Нет, мистер Орде не очень удивился этой новости. Вернувшись в Манор через несколько часов после исчезновения Тома, он был встречен расстроенной женой, которая торопливо поведала недоверчивому супругу об ужасном происшествии. Эсквайр рассудил, что он достаточно хорошо знает своего сына, и не поверил, будто тот бежал, чтобы тайно обвенчаться с Фебой. Мистер Орде даже обозвал Марлоу порядочным дураком за то, что его светлость поверил этой небылице! Он предположил, что его наследнику ни к чему совершать такие поступки (при этих словах мистер Орде весело подмигнул сыну), и принялся ждать дальнейшего развития событий. Сильно простудившийся Марлоу вернулся в Остерби, не обнаружив беглецов и даже не подозревая, где они и в каком направлении движутся. Если верить ее светлости, простуда Марлоу переросла в сильное воспаление легких. Во всяком случае, самочувствие его светлости было скверным и его переполняла жалость к самому себе. Впрочем, неважное самочувствие отца Фебы было легко объяснимо, поскольку он лежал в жарко натопленной комнате и обливался потом. Насколько удалось выяснить мистеру Орде, Феба скрылась из дома, чтобы избежать предложения о замужестве от герцога Салфорда. Поначалу все это показалось ему очень и очень неправдоподобным. Его недоверие возросло еще больше, когда он догадался, что герцог Салфорд вызвал для Тома доктора. В конце своего рассказа мистер Орде заявил, что был бы признателен молодым людям, если бы они объяснили, почему решились на такой сумасшедший шаг и пустились в бега?

Объяснить мистеру Орде причину бегства оказалось довольно трудно, поэтому совсем неудивительно, что эсквайр в конце концов так ничего толком и не понял. Сначала герцог Салфорд, судя по рассказу Фебы, был чудовищем, и именно из-за боязни получить от него предложение она и бежала из дома. Но дальше произошла необъяснимая метаморфоза, и герцог превратился в очаровательного человека, с которым она поддерживала дружеские отношения во время их долгого пребывания в «Голубом вепре».

— Я никогда не называла Салфорда очаровательным человеком, — возразила Феба. — Это Том его так назвал. Он так влюблен в герцога, что готов глядеть ему в рот!

— Ничего подобного! — с негодованием вскричал юноша. — Ты просто вела себя с ним с неподобающей грубостью.

— Ну, хватит спорить! — решительно прервал их перепалку эсквайр, привыкший за много лет к ссорам между своим наследником и его подругой. — Из вашего рассказа я понял только одно. Похоже, мне следует благодарить герцога Салфорда за то, что он присмотрел за самыми глупыми и легкомысленными детьми, каких я когда-либо встречал. Я сразу заявил вашей мачехе, Феба, что возникло слишком много шума из ничего. Так оно и оказалось на самом деле! Я не имею права бранить вас, дорогая, но вы, без сомнения, заслуживаете сильных упреков. Однако я не стану больше никого ругать. Том и без того сильно наказан. Шутка ли — сломать ногу. А что касается вас… что ж, нет смысла говорить, насколько ваша мать зла только потому, что она… очень сильно разгневана!

— Я не собираюсь возвращаться в Остерби, сэр, — с безнадежным отчаянием произнесла Феба.

Эсквайр очень любил дочь лорда Марлоу, но, сам являясь родителем, прекрасно понимал, какие недобрые чувства вызвал бы у него человек, подрывающий его авторитет в глазах сына! Мистер Орде произнес доброжелательно, но твердо, что Феба, вне всяких сомнений, вернется в Остерби в его сопровождении. Эсквайр обещал Марлоу привезти ему дочь целой и невредимой. Поэтому дальнейшее обсуждение этой темы бессмысленно.

Однако в этом мистер Орде заблуждался. Феба и Том начали спорить, но никакие доводы не могли поколебать его решимость выполнить то, что он считал своим долгом. Он терпеливо слушал молодых людей в течение часа, но под конец потрепал Фебу по плечу и заявил:

— Да, да, моя дорогая, все верно, но вам следует проявить благоразумие! Если вы хотите жить с бабушкой, то должны написать ей и спросить, согласна ли она принять вас. Я уверен, что леди Ингхэм согласится, но все равно не годится нестись сломя голову по заваленным снегом дорогам, как это сделали вы. У меня нет ни малейших сомнений, что она скажет вам то же самое. Вы просите не отвозить вас в Остерби… Но вы так говорите, позабыв о здравом смысле. Я не могу на это пойти.

— Вы не понимаете, — воскликнула с отчаянием Феба.

— И никогда не поймет! — яростно пробормотал Том.

