Майя Родейл - Сила соблазна

Женщины и их чертовы шали!

Дерек знал, что Аннабел оставила свою намеренно. Ради кого? Ради Оуэнса… или другого?

Он не позволил себе слишком глубоко задуматься. Особенно в присутствии леди Лидии.

— Лорд Марсден сейчас в парламенте, — начала она, когда они шли по улицам Мейфэра в направлении парка. — Полагаю, вы хотите услышать последние новости.

Это задело Найтли. Хотя их отношения никогда не основывались на взаимной симпатии, ей не следовало бы так очевидно это выказывать. Хотя вся романтичность, которой он обладал, была похоронена глубоко в душе, Найтли все же являлся отпрыском любовного союза, хоть и незаконного, и такая холодная отчужденность была ему неприятна. Как он вынесет такой брак?

Пока что он старался не задумываться над этим. Его волновала только нависшая над газетой угроза, а не собственное счастье.

«Положение», — напомнил он себе. Его брат. Он сам стал бы чертовым графом, не будь судьба так несправедлива.

«Вышвырните ублюдка! Ему здесь не место!»

Но ему самое место в высшем свете!

Найтли скрипнул зубами. Он это докажет!

— Поверите ли вы, что мои намерения зашли дальше охоты за сплетнями? — спросил он леди Лидию. — Я спрошу Марсдена, чтобы проверить, совпадает ли его мнение с отчетами моих репортеров.

В том-то и дело. Марсден не один владел информацией. Этим же занимались Оуэнсл Гренвилл. Подробности, обнаруженные ими, были… занимательными. Инкриминирующими. Намеки на шантаж и подкуп. Похоже, Марсден платил огромные деньги за то, чтобы факты не появились в прессе… пока доходы не истощились окончательно.

Эти сенсационные, дорого стоившие тайны, которых он не знал…

Леди Лидия долго смотрела на Найтли большими карими глазами, напоминавшими ему глаза испуганной серны.

— Вы не боитесь его. В отличие от многих людей, — констатировала она. Было ясно, что он произвел на нее впечатление.

— У большинства людей нет того, чего он хочет, — беспечно ответил Найтли.

— И чего же именно? — осведомилась леди Лидия.

Что может быть у делового человека такого, чего недостает пэру королевства?

Найтли услышал нотки презрения в ее голосе, что заставило его еще больше желать жениться на ней, чтобы доказать всем и ей, что он не ниже и не хуже их.

— У меня есть состояние. И власть, — коротко ответил он.

Последовала пауза, в течение которой оба раздумывали о слухах, ходивших б Марсденах. Как о причине долгого отсутствия Лидии, так и разорении семьи.

— Большинство владельцев газет боятся его, — ответила она, но не стала отрицать, что Марсденов интересует его богатство. Настолько, что они готовы закрыть глаза на отсутствие титула и незаконное рождение.

— Ни один разумный человек не читает этот вздор, — ответил он, и леди Лидия рассмеялась.

— Но если вы здесь не для того, чтобы говорить о газетах и безумных планах брата, что привело вас сюда? — спросила она и, остановившись под деревом, укуталась в шаль. — Я знаю, мой брат хочет, чтобы я стала вашей женой. Но как насчет моих желаний?

В голосе ее отчетливо слышалось отчаяние.

«А как насчет моих?»

— Чего же вы желаете? — спросил он вслух.

Леди Лидия удивленно открыла рот, но вспомнила, что она леди, и незамедлительно сжала губы. Очевидно, он был первым мужчиной, спросившим о ее желаниях.

— Вряд ли общество одобрит мои желания, — сухо обронила леди Лидия.

— Это имеет отношение к вашему затянувшемуся пребыванию в деревне? — осведомился Найтли. Репортер, сидевший в нем, никогда не стеснялся задавать вопросы, даже бестактные. Кроме того, леди Лидия, похоже, не стеснялась говорить прямо и откровенно, и это ему в ней нравилось.

— Возможно. Вы, конечно, знаете, что репортер «Таймс» охотился за мной.

