Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. После полуночи

Пока что все шло по плану. Но побег Грейс мог изменить ситуацию.

– Энди, ты меня слушаешь? Я спросила, поймают ли они ее?

– Да. Уверен, что поймают.

«Обязаны поймать».

– И что тогда с ней будет?

– Не знаю. Полагаю, отправят обратно в тюрьму.

Эндрю с болью подумал о Грейс Брукштайн, милой наивной девочке, какой он ее знал все эти годы. Бедняжка! Во всем происшедшем она единственная была невинной жертвой. К несчастью, именно такая участь и ждет чистеньких, беленьких ягнят. Их безжалостно режут.

Мария с довольным видом прихлебывала апельсиновый сок.

– Энди, к чему такой угнетенный вид? Можно подумать, это за тобой охотится полиция! И отдай газету! Там, на страничке моды, есть шикарное платье от Баленсиага. Подумываю сшить себе такое же.

Джек Уорнер смотрел выпуск новостей в баре, вместе с Фредом Фаррелом, главой его избирательного штаба. Сидя за столиком, мужчины обсуждали стратегию переизбрания сенатора. Увидев лицо Грейс на экране, Уорнер поперхнулся фисташкой.

– Святая Матерь Божья! Можешь в это поверить?

Фред не мог. Люди не сбегают из мест, подобных Бедфорд-Хиллз. Во всяком случае, не в реальной жизни. Тем более миниатюрные богатые блондиночки вроде Грейс Брукштайн!

– Тебе придется сделать заявление.

Блестящий политический ум Фаррела уже взялся за решение проблемы. Сейчас не время вспоминать старый скандал с «Кворумом» – это может неблагоприятно сказаться на кампании. Грейс скорее всего будет поймана через несколько часов, но оживший интерес прессы к делу о пропавших миллиардах может не угаснуть и через месяцы. Джека никак нельзя в это впутывать!

– Я что-нибудь напишу для тебя. А ты иди домой и не высовывайся.

Джек Уорнер отправился домой, а во время долгой поездки в Уэстчестер постарался привести мысли в порядок. Фред Фаррел и половины не знал об истинном положении дел. Конечно, ему было известно об игорных долгах и отказе Брукштайна их платить. Но у Джека были и другие скелеты в шкафу. Весьма взрывоопасные, которые могли положить конец политической карьере.

«Ленни знал правду. Но Ленни мертв, он в аду, где ему самое место».

Вопрос в том, унес ли он свои знания на тот свет. Или поделился с любимой женой? Пока Грейс благополучно сидела под замком, это было не важно. Но теперь она вырвалась на свободу и всеми способами борется за свою жизнь. Источник повышенной опасности, и ей нечего терять.

«Я не могу, я не позволю этой суке погубить меня!»

Онор встречала мужа на подъездной дорожке. Глаза у нее были красными и распухли: очевидно, она плакала.

– О, Джек! Ты видел новости?

– Конечно, видел.

Сенатор схватил жену под локоть и втащил в дом.

– В любую минуту могут появиться папарацци. Бога ради, возьми себя в руки. И почему ты плачешь?

Онор сама не знала. Она всегда завидовала Грейс. Злилась на нее. Даже ненавидела. И в то же время участь сестры ее волновала. Грейс была не способна участвовать в сложных махинациях – это было для нее так же нереально, как сменить колесо или заполнить налоговую декларацию. Кому это лучше знать, как не Онор?

«Мне следовало бы выступить в ее защиту на суде. Или по крайней мере навестить ее в тюрьме. Но я этого не сделала. Потому что всегда поступаю так, как велит Джек».

– В новостях говорится, что Грейс могут пристрелить и что ей грозит опасность не столько от полиции, сколько от толпы.

– И что?

Джека не интересовали проблемы сестры жены. У него своих хватало.

– Фред пишет заявление от моего имени. Я хочу, чтобы ты и дети не выходили из дома. И ни с кем не говори о Грейс. Понятно?

Онор кивнула.

– Если она попытается связаться с тобой, немедленно сообщи мне. Не полиции. Мне.

– Да, Джек.

Он стал подниматься наверх.

– Джек! Как думаешь, почему она это сделала? – окликнула Онор.

– О чем ты?

– Почему она сбежала? Ведь должна была понимать, как это для нее опасно! Не говоря уже о том, что она своими руками погубила все шансы на подачу апелляции. Все это… чистое безумие. Так на нее не похоже.

Джек пожал плечами:

– Что же. Может, она изменилась. Сама знаешь, тюрьма меняет людей.

«И политика тоже…»

Онор взглянула на себя в зеркало и содрогнулась. Она не узнавала ту, кем стала.

