Майя Родейл - Сила соблазна

Он не был готов ни к тому, ни к другому.

— Похоже, она наконец привлекла его внимание, но он просто воспользовался ее чувствами, если понимаешь, о чем я, — покачал головой Гейдж. Найтли стало не по себе.

— Ты прав, именно воспользовался. Болван — недостаточно сильное выражение. Знаешь, хотел бы я знать, кто он, только для того, чтобы врезать ему в челюсть, — прорычал Драммонд.

Много лет Найтли пил кофе, читал газеты со старыми друзьями. И за все это время не слышал, чтобы Драммонд реагировал с такой чертовой страстью на газетную колонку. Куда энергичнее, чем в тот раз, когда «Лондон кроникл» дала рецензию на одну из его пьес, в которой говорилось, что у автора, вероятно, была желтая лихорадка в момент написания очередного шедевра. И это после того, как он отвалил шесть фунтов за хвалебную рецензию!

— Да, займись этим, а пока я увезу Дорогую Аннабел в Гретна-Грин и по пути покажу ей, что такое любовь настоящего мужчины, — залихватски улыбнулся Гейдж, отчего Найтли захотелось врезать в челюсть именно ему. Но он решил мыслить логично и рационально, прежде чем вспылит и выдаст себя.

— Вы это серьезно? — бесстрастно спросил он, опуская газету.

— Разумеется, — кивнул Драммонд, положив руки на грубо сколоченный стол.

— И я тоже, — поддакнул Гейдж так же мрачно. И для пущего эффекта ударил кулаком по столу.

— Но вы даже ее не знаете, — напомнил Найтли.

— Зато знаешь ты. Не хочешь познакомить? — осведомился Гейдж, вопросительно вскинув брови.

— Нет, — твердо ответил Найтли.

Во имя всего святого, нет!

— Почему? Очевидно, прелестная крошка одинока и ищет любви, — удивился Гейдж.

— А кроме того, она молода, красива и покладиста, — добавил Драммонд тоном, который мог быть описан только как мечтательный, хотя это пришлось Найтли не по нраву.

— Не считаешь, что она заслуживает любви? — настаивал Гейдж.

— Это ее дело, — отрезал Найтли, свертывая и откладывая в сторону газету.

— Было ее делом. Но как только она начала писать о нем в газете, это стало делом всех, — возразил Драммонд. К несчастью, он был прав.

— Учитывая, что это твоя газета, — не уступал Гейдж, — я бы посчитал, что ты должен быть в этом заинтересован.

— Аннабел… — начал Найтли и осекся. Она была застенчивой, кроме тех случаев, когда оказывалась храброй. Она была прекрасной, даже когда ее глаза краснели от слез. Она была тайной, вечно приоткрывавшейся у него на глазах, что его чаровало и пугало одновременно.

И он поцеловал ее.

Но он скорее задохнется, чем скажет все это вслух, и удавится, прежде чем выложит эти сантименты перед Драммондом, Гейджем и им подобным.

— Аннабел — очень хороший человек, — высказался он наконец.

Друзья смотрели на него с открытыми ртами. А потом разразились громким смехом, хлопая друг друга по спинам и барабаня кулаками по столу. Даже старик Галлоуэй не выдержал и потребовал, чтобы они заткнулись.

— Это ведь ты, верно?! Ты и есть Болван! — завопил Драммонд, тыча в него пальцем. В кофейне стало тихо. Головы поднимались от газет и поворачивались к ним.

— Никакой я не Болван! — вскинулся Найтли, чувствуя себя полным… болваном. Он проклинал чертову слабость. До этого момента он пребывал в блаженном неведении. Его интересовало исключительно воздействие Болвана на повышение продаж. Не его настоящее имя. Он мог спокойно предполагать, что это лорд Марсден или Оуэнс, и заниматься своими делами.

Найтли проклял приятелей за смех и обвинения, потому что они задели его за живое. Он не был готов принимать судьбоносное решение. Разбить сердце Аннабел.

Вся ситуация была невозможной. Смех раздражал. И все же Найтли изображал внешнее спокойствие, граничившее с ледяным. Смех каких-то кретинов скатывался с него, как с гуся вода.

