Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. После полуночи

– Нет, миссис Уорнер. Спасибо. Собственно говоря, я пришел к вам. Не делала ли ваша сестра попыток связаться с вами? Я имею в виду после побега?

– Связаться со мной? Нет. Ни в коем случае. Если бы Грейс позвонила, мы немедленно сообщили бы в полицию.

Митч склонил голову набок и обаятельно улыбнулся.

– Вот как? Но почему?

Эта женщина интриговала его. Она сестра Грейс Брукштайн. Одно время, судя по всем отчетам, женщины были очень близки. Они даже похожи внешне. И все же, когда Грейс оказалась в немилости у американцев, Онор Уорнер словно растворилась в эфире.

– Не понимаю, о чем вы.

– Только о том, что Грейс – ваша сестра, – пояснил Митч. – И было бы вполне понятно, если бы вы захотели ей помочь. В этом нет ничего дурного.

Эти спокойные слова, казалось, совершенно вывели Онор из равновесия. Она огляделась, словно пытаясь сбежать. Или просто обшарила глазами комнату в поисках скрытых микрофонов, камер?

– Грейс нажила себе немало врагов, – выдавила наконец она. – И теперь на воле ей грозит куда более страшная опасность, чем в тюрьме. Мне небезразлично ее благополучие.

Митч едва сдержал ухмылку: «Черта с два небезразлично».

– Вас не было на суде.

– Верно.

– И насколько мне известно, вы ни разу не навещали сестру в тюрьме.

– Ни разу.

– Можно узнать почему?

– Я… мой муж… мы посчитали, что так будет лучше. Джек упорно трудился, чтобы оказаться там, где сейчас. Не хватало еще, чтобы избиратели связывали его имя с «Кворумом»… Надеюсь, вы понимаете.

Митч не дал себе труда скрыть презрение. Он прекрасно понимал…

Словно прочтя его мысли, Онор стала оправдываться:

– Мой муж сделал много добра своим избирателям, детектив. Много. Разве справедливо, если его имя будет запятнано алчностью Ленни Брукштайна? Грейс сама сделала свой выбор. Я волнуюсь за нее. Но…

Она не договорила.

Митч поднялся.

– Благодарю, миссис Уорнер. Я сам найду дорогу.

Та же самая история была и с Конни Грей.

– Моя младшая сестра так и не научилась отвечать за свои поступки, детектив Коннорс. Грейс считала, что создана для богатства, счастья и свободы. Цена ее не волновала. Так что ответ на ваш вопрос: нет, мне ее не жалко. И я, конечно, ничего о ней не знаю. И надеюсь, не узнаю.

«С такими друзьями, как у Грейс Брукштайн, и враги ни к чему».

Разговаривая с безжалостными, озлобленными сестрами Грейс, Митч почти жалел женщину, алчность которой едва не поставила на колени Нью-Йорк. Гнев Конни был явственно ощутим в этой комнате. Исходил от нее как тепло от обогревателя… Атмосфера накалилась.

– Не знаете, к кому еще могла обратиться Грейс? Кому позвонить? Может, старая школьная подруга? Или школьный поклонник?

Конни величественно качнула головой:

– Нет. Выйдя замуж за Ленни, Грейс полностью растворилась в его мирке.

– И вы это не одобряете.

– Ленни и я… скажем так, мы не были близки. И я всегда считала, что они с Грейс не подходят друг другу. В любом случае никаких старых друзей не существует. Некоторое время Грейс поддерживал Джон Мерривейл, пока Кэролайн не вправила ему мозги. Бедный Джон!

– Почему «бедный»?

– О, бросьте, детектив! Вы его видели. Он боготворил Ленни. Много лет носил за ним портфель.

– Но он играл какую-то более важную роль?

– Джон? Нет, никогда!

Конни безжалостно рассмеялась.

– Пресса изображает его кем-то вроде финансового мудреца. Второе главное лицо «Кворума». Абсурд! После двадцати лет службы его лишили даже партнерства! Ленни использовал его. Как и Грейс. И даже сейчас ему приходится расчищать весь этот хаос в «Кворуме». Неудивительно, что ваши коллеги из ФБР не нашли этих денег! Как раз тот случай, когда слепой – поводырь у слепых!

Присутствующие на пресс-конференции были откровенно враждебны. Люди требовали ответов, которых у Митча Коннорса не было.

Прошла почти неделя после дерзкого побега Грейс Брукштайн, и давление на Митча и его команду все усиливалось. От них требовали хоть чего-нибудь. Представители прессы вбили себе в голову, что Нью-Йоркский департамент полиции утаивает информацию.

Митч улыбнулся.

Если бы только это было правдой!

Правда заключалась в том, что у него ничего не было.

Грейс Брукштайн сбежала из тюрьмы и растворилась в воздухе.

Прямо как чертов Дэвид Блейн!

Она не обращалась ни к родным, ни к друзьям. Вчера руководители департамента совершили поступок, который можно было расценить исключительно как отчаяние: назначили награду двести тысяч долларов всякому, кто предоставит информацию, способствующую поимке Грейс.

Это оказалось ошибкой.

За два часа команда Митча ответила на восемьсот звонков. Очевидно, Грейс Брукштайн была вездесущей: ее заметили от Нью-Йорка до Новой Шотландии. Пара наводок казалась достойной расследования, но в конце концов и они оказались пустышками. Митч чувствовал себя ребенком, пытающимся ловить мыльные пузыри, которые лопались от легчайшего прикосновения. Подумать только, он посчитал это дело пустяковым!

– На сегодня это все. Спасибо.

Недовольно ворчавшая стая репортеров убралась. Митч прокрался в свой офис, но, похоже, передохнуть ему сегодня было не суждено. Детектив лейтенант Генри Дюбре и в лучшие свои времена не был образцом мужской красоты. Сегодня же, скорчившись в пыточном кресле Митча, подобно гигантской жабе, он выглядел еще гаже обычного: красная, одутловатая от пьянства физиономия и желтые, как подсолнухи, белки. Очевидно, напряжение сказывалось на всей команде.

– Сообщи мне хоть какие-нибудь хорошие новости, Митч.

– «Никс»[16] вчера вечером выиграли.

– Я серьезно.

– Я тоже. Потрясная была игра. Вы не смотрели?

Митч улыбнулся. Дюбре насупился.

– Простите, босс. Не знаю, что сказать. У нас ничего нет.

– Время работает против нас, Митч.

– Знаю.

Дюбре ушел. Сказать было нечего. Оба понимали: если в следующие двадцать четыре часа Митч не нападет на след, его снимут с дела. А может, и уволят.

Митч старался не думать о Селесте и дорогой частной школе, куда Хелен хотела отдать дочь. В этот момент он ненавидел Грейс Брукштайн.

Он смотрел на висевшую на стене доску. В середине скотчем было прикреплено фото Грейс. От нее, как лучи звезды, отходили сгруппированные снимки других людей: заключенных и служащих Бедфорд-Хиллз, друзей и родных, сотрудников «Кворума», тех людей, кто дал самые многообещающие наводки. Как получилось, что столько следов ни к чему не привели?

Зазвонил телефон:

– Для вас звонок на первой линии, детектив Коннорс.

– Кто это?

– Грейс Брукштайн.

Митч невесело усмехнулся:

– Да, Стелла, спасибо. У меня нет настроения для дурацких розыгрышей.

И повесил трубку. Через полминуты телефон зазвонил снова.

– Стелла, я уже сказал, что у меня и без того полно проблем…

– Доброе утро, детектив Коннорс. Говорит Грейс Брукштайн.

Митч замер. Прослушав многочасовые записи показаний Грейс на суде, он узнал бы ее голос повсюду. И сейчас лихорадочно замахал рукой своим коллегам во внешнем офисе.

– Это она, – прошептал он одними губами. – Установите, откуда звонок!

Он сделал усилие, уговаривая себя не торопиться. Нельзя показывать свое волнение. Более того, необходимо говорить как можно громче, чтобы заглушить прослушку.

– Здравствуйте, мисс Брукштайн. Что я могу для вас сделать?

– Можете меня выслушать.

Голос был тот же. А вот тон – другой. Более жесткий. Решительный.

– Я слушаю.

– Моего мужа и меня подставили. Ни я, ни Ленни не расхищали никаких денег.

Митч помолчал, стараясь потянуть время.

– Почему вы говорите мне все это, мисс Брукштайн? Я не присяжный. Ваш приговор никак со мной не связан.

– Миссис Брукштайн, – поправила она. – Я вдова, детектив. Не разведенная женщина.

«Ты дура. Тебе вообще не следовало звонить. Ну продолжай, продолжай. Пока тебя не засекли».

– Я говорю вам это потому, что видела вас по телевизору. И вы показались мне хорошим человеком. Честным.

– Спасибо… – удивленно протянул Митч.

– Вы показались мне человеком, который хочет узнать правду. Не так ли?

«Собственно говоря, я человек, который должен удержать тебя на линии следующие несколько секунд. Девять… восемь…»

– Знаете, миссис Брукштайн, лучшее, что вы можете сейчас сделать, – добровольно сдаться властям.

Шесть… пять…

– Пожалуйста, детектив, – рассмеялась Грейс. – Не оскорбляйте меня. Я не настолько глупа. Но сейчас мне пора.

– Нет! Погодите! Я могу вам помочь! Если вы невиновны, как утверждаете, есть законные каналы…

Щелчок.

И тишина.

Митч с надеждой уставился на коллег, но те дружно покачали головами. Впрочем, он и сам это понимал.

– Еще две секунды, и мы бы засекли ее!

Митч рухнул в кресло и обхватил голову руками. Телефон немедленно зазвонил снова. Митч бросился на него, как обманутый любовник, молясь, чтобы это оказалась она.

– Грейс?

Ответил мужской голос:

– Детектив Коннорс?

Надежда вытекла из него, как кровь из пробитой вены.

– У телефона.

– Детектив, меня зовут Джон Родвилл. Я глава приемного покоя Патнемского медицинского центра.

– Угу, – устало пробормотал Митч. Имя ничего ему не говорило.

– На прошлой неделе к нам привезли пациента с ножевой раной в спине. До сегодняшнего утра он был в коме. Мы не думали, что мужчина поправится. Но он пришел в себя.

– Потрясающе, мистер Родвилл. Счастлив за него.

Митч уже хотел повесить трубку, когда Родвилл жизнерадостно воскликнул:

– Думаю, вам действительно повезло. Он только что опознал в напавшей на него Грейс Брукштайн.

Митч вихрем ворвался в блок интенсивной терапии.

– Детектив Коннорс. Пришел поговорить с Томми Бернсом. – Он махнул жетоном перед носом дежурной сестры.

– Сюда, детектив.

Заведующий приемным покоем объяснил Митчу, как попал сюда Бернс. Оказалось, что тот садовник-фрилансер и в прошлый вторник, вечером, подобрал на шоссе недалеко от Бедфорда голосующую девушку. Та представилась как Лиззи.

Томми успел проехать около сорока миль, прежде чем девица, угрожая ножом, заставила его зарулить в глубь леса, где ударила в спину, ограбила и оставила умирать.

– Какие-то местные ребятишки пошли на охоту и наткнулись на него. Еще несколько часов – и он точно истек бы кровью.

– И он считает, что эта Лиззи, напавшая на него, и есть Грейс Брукштайн?

– Похоже, он в этом уверен. Придя в себя, он через несколько часов попросил включить телевизор. Увидел на экране лицо Брукштайн и словно с цепи сорвался. Пришлось колоть успокоительное. Он хочет поговорить с вами, но еще слишком слаб, так что волновать его не стоит. К нему еще никого не допускают, даже жену и ребятишек.

«Жена и ребятишки. Значит, у бедняги семья. Но Грейс Брукштайн на это плевать. Она села к нему в машину, использовала, чтобы получить необходимое, а потом оставила замерзать в лесу. Одного».

Вновь нахлынули мучительные воспоминания о гибели отца. Убийца Пита Коннорса так и не был найден. Зато Грейс Брукштайн он уже точно прищучит. Люди вроде Томми Бернса заслуживали справедливости. Заслуживали защиты.

Митч, изнемогая от сочувствия, подошел к постели Бернса.

А когда спустя четверть часа уходил, вдруг подумал: лучше бы Брукштайн закончила начатое. Том Бернс был ему примерно так же симпатичен, как тяжкий приступ геморроя. Свидетель оказался еще и гнусным лжецом.

– Иисусе, детектив, я уже сказал, что выставил себя добрым самаритянином. Увидел девчонку в беде и поступил как мужчина. Вот только что мы спокойно ехали, слушали радио и почти стали друзьями. В следующую минуту – БАМ! Сука приставила нож мне к горлу. Я и оглянуться не успел. И шансов у меня не было.

Митч хотел верить ему. Очень. Сейчас Томми Бернс был единственным свидетелем. Но Митч ему не верил. Было в этом парне что-то фальшивое.

– Вернемся к тому эпизоду, когда вы посадили ее в машину. Вы говорите, она выглядела как попавший в беду человек?

– Она была полуодета. А на улице мороз, шел снег. На ней была только тонкая блузка. Насквозь просвечивала.

При этих словах на его лице появилась ухмылка. Как раз в тот момент в комнату вошла хорошенькая медсестра, наполнила водой графин. Митч заметил неприкрытую похоть во взгляде пациента, которым он проводил девушку. И тут Митча осенило.

– Вы не подумали спросить, почему она так одета в зимнюю ночь?

– Нет. А зачем? Не мое дело.

– Полагаю, нет. Все же хотя бы из любопытства…

– Я не из любопытных.

– Понимаю.

Томми Бернс прищурился. Что-то в тоне Митча Коннорса заставило его заподозрить, что полицейский над ним издевается.