– Сбежала? Господи милостивый!

Майкл Грей провел день на своей новой яхте: подарок от Конни на годовщину свадьбы – и поэтому узнал новость только вечером, во время ужина.

– Знаю. Вот уж не думала, что она на такое способна. Спрятаться в грузовике! Вот тебе и «строгий режим»!

Майкл болезненно поморщился:

– Как по-твоему, может, нам стоит… ну не знаю, как-то ей помочь?

– Помочь? – ахнула Конни. – Ты что? Как мы можем ей помочь? Вернее, почему мы должны ей помогать, после того, что она наделала?

Майкл любил жену и не перечил ее злобным выпадам в сторону сестры, но он никогда не был сторонником коллективного умывания рук и отказа от попавших в беду родственников. Ему всегда было не по себе от таких вещей. А теперь это и вовсе выглядело подлостью.

Так много всего произошло после их судьбоносной поездки в Нантакет полтора года назад! Тогда у Ленни и Грейс было все: идеальный брак, состояние, – а у них с Конни ничего не было. Майкл Грей не забыл пережитого мрака безнадежности. Потерять работу в «Леман» – почти как потерять родителей. «Леман бразерс» были для него чем-то большим, чем работодатель. Фирма позволила Майклу почувствовать свое значение. Стать личностью. Когда все рухнуло, это казалось гибелью. Но Майклу было некогда скорбеть. Он тонул в одном кризисе за другим, наблюдая, как исчезают сначала его сбережения, а потом и дом. Хуже всего, что между ним и Конни разверзлась пропасть. Майклу казалось, что при поддержке жены он способен преодолеть все, но с каждым новым ударом Конни все больше отстранялась от него. Даже ее взгляды… такие разочарованные… даже брезгливые, словно в том, что случилось, была его вина. Словно она винила мужа в своих страданиях… Вспоминая об этом, Майкл покрывался холодным потом.

Всего полтора года назад это было, а казалось – в другой жизни. С тех пор они пережили крах «Кворума», смерть Ленни, арест Грейс… и суд… А теперь вот это… похоже на дурной сон. По мере того как рушилась жизнь Грейс, словно какая-то невидимая нить вытягивала наверх жизни Конни и Грея из почти засосавшего их болота на солнечный свет. Майкл получил работу в консультативной фирме по закупкам для бутиков. Жалованье было невелико, но имелись бонусы. Более того, у него появилась причина выбираться из постели по утрам. Одно это ощущение бесценно. Конни немного смягчилась, отношения стали проще. Разочарования как не бывало: его сменил прежний любящий взгляд, единственное в своем роде сочетание доверия, желания и уважения, под действием которого Майкл мог двигать горами. Он так любил жену…

«Она моя сила и слабость. Я бы умер за нее. Убил бы за нее. И она это знает».

Но лучшее было впереди. Через несколько месяцев после суда над Грейс Конни вызвали в адвокатскую контору. Оказалось, какой-то дальний престарелый родственник оставил ей кое-что по завещанию.

Майкл ожидал нескольких акций или, возможно, пару украшений.

Они получили пятнадцать миллионов.

В ту ночь она ласкала его со страстью, которую Майкл не видел от нее с тех пор, как они поженились.

– Похоже, богатство тебе к лицу, милая, – пошутил он.

– Похоже, ты прав, – отозвалась просиявшая Конни. – Майк, давай купим новый дом. В этом живет так много тяжких воспоминаний.

– Брось, есть ведь и хорошие. Верно? Здесь родились наши дети. Ты действительно хочешь переехать?

– Да, – не колеблясь подтвердила Конни. – Хочу начать новую жизнь. Для всех нас. И не будем оглядываться назад!

Они продали дом.

– Поверить не могу, что ты всерьез хочешь помочь Грейс! Откуда взялась подобная идея?

Они сидели в гостиной своего нового городского дома. В их первое Рождество Конни из кожи вон лезла, чтобы увешать дом украшениями в серебристо-белых тонах, и, верная традициям, отказалась снимать их до Двенадцатой ночи. Майклу казалось, что по вечерам он возвращается в грот Санты.

– Не знаю. Сам не пойму… Наверное, потому, что у нас всего много.

– А у Грейс ничего? – с горечью рассмеялась Конни. Каждый раз, когда разговор заходил о Грейс или Ленни, ее гнев вспыхивал с новой силой. Словно демоны вырывались на волю. – Деньги «Кворума» где-то спрятаны. ФБР убеждено, что Грейс знает, где именно. Кто мы такие, чтобы возражать?

«Ее семья», – хотел было сказать Майкл, но промолчал. Он испугался.

