина, – я так уже одну потеряла. Вроде нормальная девчонка была, сто раз снимались вместе. А потом… Нет, ее даже замуж не взяли, просто записали в любовницы, свозили пару раз на Кубу, сняли квартиру. И все – как отрезало. Я ей первое время пробовала звонить. Думала, что раз она выбилась вперед, то и меня за собой подтянет.

– Ага, – от Маринкиной наивности, не сопоставимой ни с городскими джунглями Москвы в целом, ни с ее профессией в частности, меня всегда пробирал смех с нотами легкой грустинки.

– В конце концов она мне так прямо сказала: я теперь, Мариночка, птица другого полета.

– Проститутского, – уточнила я.

– Глаш… А тебе Пупсик нравится?

– Издеваешься? – усмехнулась я. – Просто тащусь от его залысин и от трясущегося живота. Это так возбуждает.

Ее смех веселым не был.

– Ну ладно, прекрати. Ленка-то наша подруга, нельзя так. Но вот я тоже иногда думаю: неужели деньги так много для нее значат, что она с таким… Она ведь плевать всегда хотела на весь этот lifestyle! Ей было все равно, во что одеваться, что есть, где жить. Лишь бы было весело! Неужели – все? Неужели это навсегда? И все теперь будет по-другому? И однажды Ленка со своим идиотским смешком скажет, что нам в ее новой гламурной жизни больше места нет?


Сидим, курим…


Len'a (crazy) тарахтит без умолку, я не успеваю проследить за ходом ее хаотично рвущейся мысли.

А получилось так: из-за накопившихся домашних дел я решила не выходить на работу. Вымыть полы, собрать пакет в химчистку и пакет в ремонт обуви, протереть окна, приготовить что-нибудь, чтобы на целую неделю хватило, например гороховый суп.

Из намеченного я успела только замочить половую тряпку в ведре – неожиданно пропиликал домофон, и выяснилось, что внизу перетаптывается запыхавшаяся Len'a (crazy), которой вдруг приспичило со мною пообщаться.

Пришлось ее впустить.

Открыв дверь, я глазам своим не поверила – подруга выглядела ужасно. Я уже и забыла Лену старого образца. Привыкла к огламуренному варианту, который считал дурным тоном появиться на людях с облупившимся на мизинчике лаком. А тут…

Ее коротко подстриженные волосы торчали в разные стороны, как у тифозной вороны. Нос блестел, тушь размазалась, подводка на глазах лежала неровно. Одета она была кое-как – свитер в катышках и мятые велюровые спортивные штаны.

– Как хорошо, что ты оказалась дома! – вместо приветствия воскликнула она. – Если бы тебя не было, я бы умерла! Я и выпить с собой захватила. – Она помахала у меня перед носом полупустой бутылью с виски двенадцатилетней выдержки (наверняка украденной из Пупсиковых бездонных запасов).

Только в тот момент я заметила, что она в тапочках, которые еще несколько часов назад, видимо, были нежно-розовыми.

– Что случилось? – ужаснулась я, пропуская ее в комнату. – Тебя выгнал Пупсик?!

– Если бы, – Лена плюхнулась на диван и отпила виски прямо из горлышка, при этом даже не поморщившись. – Честное слово, мне было бы легче. Нет, все на мази, вчера выбирали лимузин. Пупсик хочет золотой. А таких в Москве нет. Что за скандал он устроил! Видимо, придется перекрашивать. Кстати, я вчера ему изменила.

Все это она выпалила на одном дыхании, так что я все еще осмысливала идею о перекрашивании лимузина, когда до меня вдруг дошел смысл последней фразы.

– Да ты что?! – Я метнулась к буфету за бокалом: – Плесни-ка и мне.

Лена послушно наклонила бутыль.

– Да, вот так, – кивнула она, – не могу больше.

– У вас что-то произошло? Или… Ты его разлюбила?

Она посмотрела на меня удивленно и даже, как мне показалось, слегка презрительно.

– Раз-лю-би-ла? – по слогам произнесла она. – Хочешь сказать, что я когда-нибудь была в него влюблена? Хочешь сказать, что в такого мужика вообще можно влюбиться?… Я никогда его не любила и больше так жить не могу. – Ее голос задрожал, а вместе с ним и нижняя губа.

Почувствовав приближение истерики, я решила ее отвлечь.

– Сначала расскажи, с кем изменила.

– Он музыкант, очень секси, – с готовностью откликнулась Len'a (crazy), – мы познакомились в баре, в каком уже не помню. Мне надо было убить время между маникюром и массажисткой, ну я и зашла в первый попавшийся бар выпить глинтвейна. Ты же знаешь, как я люблю глинтвейн.

