Майя Родейл - Сила соблазна

Мехитейбл, мужчина гаргантюанских пропорций, нанятый именно для того, чтобы не допускать вот таких внезапных появлений разгневанных читателей, должно быть, пьян! Пьян на работе!

Или это мятеж.

Найтли наскоро опрокинул остаток бренди и вернулся за стол.

— Матушка, у меня уже была подобная беседа с леди Роксбери. Вам лучше пойти поговорить с ней. Поскольку вы обе, полагаю, куда более заинтересованы в обсуждении всего этого, чем я сам. Могу также добавить, что возмущен тем, как много женщин из «Уикли» оказались читательницами «Таймс».

Мать преспокойно уселась напротив.

— Крайне возмущен, — добавил он и вернулся к работе. Или попытался. Смотрел на страницу, но не видел ни единого слова.

— Надеюсь, ты понимаешь, что Дорогая Аннабел — любимица всего Лондона, — начала мать. — И если окажется, что любит она именно тебя…

Найтли застыл. Затаил дыхание. Почему эта мысль каждый раз его парализовывала?!

Мать, похоже, ничего не заметила, поскольку продолжала:

— Могу сказать только, что скоро у твоей двери соберется толпа разъяренных лондонцев.

Очень дурно, если он считает, что это говорит в пользу колонки Аннабел и сенсации, которую это произведет?

— Мехитейбл справится с разъяренной толпой, — ответил он.

После сурового разговора насчет допуска рассерженных дамочек в кабинет.

— Насколько мне известно, Мехитейбл вполне может возглавить эту толпу, — вызывающе усмехнулась мать.

— Не может. Я плачу ему жалованье, — указал Найтли. Теперь остается лишь напомнить об этом Мехитейблу.

— Тем не менее, — настаивала мать, — каковы твои намерения? Потому что если ты бросишь Дорогую Аннабел, в которую, очевидно, влюблен…

— Очевидно?

— Прости. Но разве в твоих привычках интерлюдии при лунном свете с красивыми молодыми женщинами, которые тебе не нравятся? Я уже не говорю о поцелуях. И о том обстоятельстве, что ты собираешься жениться на другой. Или ты унаследовал мой драматический талант?

— Это действительно тебя касается? — рассердился Найтли.

— А в чем дело? — удивилась мать, искренне полагая, что ей позволено вмешиваться в личную жизнь сына. Найтли на миг потерял дар речи! Приняв его молчание за согласие, она продолжала: — В любом случае эта история напомнила мне… я кое-что должна рассказать тебе об отце. До того, как ты сделаешь непоправимую ошибку.

Найтли мгновенно насторожился и отложил бумаги.

— Твой отец любил нас, — просто сказала мать.

— Я это знаю, — начал он, но она жестом запретила ему продолжать.

— Послушай меня. Он любил нас. И не любил их, и они это знали. Что, по-твоему, чувствовал мальчишка, понимая, что отец уделяет ему куда меньше внимания, чем незаконному отпрыску? Можешь ты это представить, Дерек?

Никогда. Ни за что.

Наследник, сознающий, что для отца на первом месте — побочный сын…

Найтли представил, как Новый Граф хотел, чтобы кто-то проверил его уроки, или спрашивал об отце, которого никогда не было дома.

И только сейчас он понял, каково приходилось Новому Графу. Как он страдал, чувствуя, что его игнорируют, не обращают внимания, что он не нужен родному отцу.

А ведь Найтли всегда сознавал, что его любят.

— Леди Харроуби вышла замуж, но никогда не имела мужа. Однако она сама выбрала свою судьбу, потому что граф рассказал ей о нас еще до свадьбы.

— Почему он вообще женился на ней? — спросил Найтли.

Если отец и мать любили друг друга, почему он не скрепил их союз официально? Что из того, что мать была актрисой?! Ведь титул тем и хорош, что дает полную свободу делать все, что угодно!

— Долг перед обществом. Отсутствие денег. Недостаток храбрости в самый критический момент, — вздохнула мать, поспешно отвернувшись к окну, выходившему на оживленную Флит-стрит. Кажется, она плачет? И чего-то недоговаривает? Возможно, мать просила отца не жениться на другой? Просила забыть о респектабельности и умоляла вместо этого выбрать любовь?