Конни увидела страх в его взгляде и почувствовала, как ее собственный страх улегся.

Побег сестры ее озадачил. Она точно знала, что у Грейс не хватит характера, чтобы осуществить столь смелый план, тем более перехитрить полицию. В глубине души Конни отлично сознавала, что Грейс не имеет ничего общего с пропажей денег.

«Она охотится не за деньгами. За чем-то другим.

Может, за правдой?»

Майкл по-прежнему не знал о романе Конни с Ленни Брукштайном. И не допытывался, откуда взялось наследство.

«Муж очень доверчив. Совсем как Грейс. Пусть таким и остается».

Обхватив шею Майкла, она прошептала:

– Дорогой, я хочу, чтобы мы были счастливы. Оставили прошлое в прошлом. А ты?

– Конечно, и я тоже, любимая, – прошептал Майкл, отчаянно обнимая жену.

– Значит, больше никаких разговоров насчет помощи Грейс. Эта глава нашей жизни закрыта навсегда.

Снова оказаться в Нью-Йорке, среди знакомых запахов и звуков, – все равно что возвратиться домой после долгой отлучки. Здесь Грейс чувствовала себя в относительной безопасности, чему способствовала новая внешность: короткие шоколадно-каштановые волосы, темная косметика, мешковатая одежда. Одна из девушек в Бедфорде говорила, что, изменив походку, можно стать совершенно неузнаваемой. Грейс практиковалась часами, изображая размашистый, небрежный шаг. Ей все еще становилось не по себе при виде собственного «прежнего» лица на газетных стойках. Но по мере того как шли дни, беглянка все больше уверялась, что сочетание маскировки и равнодушной анонимности большого города защитит ее, пусть и ненадолго.

На второй день возвращения она набралась храбрости войти в крошечное интернет-кафе и послать на электронный адрес «хотмейл» условленный код: 200011209LW. Грейс надеялась, что это означает: «Пошлите две тысячи долларов на код 11209 в Нью-Йорк на имя Лиззи Вули». И при этом была уверена – что-нибудь обязательно пойдет не так. Что, если она попросила слишком много?

Грейс запоздало сообразила, что понятия не имеет, сколько денег у друга Карен и готов ли он с ними расстаться. С другой стороны, она не собиралась повторять рискованный трюк каждую неделю, тем более что половина всех полицейских департаментов страны ее разыскивала.

Оказалось, что забрать деньги так же просто, как говорила Кора. Отделение «Вестерн юнион» находилось в аптеке на углу. Жирный унылый человек лет сорока пяти едва глянул на удостоверение личности Грейс и, не потрудившись посмотреть ей в лицо, протянул конверт с наличными и квитанцию.

– Вот, мисс Вули. Приятного дня.

Постепенно Грейс стала меньше бояться, что ее поймают, и больше думать о долгожданной встрече с Дэйви Бакколой. Детектив проверял алиби всех, кого Брукштайны пригласили в Нантакет на тот роковой уик-энд. Мысль о том, что Престоны, или Мерривейлы, или кто-то из ее сестер задумал украсть деньги, убить Ленни, засадить ее в тюрьму и остаться безнаказанным, до сих пор казалась Грейс не слишком реальной. Но какие еще объяснения могли найтись? Она надеялась, что, увидев напечатанный черным по белому отчет Дэйви, кое-что прояснит для себя. Все зависело от этой встречи.

Запершись в своей крошечной однокомнатной квартирке-студии, Грейс вынула из ящика письменного стола кипу газетных вырезок и разложила на постели. Вот они все: Онор и Джек, Конни и Майкл, Эндрю и Мария, Джон и Кэролайн. У кого-то из них ключ к правде.

Рядом, на небольшом расстоянии, Грейс положила девятый снимок. Детектив Митчелл Коннорс, человек, которому дали задание ее поймать. Определенно привлекателен. Интересно, женат ли он? Любит ли жену, как любил Ленни ее?

Конечно, рано или поздно он ее поймает. Но это уже не будет иметь значения для Грейс. Главное – успеть завершить задуманное.

Закрыв глаза, она обратилась к Ленни: полумолитва-полуобещание…

– Я сделаю это, дорогой. Ради нас обоих. Найду того, кто отнял тебя у меня, и заставлю платить. Клянусь.

Затем легла спать, чтобы набраться сил.

– Еще чаю, детектив? Мой муж вернется с минуты на минуту.

Онор Уорнер явно нервничала. Митч заметил, как дрожали ее руки, когда она брала с подноса серебряный заварочный чайник. Горячая коричневая жидкость расплескалась по белому журнальному столику.