Найтли этого не знал, но присоединил этот факт к тому, что уже выведал у Бринсли. Слухи о беременности. Пропущенный сезон. Он разгадал тайну леди Лидии.

Однако вслух ничего не сказал.

— О чем вы? — спросил он вслух.

— Не разыгрывайте неведение, Найтли. Вам это не идет. В Лондоне сплетничали о моей беременности.

Есть ли лучший способ подтвердить их, чем переодевшись врачом?

— Не говоря уже о времени…

— Да, обычно со временем беременность становится явной. И шантаж и выплаты репортерам за сокрытие фактов почти разорили нас. И все же, несмотря на это… сплетни были сущим кошмаром. Мне пришлось уехать.

Ее передернуло, и Найтли ощутил укол совести за все сплетни, которые он напечатал. Правда, это принесло ему состояние, которое может стать спасением Марсденов. Какая ирония!

— Вы интригуете меня, леди Марсден, — сказал он вслух, ничуть не солгав. Вокруг нее сплеталась толстая паутина тайн и слухов. Вероятно, Джулиана была бы вне себя, присутствуй она при этом разговоре.

— Можете звать меня Лидией, хотя злые языки опять начнут болтать, — сухо улыбнулась она.

— Вы не ответили, как относитесь к моему ухаживанию, — напомнил Найтли.

— Я в восторге от того, что вы снова упомянули об этом, после всего, в чем я только сейчас призналась.

— Буду откровенен с вами, леди Лидия. Я не собираюсь делать вид, будто это брак по любви. Вы и ваш брат будете пользоваться моими деньгами, а политическая карьера вашего брата взлетит ввысь, благодаря моему влиянию. Я же хочу получить доступ в высшее общество. Это будет брак по расчету, но мы сможем поладить.

Его предложение претендовало на титул «наименее романтичное из всех» или «худшее». Но он снова сказал правду.

Леди Лидия вскинула голову:

— А что, если я хочу брака по любви?!

Издательство «Лондон уикли»

Леди Лидия не ответила «да». Но и «нет» не сказала. Его судьба сейчас была в руках обедневшей аристократки, желавшей выйти замуж по любви, возможно, за небогатого таинственного любовника.

Но существовала еще и Аннабел.

Он постоянно возвращался мыслями к ней.

По-прежнему ощущал вкус ее губ на губах, сколько бы ни пил вина и бренди.

Час был поздним, но Найтли все еще сидел за письменным столом.

Свечи почти догорели. Его внимания ждала стопка статей, а он ничего не мог делать. Его терзал лежавший наверху лист бумаги. Дорогая Аннабел…

Милостивый Боже, Аннабел…

«Это всего лишь газетная статья».

Какая-то женская болтовня, появившаяся на странице семнадцатой, между рекламой сомнительных снадобий и галантерейных товаров.

По крайней мере так он твердил себе, хотя прекрасно понимал, что в колонке Дорогой Аннабел живут надежды и мечты прекрасной женщины. Поток душераздирающих признаний, изложенных девическим почерком. Любовная история, тронувшая едва ли не каждого лондонца.

Найтли поднял листок, полный решимости проверить правописание и стиль.

Напишет ли она об их поцелуе? Если напишет…

Он развалился на стуле и нервно запустил пальцы в волосы.

Все сводилось к одному вопросу, не так ли?

Неужели он и есть Болван?

Подозрения оставались. Никуда не ушли. И Найтли из кожи вон лез, чтобы их игнорировать.

Он проверил двадцатистраничный отчет Гренвилла о парламентских дебатах. Выправил правописание в принесенных Оуэнсом новостях о пожарах, грабежах и других преступлениях. Прочитал клеветническую колонку леди Джулианы. Налил себе бренди и доделал остальную работу.

И снова вспомнил об Аннабел. Среди статей нашелся набросок ее портрета, который Найтли потребовал нарисовать, отчасти вдохновленный одержимостью и любопытством Драммонда и Гейджа, отчасти вспомнив о неграмотных людях, вынужденных слушать чтение газеты. На этом наброске она выглядела такой хорошенькой. Спокойной. Застенчивой.