– Можно сразу к делу перейти?

– Ну вот, зашла в бар, а там он. С длинными волосами. В джинсах и мотоциклетной куртке. Накачанный, все дела. Красивый. Причем никакой инициативы с моей стороны не было. Поверь, я бы просто полюбовалась, выпила свой глинтвейн и отчалила бы. Но он вдруг посмотрел на меня и улыбнулся. А потом написал на салфетке: «Поцелуемся?» – и передал через официанта. Я подумала – надо же, какой оригинальный. Подошла к нему и поцеловала.

Я поперхнулась виски. Все истории Len'ы (crazy) напоминают дурные пантомимы с закадровым смехом в самых несмешных местах.

– Скажи, а если бы он написал на салфетке – «Трахнемся?», ты бы тоже подумала, что он оригинальный, и поманила бы его в туалет?

– Собственно, в туалете мы в итоге и оказались, – невозмутимо продолжила Len'a (crazy), – ну а потом еще и в гардеробе. И это было… потрясающе!

Ох уж эта ее мордашка с округленными глазами, распахнутым ртом и разрумянившимися щеками – такая знакомая, но давно забытая. В последнее время Ленкино лицо все больше походило на маску – красивую с правильными чертами и безупречным макияжем.

– И что теперь? – рискнула спросить я.

И тогда Len'a (crazy) расплакалась. Внезапно и горько. Уронив растрепанную голову на чумазые руки.

Я пересела к ней на диван. Поколебавшись, похлопала ее по плечу, пробормотала что-то успокоительное.

– Что же мне делать? Что? – всхлипывала она. – Я живу не своей жизнью. Я перестала быть самой собой, понимаешь, Глашка? Когда я встретила этого музыканта, то вспомнила, какая я есть на самом деле! Помнишь, как мы с тобой зажигали?

Я сдержанно кивнула.

– А теперь в моей жизни нет ничего, кроме версаче-хреначе и кокаина. Пупсик опостылел, и я все чаще вру по вечерам, что у меня раскалывается голова. Или еще хитрее делаю – запираюсь в ванной с журналами и жду, когда он уснет. Потом выползаю, как мышка, и укладываюсь рядом. Лишь бы он не начал приставать. Эти его пухлые пальчики на моей груди… – Ее плечи передернулись.

Я потрясенно молчала. Len'a (crazy) была из тех девушек, которые пытаются представить свою жизнь окружающим более красивой, чем она есть на самом деле. Хвастливо выпячивают положительные события и умалчивают об отрицательных, словно их и вовсе нет. Эта манера многих приводит в бешенство. Кажется, я ни разу в жизни не слышала ее жалоб.

– И я знаю, что под дверью дежурят Лола или Анфиса. Они все чаще остаются у нас ночевать.

Обе понимают, что происходит, и, как стервятницы, кружат над телом Пупсика. Они готовы на все, чтобы занять мое место.

– Лен, ну все же решается просто, – тихо сказала я.

Она оторвала ладони от заплаканного лица:

– Что ты имеешь в виду? Уйти от Пупсика?

– И все будет как раньше! Ты сможешь спать только с тем, кто тебе нравится. И жить только так, как тебе нравится.

– Боюсь, не смогу, – вздохнула она, – потому что в последнее время мои аппетиты разыгрались. Невеста Пупсика не сможет жить как обычная девушка.

– Ты так говоришь, будто Пупсик – это принц Уильям, – фыркнула я. – Но дело в том, что он обычный старый хрыч с дряблеющим пузом. А тебя ждут длинноволосые музыканты с железным прессом и прочие заманчивые личности.

– И я опять буду завтракать не черной икрой, а в лучшем случае черным хлебом, – задумчиво протянула Лена.

– И ты снова будешь ходить в «Пропаганду», а не в VIP-сауну.

– И я опять буду носить «Mango», а не «Etro».

– И ты опять будешь испытывать оргазм, а не морщиться от брезгливости.

– И я опять буду ездить на метро, а не на «мерседесе».

– И ты опять будешь смеяться, а не напиваться от тоски. И ты опять станешь самой собой, Ленка!

По ее раскрасневшейся щеке пробежала одинокая, словно из воска вылепленная слезинка, смотрелось это очень кинематографично. Кончик ее носа смешно покраснел. А ресницы без туши были трогательно белыми.

– Ты считаешь?

– Я уверена.

Лена опять схватилась за бутылку.

– Ну а что я ему скажу? У него же инфаркт случится, свадьба через два месяца. Платье куплено, сценарий написан, и он собирается отвалить десять тысяч за перекрашивание лимузина.