Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. После полуночи

Свернув на Скатл-Хоул-роуд, Мария заметила впереди кондитерскую «Нэнси», одно из своих любимых заведений, в витрине которого соблазнительно теснились кексы в гофрированных формочках. После секса у нее всегда хороший аппетит. Почему бы нет?

Подкатив к обочине, она выключила зажигание и, весело напевая, открыла дверцу машины.

Нэнси Робертсон была на кухне, когда раздался взрыв. Женщина с заколотившимся сердцем вбежала в кондитерскую. Слава Богу, там никого не было! Помещение было разрушено, витринные стекла разбиты, острые осколки стекла, измазанные кремом, прилипли к стенам.

На улице горело то, что осталось от «бентли» Марии Престон: груда исковерканного металла.

Митч Коннорс играл с дочерью на детской площадке. Его первый выходной за много месяцев. Правда, Хелен не слишком хотела отпускать с ним дочь:

– Ты не имеешь права появляться в ее жизни и исчезать, когда тебе заблагорассудится! Ты хоть представляешь, как она расстроилась, когда ты не пришел на школьный спектакль? Даже не потрудился позвонить и извиниться!

Чувство собственной вины заставило Митча огрызнуться:

– Объяснить? Что именно? Я работаю, Хелен. И плачу за крыши над нашими головами. Кроме того, я не спрашивал у тебя разрешения повидаться с дочерью! Это мой выходной.

Теперь, наблюдая, как Селеста болтает худенькими ножками, раскачиваясь на качелях, Митч сожалел о том, что вышел из себя. Он больше не любил Хелен, но не мог отрицать, что мать она прекрасная. А вот из него вышел дерьмовый отец. Он привык говорить, что занимается дочерью, но все это было чистым враньем! Митч любил Селесту, но, по правде говоря, едва ее знал. Даже не видя дочку неделями, он не мог лишний раз отпроситься с работы.

И постоянно думал о Грейс Брукштайн: где ее держат, и как, во имя всего святого, он собирается сдержать данное ей обещание? Никто не хотел слушать его версий о том, что в действительности случилось с Ленни Брукштайном. Два дня назад Дюбре прямо сказал:

– Оставьте это, Митч. Вы хороший детектив, но слишком близко принимаете это дело к сердцу. У меня для вас новое дело. Убийство подростка. Бродяги. Никаких улик. Прямо для вас создано.

– Не могли бы вы дать его кому-то еще? Мне нужно еще немного времени, чтобы во всем разобраться. Максимум пара недель.

– Нет, я не могу дать его кому-то еще. Вам пока еще не позволено самому выбирать задания, Митч. Прямо сейчас вы приступаете к работе по раскрытию убийства Брейди. И если я узнаю, что вы потратили хотя бы минуту служебного времени на это брукштайновское дерьмо, поверьте: вышвырну вас так быстро, что опомниться не успеете. И повторять не буду. Бросьте это дело!

«Бросьте это дело.

Забудьте обо мне».

Еще чуть-чуть, и кто-нибудь запретит ему выдыхать углекислый газ или спать с закрытыми глазами!

Зазвонил сотовый. Карл, коллега и приятель.

– Там где ты сейчас, есть телевизор?

– Нет, а что?

– На Лонг-Айленде взорвали машину. Похоже, работа мафии. Жертва – жена одного парня из «Кворума», о котором ты все время говоришь. Престон.

Митч перестал толкать качели.

– Мария Престон?

– Папочка! Выше! – пискнула Селеста.

– Она мертва?

– Еще как! От нее вообще ничего не осталось.

– Пааааапочка!

– Найди телевизор, старина. По всем каналам передают только это.

Митч повесил трубку и припустился к машине. Нужно добраться до ближайшего бара, где есть телевизор.

– Сэр! – окликнула его какая-то женщина. – Извините, сэр!

Митч обернулся.

Женщина показала на Селесту, одиноко сидевшую на качелях. Митч совершенно забыл о дочери.

Джон Мерривейл опаздывал. Он ненавидел опаздывать. Вбежав в офис, уселся и принялся открывать ящики письменного стола в ожидании, пока загрузится компьютер.

– Вы в порядке, Джон? – спросил Гарри Бейн, просунув голову в дверь.

– В п-полном, спасибо. Простите, что опоздал. Но реп-портеры гоняются за мной, требуя заявления н-насчет Марии Престон.

– Бедная женщина. Ужасный конец. Полагаю, можно было бы ожидать взрывов в Бейруте или секторе Газа. Не в Сэг-Харборе. Она была вашей приятельницей, не так ли?

– Не совсем, – с раздражением бросил Джон. – Ее муж был м-моим коллегой. Но стоит папарацци услышать слово «Кворум», и они тут же бегут ко мне. Я желаю одного: чтобы меня оставили в покое.