Он отложил набросок, зная, какие неприятности возникнут у Аннабел, если портрет напечатают, и ее жуткие родственники разоблачат бедняжку.

Найтли положил рисунок в верхний ящик стола. И когда больше не смог выносить нетерпеливого ожидания, прочитал последнюю колонку Дорогой Аннабел.

«Дорогие читатели, ваши предложения с каждым днем становятся все более причудливыми, к большому веселью моих коллег, Пишущих Девиц, и меня самой. От серенады при лунном свете до заказанных портретов и даже простого объяснения в любви на газетных страницах. И все же предложение одного автора крайне простое и невероятно рискованное. Не делать ничего…»

О нет, она не последует этому совету сейчас, когда он отчаянно нуждался в свидетельстве… в подтверждении. Когда он гадал, кем стал для Аннабел. Спрашивал себя, когда захотел стать для нее кем-то…

Они поцеловались, и весь мир, казалось, перевернулся и стал вращаться в противоположном направлении. Этот новый мир интриговал его, хотя Найтли понимал, что это означало необходимость отказаться от прежнего мира.

«Что, если я хочу брака по любви?»

Вопрос леди Лидии был совершенно очевидным, смысл — ошеломляющим. Если она выйдет за него, то против воли, и он никогда больше не ощутит вкус губ Аннабел.

Если они не поженятся, газете придется выживать, благодаря популярности, а ему изворачиваться всеми правдами и неправдами в ситуации, когда каждое напечатанное слово может привести к аресту автора. Это были обстоятельства, которые он не мог игнорировать, даже своим затуманенным мозгом.

Найтли закрыл кабинет и отправился домой. Прогулка в прохладный вечер прояснит голову, и где-то между Флит-стрит и Мейфэром он обязательно поймет, что делать с желанием Лидии выйти замуж по любви и своей постоянной жаждой отведать сладостный вкус поцелуя Аннабел.

Дома в Мейфэре были ярко освещены: везде давались балы, ужины, званые вечера. Найтли шел по улицам, мостовые которых были запружены экипажами, на тротуарах толпились пьяные. Наконец, он добрался до дома, принадлежавшего поколениям графов Харроуби. Здесь жил отец с законной семьей.

Найтли никогда не переступал порога этого дома. Его не звали в отцовский кабинет, чтобы справиться об уроках или наказать. Он никогда не гулял по портретной галерее, не видел портреты дальних предков, чьи имена и истории оставались для него загадкой. Никогда не спал в детской, никогда не лазал по деревьям в саду, никогда не бродил по чердаку. Целая жизнь, которой он никогда не жил…

Если все останется, как сейчас, он никогда не поужинает с братом в фамильном доме. Они не выкурят сигары, не выпьют портвейна, не заключат дурацкие пари, пока леди пьют чай в гостиной. Не обменяются воспоминаниями об отце. И вообще не обменяются ни единым словом.

Если он не заключит выгодный брак.

Если же он и есть Болван… придется разбить сердце Аннабел, чтобы получить доступ в отцовский дом.

В конце концов, это всего лишь поцелуй.

Он пытался убедить себя в этом. Безуспешно.

Это было куда больше, чем обычное соприкосновение губ.

Если он и есть Болван, тогда Аннабел — цена, которую придется платить за исполнение мечты всей жизни.

Аннабел приехала на бал с Джулианой и быстро осталась одна, пока подруга обходила уединенные ниши и другие тускло освещенные места, где обычно прятались скандалы и сплетни.

Аннабел неловко переминалась с ноги на ногу, стоя рядом с пальмой в горшке, и пыталась определить, какой угол отведен для старых дев и не пользующихся успехом барышень. Там найдется местечко и для нее.

Но тут слева донеслись голоса. Разговор ее заинтриговал. Временно забыв о планах провести бал вместе с другими отверженными в состоянии надежд и отчаяния, Аннабел спряталась за высокую пальму и стала подслушивать.

— В нынешние времена в приличные дома пускают всех, верно?

Мужчина, говоривший это, был высоким брюнетом с зачесанными назад волосами и темно-голубыми глазами. Все в нем выдавало аристократа, от идеального покроя фрака до гордой осанки.