Внезапно Дерек подумал об Аннабел и том дне, когда Оуэнс объявил, что она слишком хорошо воспитана, чтобы вести себя безнравственно… Тогда все смеялись. Стыд и раскаяние убивали его, когда он запоздало понял, каким оскорблением был для нее этот смех. Не в тот ли день родилась Новая Аннабел? Не тогда ли она решила привлечь внимание Оуэнса? Имел ли какое-то значение недавний поцелуй, или Дорогая Аннабел решила показать, что может быть безнравственной?

Издательство «Лондон уикли»

Первое, что заметил Найтли, войдя в комнату авторов: Аннабел не вздохнула. Второе, что он наконец заметил, — она всегда вздыхала, когда он появлялся на еженедельном собрании авторов. Часы тикают всегда, но никто не сознает этого, пока часы не сломаются.

На какой-то момент он замялся. Аннабел вздыхала; он поцеловал ее; теперь она не вздыхает. Дерек мучительно размышлял, вспоминая содержание ее колонки. Там было доказательство, которое он упустил?

Он пытался сказать себе, что это не имеет значения.

Но мыслями постоянно возвращался к Аннабел.

И взглядом тоже.

Он жаждал ее получить.

Но оставались обязательства. И лорда, и леди Марсден обуревало нетерпение. Он пил чай с леди, пил бренди с джентльменом. Посетил ювелира, но не смог найти ничего подходящего. Внутренний голос постоянно твердил: «Мое место в обществе. Вы не сможете меня игнорировать».

Ни один рубин, сапфир или бриллиант не был достаточно велик для него.

Утром он узнал, что издатель «Лондон кроникл» был арестован за то, что критиковал расследование, основываясь на фактах, сообщенных такими низкопробными информаторами, как корыстолюбивые лакеи.

Найтли было ясно, в чем состоит его долг. Тем более что он слыл человеком действия.

Учитывая все это, ему не следовало ни в малейшей степени беспокоиться о таком пустяке, как вздох, или отсутствие такового. И все же он молча стоял перед авторами, гадая о причине отсутствия вздоха.

Дерек помрачнел.

Он не позволит сбить себя с толку хорошенькой, не желающей вздыхать по нему девушке.

Он обвел комнату яростным взглядом.

И вдруг заметил, что Аннабел сидела не там, где обычно.

У них сложился ритуал, который она безбожно нарушила.

Он входил. Аннабел вздыхала. Он говорил «сначала леди». И только тогда начиналось совещание. Пишущие Девицы трещали быстро, по очереди выкладывая свои отчеты. И все сидели вместе, аккуратным рядком.

Сегодня Аннабел сидела между Оуэнсом и Гренвиллом. Найтли прищурился. Неужели Оуэнс и есть Болван?! Иначе как объяснить, почему Аннабел сидела рядом с ним и касалась его руки, когда Оуэнс наклонялся, чтобы прошептать что-то ей на ухо? Что-то такое, заставлявшее ее краснеть и улыбаться.

— Что, дьявол побери, тут происходит? — раздраженно спросил он. Руки чесались всадить кулак в стену. Или в челюсть Оуэнса.

Никто не ответил.

— Мисс Свифт, что вы там делаете?

Но тут Дерек вспомнил, что она предпочитает оставаться в тени и не привлекать внимания, и решил не смущать ее перед остальными авторами.

— Ладно, не важно, — проворчал он.

Совещание покатилось по проторенной дорожке.

Женщины щебетали, обсуждая скандал в «Таймс». Он украдкой посматривал на Аннабел. На ее низкий вырез. Но она не поднимала глаз.

В конце совещания Дерек сжал запястье Аннабел, пытавшейся проскользнуть мимо, под руку с Оуэнсом. У него накопились вопросы, хотя он сам не знал, какие именно. Он подозревал, что у нее имеются ответы.

В планах у него было действовать еще более властно, чтобы напомнить обоим о правильном порядке в этом мире.

Но стоило произнести «Аннабел», как он услышал в своем голосе вопросительные интонации, и нечто вроде вполне определенных чувств.

— Если собираетесь снова извиняться, лучше этого не делать, — бросила она, поразив его.

— Но за что мне извиняться, Аннабел?

Он прислонился к косяку.

— За поцелуй, — прошептала она, подавшись к нему. Он глубоко вдохнул аромат Аннабел.

Ему, возможно, следовало извиниться. За то, что воспользовался отчаянием женщины, которая к тому же служила у него и не могла рисковать, отвергая его ухаживания. Но он попробовал на вкус ее желание, упивался пьянящей сладостью. И черта с два он станет извиняться перед ней. Потому что ни о чем не жалел.

И как все могут подтвердить, Найтли не был бы чертовски успешен, если бы извинялся направо и налево. Поэтому он наклонился к ней и пробормотал:

— О, я не извиняюсь за поцелуй, Аннабел.

И это была правда. Он был сбит с толку, снова хотел поцелуя, не мог понять почему, жаждал его… В голове теснился миллион мыслей и чувств, касавшихся этого поцелуя, но сожаления среди них не было.

— Ничуть? — уточнила она. Вопрос не удивил, но задел его. Аннабел понятия не имела, насколько прекрасна и привлекательна, так ведь? Да и как ей это понять, если она любила мужчину, любила издали, а тот не обращал на нее внимания?

— А вы жалеете? — спросил он.

— Вы не собирались этого делать, верно? — пробормотала Аннабел. Должно быть, она часами мучилась, гадая, что это означало и каковы были его намерения. Но когда поцелуй не был просто поцелуем?

Лучшим ответом будет честность.

— Я ехал в Блумсбери, вовсе не мечтая поцеловать вас. Но и сказать, что споткнулся, упал, и наши губы случайно встретились, тоже не могу.

Аннабел, не выдержав, хихикнула. Прогресс.

Дерек расплылся в улыбке.

С губ уже готов был сорваться вопрос: «Болван — это я?»

Но ему показалось в высшей степени смехотворным выговорить это вслух. Да и, говоря откровенно, он не хотел знать.

Потому что если бы знал…

Если это он…

Если все эти годы Аннабел страдала по нему, а он стал замечать ее только сейчас, когда вознамерился жениться на другой, значит, судьба действительно жестока.

Найтли не мог думать об этом здесь и сейчас. Вместо этого он метнул взгляд на лиф ее платья, чтобы прояснить голову. А потом — на внушительную стопку писем в ее руках.

— Что вы задумали на этой неделе? — осведомился он.

Чего ждать от нее?

Или теперь это не его забота?

Найтли не мог вычеркнуть из игры Оуэнса с его проклятыми подмигиваниями и любезностями, которыми они обменивались на протяжении всего совещания.

— Пока не могу ответить, — нервно засмеялась Аннабел. Он вопросительно поднял бровь.

— Потому что… не успела прочитать все. Предложения и советы становятся все оригинальнее. Например, сочинить песню и нанять певцов, чтобы пропеть ему серенаду.

— Вряд ли это хороший способ понравиться мужчине, — возразил Найтли. Но это отвлечет его от неотвязного вопроса: кого она любит?

Чего он не желал знать.

Почему он не желал это знать?

— Вряд ли у меня останется время писать колонку после того, как я сочиню песню, найму и обучу певцов и выберу момент, когда они смогут спеть Болвану серенаду.

— На первом месте должна быть ваша колонка, — настаивал Найтли.

— В таком случае я не послушаюсь совета заказать свой портрет в чувственной позе и отправить его Болвану или выставить в Национальной галерее. Мало того, и не подумаю броситься под колеса экипажа на глазах у Болвана, который, возможно, спасет меня. Если заметит, конечно.

Найтли уже хотел попросить ее записать все советы, поскольку из них может получиться сенсационная статья, но почувствовал себя ослом, ибо представил себя Болваном, ради которого она готова рисковать жизнью. Но он не мог спросить и не выглядеть при этом самым тщеславным и самонадеянным болваном.

— Меня возмущают все эти предложения, — заявил он. — Некоторые завсегдатаи кофейни, подобно этим читателям, фонтанируют идиотскими идеями, а кроме того, воображают, будто влюблены в вас.

— А они приличные джентльмены? — поинтересовалась Аннабел, и в нем разгорелась ревность. — Если да, я бы хотела с ними познакомиться.

— Они вам совершенно не подходят, — отрезал Найтли и, невыдержав, продолжил ее допрашивать: он не добился бы успеха без привычки выведывать все до конца. — Кроме того, я думал, что вы увлечены так называемым Болваном.

— Забавная штука… — задумчиво протянула Аннабел. Он поймал себя на том, что затаил дыхание, ловя каждое ее слово. Потому что она говорила не о том, чего он ожидал. Ему это не нравилось, непонятно почему. Но сейчас он не хотел слишком глубоко заглядывать в собственное сердце и разум.