— Не надо, Том. Как знать, если бы я раньше написала бабушке, она бы могла… Только родители страшно на меня разозлились бы! — По щеке Фебы покатилась слеза. Она вытерла ее и сказала, стараясь говорить твердо: — По крайней мере, я прожила самую счастливую неделю в моей жизни. Когда мне следует ехать, сэр?

Эсквайр хрипло ответил:

— Как можно скорее, моя дорогая. Поверьте, так будет лучше. Я найду фаэтон, чтобы отвезти вас, но положение, в котором оказался Том, сильно осложняет ситуацию. Мне кажется, сначала я должен проконсультироваться с его доктором.

Девушка согласилась с мудрым решением мистера Орде. Но тут на ее глаза вновь навернулись слезы, и она выскочила из комнаты. Эсквайр откашлялся и смущенно произнес:

— Вот увидишь, Том, она почувствует себя значительно лучше, если выплачется.

Мисс Марлоу именно так и собиралась поступить, запершись в своей комнате, но там подметала пол Алиса. Феба направилась вниз, и в этот момент задняя дверь открылась, и в узком коридоре появился Сильвестр. Девушка остановилась посредине лестницы, и он посмотрел наверх. Увидев у нее на щеках следы слез, герцог Салфорд спросил:

— Что случилось?

— Отец Тома, — с трудом выдавила из себя Феба. — Мистер Орде…

Герцог нахмурился, и изгиб его бровей стал более заметным и отчетливым.

— В «Голубом вепре»?

— Да, в комнате Тома. Он… он говорит…

— Спуститесь в столовую! — велел герцог Салфорд.

Феба спустилась вниз и вошла в столовую. Она вытерла слезы и негромко извинилась:

— Прошу прощения! Я постараюсь взять себя в руки!

Сильвестр закрыл дверь.

— Да не плачьте, вы! Что говорит этот Орде?

— Что я должна вернуться домой. Видите ли, он пообещал папе привезти меня в Остерби. Мистер Орде — очень добрый человек, но он не понимает… Он хочет увезти меня как можно быстрее.

— Тогда вам следует поторапливаться! — холодно произнес Сильвестр. — Сколько у вас уйдет времени на то, чтобы собраться в дорогу?

— Можно не торопиться. Сначала мистер Орде должен поехать в Хангерфорд повидать доктора Апсолла и достать фаэтон.

— Я говорю о путешествии не в Остерби, а в Лондон. Вы же хотите ехать в Лондон?

— О да, хочу! Вы хотите сказать?… Но мистер Орде не разрешит мне ехать в Лондон!

— А вы что, должны спрашивать у него разрешения? Если хотите ехать в Лондон, то мой фаэтон ждет вас в Хафуэй-хаусе. Я готов немедленно отвезти вас туда. Ну?

Эти слова самым волшебным образом подействовали на девушку, она просто преобразилась, и на губах герцога заиграла слабая улыбка.

— Благодарю вас! О, как вы добры!

— Я скажу Кейгли, чтобы он не заводил серых в конюшню. Где Алиса?

— В моей комнате. Но разве она…

— Передайте ей, что у нее ровно пятнадцать минут на то, чтобы собраться в дорогу, и не забудьте предупредить, что мы не станем ее ждать, — бросил Сильвестр, направляясь к двери.

— А миссис Скейлинг?…

— С ней я сам договорюсь, — не оглядываясь, ответил герцог и скрылся.

Сначала Алиса удивилась такой спешке. Но узнав, что ее не станут ждать, девушка тут же бросила метлу с видом человека, который только что сжег за собой все мосты.

— Я поеду с вами, что бы ни случилось! — заявила она дрожащим от волнения голосом и выскочила из комнаты.

Феба очень боялась, как бы в эту самую минуту к ней не зашел эсквайр. Она вытащила из-под кровати чемодан и начала торопливо заталкивать в него одежду. Не прошло и пятнадцати минут, как обе девушки осторожно спустились по лестнице. Феба держала в руках чемодан и картонку, из-под крышки которой выглядывал кусочек муслина. Алиса Скейлинг обеими руками сжимала объемистый короб из плетеной соломы.

Во дворе уже ждала двуколка, около лошадей стояли Кейгли с Сильвестром. Герцог Салфорд расхохотался, когда увидел второпях одевшихся путешественниц. Он подошел к Фебе, чтобы помочь нести вещи, и сказал:

— Примите мои поздравления, мисс Марлоу! Я-то, к своему стыду, полагал, что вы будете собираться минимум полчаса!

— Из-за спешки мне пришлось оставить кое-какие вещи, — призналась Феба. — И… О Господи!.. Мое платье торчит из картонки!