Мать, по-видимому, овладев собой, повернулась к сыну.

— Они живут в том мире, Дерек, где любовь не имеет значения.

Он вспомнил жалобный вопрос леди Лидии: «Что, если я хочу выйти замуж по любви?»

У Найтли не было ответа, но теперь он лучше понимал ее.

— Полагаю, не стоит и говорить, что я хочу для тебя истинной любви, — продолжала мать. — Но если ты настаиваешь на женитьбе ради положения и богатства, не делай этого из ложного стремления быть похожим на отца. Это станет, бесчестьем для нас обоих.

Мужской клуб «Уайтс»

Сент-Джеймс-стрит

Не имело никакого смысла отказывать Марсдену, попросившему его приехать в «Уайтс». Им нужно было обсудить дела, и все равно рано или поздно это произошло бы.

Найтли отметил, что Марсден захотел встретиться в месте, выставлявшем напоказ его положение и власть. Весьма умно! «Уайтс» напомнит ему, что он может приобрести… или потерять.

«Я должен стать членом этого клуба», — думал Найтли, поднимаясь на четыре ступеньки крыльца, ведшего в рай, доступный лишь избранным.

И первым, кого он увидел, был Новый Граф, сидевший вместе с несколькими джентльменами за карточным столом. Он поднял глаза, и Найтли прочитал в них все те же издевательские слова: «Вышвырните этого ублюдка! Ему здесь не место!»

Однако теперь за очевидной ненавистью Найтли разглядел смущение и обиду. Когда Новый Граф наклонился к соседу, чтобы сказать что-то нелестное о госте клуба.

Найтли внезапно захотелось узнать, каковы были его отношения с отцом. Они тоже подолгу беседовали? И чувство юмора у них тоже было одинаковым? Они ездили в театр вместе?

Мать упоминала долги, как одну из причин женитьбы. Неужели за хорошее образование Найтли было заплачено из приданого графини? Неужели и наследство, на которое он приобрел «Лондон уикли», проистекало из того же источника?

Однако он никогда не подумает задать эти вопросы. Мать ворвалась в кабинет и выложила всю ошеломляющую информацию, а потом с последней уничтожающей фразой удалилась, как подобало одной из лучших лондонских актрис.

Маркиз занимал столик в темном углу. В глазах стыл лед. Судя по всему, он был вне себя. Но если он думал запугать Найтли, следовало стараться больше. Или вообще не изображать ярость.

— Я думал, мы друг друга поняли, — начал Марсден, не предложив ему выпить. Беседа обещала быть нелегкой. — И кажется, ясно дал понять, что парламентское расследование не коснется сомнительных методов ваших репортеров, если вы женитесь на моей сестре.

Зная причины, по которым леди Лидия оставалась незамужней дамой, Найтли понимал, что сделка эта пахла весьма скверно. Не потому что невеста не была чиста. А потому что ее сердце было уже занято, а это означало — они останутся чужими в браке. И этого, конечно, недостаточно, чтобы нарушить правило номер три: не быть никому обязанным.

Но Дерек не спешил поделиться с Марсденом этой информацией. Пока.

— Официальной помолвки не было. И мы не назначали дату, — напомнил он.

— Именно поэтому я здесь, — пояснил Марсден.

По крайней мере Марсден был из тех, кто в гневе сохраняет, спокойствие. Никаких недостойных оскорблений, которыми бы сыпали на его месте более слабые мужчины.

— Даты венчания мы не назначали. Вы даже предложения не делали. И я слышал, будто у вас было долгое романтическое свидание с мисс Свифт.

— Должно быть, вы имеете в виду заметку, напечатанную сегодня утром в «Лондон таймс». Поразительно, какую информацию способны раздобыть репортеры второсортной газеты!

Удар попал в цель. Марсден покраснел, очевидно, поняв, что Найтли знает о суммах, выплаченных за то, чтобы порочащие леди Лидию сведения не появились в газетах, что едва не разорило маркиза. Недаром, когда деньги иссякли, он добился расследования.

— Я видел вас. С Аннабел, — процедил маркиз.

А вот это уже интересно. Не то чтобы их застали, но они не пытались скрываться. Да и зачем? Никто из них не принадлежал к светскому обществу, где так важна репутация. Однако Марсдена это задело.

— Насколько я понял, вы имеете в виду мисс Свифт, — поправил Дерек.

— Черт возьми, Найтли, мы договорились, — проворчал Марсден.

Найтли пожал плечами.

— Мы не назначили день, к которому я должен сделать предложение. Мы не соглашались на брак по любви и хоть какую-то претензию на романтику. Может, мы и пришли к пониманию, но не обсуждали условия.

— Полагаю, вы дали слово джентльмена, — сухо заметил Марсден.

— Это было вашей первой ошибкой, Марсден, — со смехом ответил Найтли, глядя на Нового Графа. — Все мы знаем, что я не джентльмен.

Марсден замолчал. Был ли он шокирован тем, что Найтли открыто упомянул о своем незаконном рождении, если этого полагалось стыдиться?

И в этой тишине Найтли вдруг глубоко осознал, что он не джентльмен. И ему нет места здесь, в «Уайтсе». Ему не хватало «Галлоуэй», шумной компании, шелеста газет, запаха кофе и табачного дыма. Он любил непринужденность, царившую в кофейне, а также отсутствие злобных взглядов в свою сторону.

— Жаль, — задумчиво ответил наконец Марсден. — Потому что мы, джентльмены, защищаем своих. И решительно подавляем тех, кто… не свой. Например, закрываем их газету.

Он так многозначительно подчеркнул два коротеньких слова «не свой», что Дереку сразу вспомнились крысы, горы дерьма, грязные лужи и гниющие трупы.

Найтли едва сдерживался. Ему все труднее становилось выносить злобные взгляды Нового Графа, всякие остатки сочувствия к которому испарялись с ужасающей быстротой, надменность Марсдена и сдержанное молчание остальных членов клуба. Найтли чувствовал, как у него все сильнее сдавливает грудь, словно он лежит под тысячетонным прессом, вытеснившим воздух из легких.

Ему нужно уйти и затеряться среди шумных лондонских улиц до того, как на город опустятся ночь и тишина. Ему нужен холодный ветер, бьющий в лицо. Нужно подумать о Лидии, Аннабел, о «Лондон уикли». Подумать о любви.

Больше он не желает терпеть лорда Марсдена и его сомнительные сделки.

— Марсден, — протянул он со скучающим видом, — если вы намереваетесь сказать мне то, что я уже знаю, попытаюсь выслушать. Но тяжелая рука высших классов — это не новости. А поскольку это не новости, мне неинтересно.

— О, у меня есть для вас новости, Найтли, — мерзко усмехнулся Марсден. — Но думаю, вам лучше прочитать их в завтрашней газете. «Лондон таймс», например.

Издательство «Лондон уикли»

Найтли должен знать, что Болван — это он. Ни один человек, настолько успешный, как он, не может быть настолько бестолковым.

Аннабел предполагала, что ему недоставало ее вздохов, румянца на щеках, заикания. Но они еще и целовались, она и Найтли. Дважды.

А потом колонки сплетен раструбили об этом по всему городу, представив конкретное доказательство того, что это событие действительно произошло. И что это не жестокая игра ее воображения. Какое счастье!

И все же Найтли появился на еженедельном совещании с обычной улыбкой и объявлением «сначала леди», как делал это на всех остальных совещаниях с начала времен. Он не вел себя как-то иначе. И не выказывал ни малейших признаков того, что случилось нечто исключительное.

Аннабел насупилась. Почему ей так трудно дается каждый шаг?!

Если бы он хотя бы подмигнул! Подобные действия творят чудеса! Или вскинул бровь… такой простой неприметный жест, но как много он сказал бы ей!

И какой смысл что-то скрывать сейчас, когда «Лондон таймс» напечатала все подробности, выставив парочку на всеобщее обозрение? Почти каждый житель Лондона теперь знал, что:

1. На благотворительном балу в пользу Общества обездоленных женщин она и Найтли довольно много времени провели наедине на балконе, и романтическое свидание закончилось страстным поцелуем. Каждый лондонец наверняка воображал самое распутное поведение с обеих сторон.