Бейн нахмурился. Непонятна отстраненная, равнодушная реакция на такую трагедию. Но разве можно понять, что творится на душе у Мерривейла?

Бейн предпочел не углубляться.

– Собираетесь на Мюстик?

– Разумеется.

Следователи обнаружили, что один из семейных трастовых фондов Брукштайна сделал несколько выплат некоему финансисту по имени Джейкоб Рис. ФБР интересовало, что сталось с этими деньгами. Но до сих пор нью-йоркские бизнес-менеджеры мистера Риса наотрез отказывались сотрудничать. Мерривейл собирался нанести неожиданный визит на Мюстик, поместье великого человека. Особняк находился меньше чем в миле от реквизированного дома Ленни, и эти двое однажды отдыхали вместе.

– Полагаю, если тратишь годы, гоняясь за пропавшими деньгами, приходится бывать и в местечках похуже.

– Уж это точно, – вымучил улыбку Джон.

– Как по-вашему, сколько времени придется там пробыть?

– Надеюсь, день-другой, не больше. Но если Джейк откажется сразу меня принять…

– Если понадобится помощь, вы знаете, где меня найти, – кивнул Бейн и направился к своему кабинету. Мерривейл облегченно вздохнул.

«Теперь ты обеими ногами стоишь на твердой почве, Джон. Худшее позади».

Наконец-то все улаживается. Грейс снова за решеткой. Уже пошли слухи, что Бюро надоело выбрасывать честные деньги, чтобы найти ворованные, и что подразделение Гарри Бейна, занимающееся «Кворумом», скоро будет распущено. На прошлой неделе Джон пережил ужасные минуты паники, когда перспектива разоблачения вдруг замаячила с совершенно неожиданной стороны. Но теперь и этому был положен конец.

Через несколько дней он сядет в самолет.

Наконец-то.

Дело об убийстве Марии Престон отдали старому сопернику Митча, работавшему в том же участке, грузному многодетному Доналду Фоку. Из-за лысины в венчике белых волос, огромного брюха и густой седеющей бороды его прозвали Санта. Впрочем, дела, которыми занимался Дон, веселыми не назовешь. Он специализировался на мафиозно-гангстерских убийствах.

– Пресса вовсю кричит о терроризме, подстегивая интерес публики, – сказал он Митчу. – Чушь собачья. Если это терроризм, то я Долли Партон[18]. Это не «Аль-Каида». Это Аль Капоне. На всем этом деле крупными буквами написано «МАФИЯ».

– Почему ты так уверен?

Дон задумчиво прищурился:

– Опыт. А почему ты интересуешься? Это не твое расследование, Коннорс.

– А если это не мафия? Вдруг Мария Престон что-то знала? Возможно, что-то о «Кворуме». Достаточно важное, чтобы ее убрали.

– Мы проверили, – отмахнулся Дон. – Ее убийство не имеет ничего общего с «Кворумом». Определенно. Орудие убийства – взрывное устройство. Не нож и не пистолет. Классический стиль мафии.

– Знаешь, кто изобрел автомобильные взрывные устройства, Дон?

Фок закатил глаза.

– У меня нет времени для уроков истории. Мне нужно раскрыть убийство. Прошу извинить…

– Это был парень по имени Буда. Марио Буда. Итальянский анархист. В тысяча девятьсот двадцатом.

– Что я тебе говорил? Итальянец!

– Был жаркий день сентября…

– Иисусе, Митч!

– …этот парень, Буда, поставил лошадь с фургоном на углу Уолл-стрит и Бродвея, напротив офиса Джей-Пи Моргана. Сам смешался с толпой. В двенадцать часов все банкиры идут на ленч, верно? И слышно, как звонят колокола Тринити-Черч.

– Оочень поэтично.

– И тут бумммм! – лошадь вместе с фургоном разрывает на части. Кошмар, ужас, хаос, повсюду мертвые тела, осколки, обломки. Прямо на Уолл-стрит. Тысяча девятьсот двадцатый. Сорок убитых, двести раненых. За исключением самого старика Джей-Пи. Собственно говоря, покушались на него, но он в то время был в Шотландии.

Дон Фок терпел достаточно долго.

– И к чему ты клонишь, Митч?

– Автомобильное взрывное устройство было изобретено невежественным иммигрантом-одиночкой, ненавидевшим богатых банкиров с Уолл-стрит.

– И?..

– Все произошло около ста лет назад, но принцип тот же самый. Почему это обязательно должна быть мафия? Любой идиот, затаивший зло, мог подсунуть бомбу в эту машину. Какой-нибудь псих в своем воспаленном мозгу ассоциировал Марию с «Кворумом» или Ленни Брукштайном.

– Дюбре прав, – рассмеялся Дон. – Ты действительно одержим. Это не имеет ни малейшего отношения к Ленни Брукштайну. Думаю, тебе нужно прилечь и вызвать врача.

– Я хочу допросить Эндрю Престона.

Доналд наконец вышел из себя.

– Только через мой труп. А теперь послушай, Коннорс, мать твою… держись подальше от моего дела. Я вполне серьезно.

– Но почему, Дон? Боишься, что я могу наткнуться на что-то неподходящее?

– Если подойдешь к Престону ближе чем на десять миль, я поговорю с Дюбре, и тот выбросит твою задницу на холод! Забудь.

«Забудь…»

Митч чувствовал себя непослушным лабрадором, схватившим чужую кость.

Выйдя от Фока, он прямиком направился к машине.

Прошел месяц с тех пор, как Митч в последний раз был в квартире Престонов – огромных апартаментах с пятью спальнями, в стильном, ухоженном здании. Его самого удивило то, как мало поразил его вид этой роскоши. Все здесь было каким-то безликим, от невыразительной улицы до традиционно-элегантного кремового с коричневым дизайна интерьера. Странно, что, имея кучу денег, люди тратят их на нечто столь… благополучно-заурядное.

Мария Престон раздражала его. Митч ненавидел особ с повадками звезд. Никакой естественности. Сплошь театральные жесты!

Но по крайней мере в ней была энергия. Индивидуальность. Была жизнь. Должно быть, она чувствовала себя погребенной в этой квартире, словно была вырезана из какого-то каталога, заламинирована, на целую вечность прикреплена к кремовому итальянскому дивану и оставлена так гнить…

Дойдя до квартала Престонов, Митч замедлил шаг. Отряд полицейских оттеснял прохожих в сторону, образуя кордон. Митч подъехал одновременно с двумя машинами «скорой» и процессией полицейских машин.

– Что это за цирк? Что происходит? – спросил он, помахав жетоном.

– Муж Марии Престон, сэр.

– А что с ним?

– Похоже, повесился, сэр. Около часа назад. Сейчас его снимают.

Наверху фельдшеры наклонились над телом Эндрю Престона, делая искусственное дыхание. Митч сразу увидел, что это безнадежно: профессионалы просто делали необходимые телодвижения.

– Следственная бригада уже прибыла?

Один из медиков покачал головой:

– Вы первый. Детектив Фок едет сюда.

– Записка есть?

– Да, вон там.

Парень показал в сторону гостиной. Окно было открыто. На дубовом журнальном столике, стоявшем между двумя изящными креслами, обтянутыми бежевой замшей, трепетала на ветру записка, придавленная тяжелой стеклянной пепельницей.

Не потрудившись натянуть перчатки, Митч отодвинул пепельницу и взял записку. Аккуратным почерком, почти печатными буквами, Эндрю Престон вывел всего семь слов:

«Во всем виноват я. Прости меня, Мария».

– Какого дьявола ты вытворяешь?

Митч подскочил от неожиданности, уронив записку. Голос лейтенанта Дюбре эхом отдавался от стен комнаты.

– Совсем спятил?!

Митч открыл было рот, чтобы объясниться, но тут же снова закрыл. Что он мог сказать? Его действительно не должно было быть здесь, не говоря уже о том, что он не имел права вмешиваться в следствие, проводимое другой бригадой.

Дюбре обезумел от ярости.

– Сокрытие улик! Понимаешь, насколько это серьезно? Я могу вышвырнуть тебя из полиции! И мне бы следовало это сделать!

– Простите. Но мне нужно было поговорить с Эндрю Престоном.

– Приятель, ты немного опоздал!

– Я и сам вижу. Послушайте, сэр, я бы подождал Фока, но знал, что он будет возражать. И скорее всего он не позволил бы мне увидеть записку.

– Конечно, нет! Да и с чего? Это не твое расследование, Митч.

– Но, сэр, он не задает даже очевидных вопросов! Например, что делала Мария Престон в Сэг-Харборе в тот день? И кто знал, что она там будет?

– Дон звонил мне полчаса назад. Сказал, ты всюду суешь свой нос, несешь какой-то бред насчет гребаного Брукштайна. Он считает, что у тебя крыша поехала…

– Да бросьте, сэр! Сами знаете, Дон Фок всегда говорит про меня гадости…

– А я с ним согласен. Прости, Митч, на этот раз ты зашел слишком далеко. Отстраняю тебя от работы до дальнейших приказаний.

– Сэр!

– Считай себя в отпуске на неопределенный срок, пока я не свяжусь с тобой. И нечего изображать из себя мученика! Повезло, что я тебя не уволил. Уволил бы, но я-то знаю, как рассчитывают Хелен и Селеста на ежемесячный чек! Так что проваливай, пока я не передумал!