— Вы сможете поаккуратнее сложить вещи в Хафуэй-хаусе, — утешил ее герцог. — Только поправьте шляпку. Я не хочу, чтобы кто-нибудь решил, будто я вас похитил.

К тому времени, когда Феба более-менее привела себя в порядок, багаж засунули под козлы, и Сильвестр был готов подсадить ее. Алиса последовала за мисс Марлоу, и через минуту экипаж выехал со двора. Кейгли на ходу запрыгнул на запятки.

— Как вы думаете, сэр, мы попадем в Лондон сегодня вечером? — поинтересовалась Феба, едва Сильвестру удалось миновать узкие ворота «Голубого вепря».

— Надеюсь, что да, но скорее всего вам придется остановиться где-нибудь на ночь. Опасность заносов миновала, но дорога будет трудной, поскольку снег растаял и превратился в жидкую грязь. Пусть Кейгли сам решает, что делать.

— Видите ли, дело в том, что у меня с собой не так уж много денег, — смущенно призналась Феба Марлоу. — Честно говоря, денег почти нет! Так что, если бы мы могли добраться до Лондона…

— Не стоит волноваться из-за денег! Кейгли оплатит ваши расходы на постоялых дворах и в гостиницах, дорожные сборы и сменных лошадей. Несколько первых перегонов проедете на моих лошадях, но потом, боюсь, придется нанимать свежих.

— Спасибо, вы очень любезны, — искренне поблагодарила девушка. — Попросите его, пожалуйста, записывать все расходы.

— Естественно, он сделает это, мисс Марлоу.

— Да, но я хочу сказать…

— О, я знаю, что вы хотите сказать! — прервал девушку Сильвестр. — Вы хотели бы, чтобы я представил вам выписанный по всем правилам счет. Несомненно, я бы так и поступил… если бы занимался частным извозом.

— Я, конечно, в большом долгу перед вами, герцог, — холодно произнесла Феба, — но если вы будете разговаривать со мной таким пренебрежительным тоном, я… я…

Сильвестр расхохотался и полюбопытствовал:

— Что вы тогда сделаете?

— Пока не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю, обещаю! Смею вас уверить, я всегда сама оплачиваю свои расходы! Я еще могу согласиться с дорожными расходами, но будет очень неуместно и неприлично, если вы оплатите мой счет в гостинице.

— Очень хорошо. Если без гостиничного счета не обойтись, я обязательно вручу его вам при нашей следующей встрече.

Девушка грациозно наклонила головку.

— Я вам очень признательна, сэр.

— Неужели, по-вашему мнению, это и есть отвратительный пренебрежительный тон? — весело поинтересовался Сильвестр.

Феба улыбнулась и любезно ответила:

— Должна вам признаться, что вы совсем не глупы.

— О да, я не глуп! К тому же у меня хорошая память. Я еще не забыл, насколько точно вы подмечали недостатки наших общих знакомых. Не хочу притворяться, но я чувствую себя немного не в своей тарелке. Вы обладаете талантом подмечать самое смешное в своих жертвах!

Не дождавшись ответа от мисс Марлоу, герцог пристально посмотрел на девушку и заметил, что она нахмурилась. Сильвестр удивился, что могло ее обидеть. Ему казалось, что он сказал комплимент, но он не стал искать ответа, потому что к тому времени они доехали до Хафуэй-хауса, и им навстречу выбежал конюх, чтобы взять серых. Скоро фаэтон был готов отправиться в Лондон. Алиса сидела в двуколке, погрузившись в сладкие мечты. При виде элегантного экипажа, в котором ей предстояло продолжать путешествие, ею овладели восторженные чувства. На дверце кареты была нарисована корона, четверка сердито ржавших и вскидывающих головы великолепных лошадей била копытами, на запятках стояли красавцы-форейторы, на сиденьях лежали мягкие подушки, а пол покрывали овечьи шкуры. К ужасу Фебы, Алиса разрыдалась от переполнявших ее эмоций. Однако, когда служанку спросили о причине слез, она ответила, горько всхлипывая, что подумала о соседях, которые, к сожалению, не увидят ее королевского путешествия.

Феба облегченно вздохнула.

— Ничего страшного! Когда вернешься домой, все им расскажешь. Забирайся в карету и больше не плачь!

— Не буду, мисс! Просто я счастлива!.. — призналась Алиса, усаживаясь на сиденье.

Феба повернулась и взглянула на Сильвестра, который хотел помочь ей подняться по лесенке. Она покраснела, подала ему руку и, когда он взял ее, высокомерно произнесла: