За период своей светской жизни Сильвия преуспела в «любовной игре». Она научилась играть совершенно разные роли и менять свой голос до неузнаваемости.

После первого тура она села и стала ждать. Ее очень занимало, как ее партнер поведет свою роль. Но он не торопился начинать. И по его нерешительности Сильвия скоро поняла, что этот человек смущен и страдает. Она обратилась к нему и прошептала:

– Томность скорее красит женщину, чем мужчину!

– Простите, – ответило огромное домино, помолчав немного, – я никогда еще не участвовал в этой игре.

– Это интереснейшая игра в мире, – убежденно сказала Сильвия.

– Может быть, – ответил он. – Но, по-моему, эта нелепая игра мало говорит в пользу вкуса миссис Винтроп.

«О, Господи, какую это я птицу поймала»! – подумала Сильвия. Голос его показался ей знакомым, но она не могла вспомнить, где слышала его. Она встречала так много людей в последние дни.

– Ну, время от времени такие простые развлечения очень полезны, – сказал она. – Сделайте над собою усилие и начинайте!

– Что же я должен делать?

– Расшевелите, встряхните себя. Скажите мне, что обожаете меня! Что перед лазурью моих глаз тускнеет небосвод!

– Но я не вижу ваших глаз.

– Зачем видеть? Разве вы не знаете, что любовь слепа? Она втянула его в игру. Но в том, что он делал, было очень мало искреннего увлечения и веселья.

– Станьте предо мною на колени, – сказала она.

Он запротестовал. Она настаивала. Он опустился на колени медленно, вяло и неохотно. Сильвия хохотала, как безумная. Наконец и он заразился ее оживлением. Он тоже рассмеялся. Сильвия не сомневалась уже, что встречала где-то этого человека, но кому принадлежал этот голос, вспомнить не могла! Какой странный человек! И что это – робость или недостаток воображения? Когда раздался звонок и пары должны были смениться, она вдохнула с облегчением.

Следующим партнером был Гармон. Она узнала его, прежде чем он успел произнести несколько слов. Гармон не узнал ее, но так как всегда был в состоянии влюбленности, то знал, как держать себя в соответствующих случаях. Он повторил все те слова, которые Сильвия уже слышала от него в предыдущие дни, а Сильвия отвечала ему задорными шутками, на которые никогда не отважилась бы без маски. Они болтали оживленно и весело. Третий партнер молча сел подле нее.

– Я слушаю вас, – начала Сильвия после продолжительной паузы.

– Простите, – сказало домино, – я никогда еще не участвовал в этой игре.

Сильвия тотчас узнала своего первого кавалера. Тот же голос! Те же слова!

– Вы ошибаетесь, – холодно возразила она, – вы лишь двадцать минут тому назад играли со мной в эту игру.

Домино удивленно повело головой.

– Простите, значит, произошла ошибка.

– Очевидно, – ответила Сильвия. – Распорядитель перепутал наши номера.

Но обращаться к распорядителю было поздно. Пары уже сидели по своим местам, и игра продолжалась.

– Что же, будем ждать следующей смены, – сказала Сильвия.

– Зачем?

– Ну, тогда постараемся, по крайней мере, не скучать. Вы не можете сделать маленького усилия и вести роль живее, чем прежде?

– Я постараюсь, – ответил он, – это ужасно глупо, должен сознаться.

– Нет, я с вами не согласна. Я нахожу, что для вас это самая подходящая игра!

– Как так?

– А вот вдумайтесь. Эта игра не что иное, как протест против светской скуки, против приличий и обычаев, принятых в Бостоне.

– Я не бостонец!

– Вы могли родиться в другом месте, но душой вы бостонец. Разве не приятно сбросить с себя шелуху светскости и под маской быть таким, каким хочется быть, не опасаясь быть узнанным или повредить своей репутации?

– О, Господи! – воскликнул он, и в голосе его прозвучала теплая нотка.

Сильвия быстро схватила его за руку.

– Ну, ну, скорей, скорей! Говорите, скажите что-нибудь, пока не поздно.

– О, Господи! – воскликнул он опять.

– Да скажите же что-нибудь! Скорей! Скорей! Жизнь дважды не повторяется, и этот момент уже не повторится. Я не знаю, кто вы. Я не могу подсказать вам ваших желаний. Скажите же, скажите то, что вы от самого себя скрываете.

– О, Господи! – воскликнул он в третий раз. – В самом деле, если бы я мог вас любить…

– Да любите, любите! Кто вам мешает? В течение нескольких драгоценных минут я нераздельно ваша. Забудьте, что вы бостонский брамин в домино. Вообразите себя фавном в лесах Аркадии! Пойдемте, фавн!

Его рука дрогнула.

– Я жду! – прошептала Сильвия.

И домино ответило:

– Я не хочу танцевать. Я хочу только слушать вас. Говорите! Вы искуснее меня в любовных делах.

Сильвия расхохоталась так, что у нее слезы выступили на глазах. Она хотела вытереть их, но не нашла при себе своего платка, посмотрела на одно, другое кресло, на пол. Видя что она ищет что-то, он спросил:

– Простите, вы потеряли что-нибудь?

Эта фраза, как вспышкой, озарила память Сильвии. Не только те же самые слова – тот же голос, то же движение! Сомнений быть не могло. Поиски платка помогли ей скрыть свое смущение.

– Итак, – начала она опять, – я продолжаю. Ваше красноречие победило меня. Я чувствую, что против вашей пылкости мне не устоять. Вы сошли ко мне, как Бог с неба, и ошеломили меня, простую смертную, своей страстью и мощью. Кто вы? Из какого источника черпаете вы свое красноречие и пыл! Я теряюсь в предположениях и догадках!

Сильвия видела, что домино застыло от изумления. Она хотела отойти от него, но любопытство удержало ее на месте. Ей хотелось видеть, как он выйдет из этого положения.

Наконец он заговорил:

– Я вижу, у вас большое преимущество передо мной. Вы знаете, кто я!

– Я знаю, кто вы? – воскликнула Сильвия. – Как же я могу не знать этого! Вас, божественного! Вас, перед кем склоняется весь мир. Примите и от меня дань почтения. Я благоговейно преклоняюсь перед Золотым Тельцом!

Она опустилась на колено перед огромным домино. Она была уверена, что он, обиженный, встанет и уйдет. К счастью, ее спас звонок, возвещавший новый тур игры. Она вскочила и быстро пожала руку своему партнеру.

– До свидания, мистер ван Тьювер! – воскликнула она. – До свидания, до следующего перевоплощения!

Следующим партнером Сильвии был молодой человек, которого она узнать не могла. Он, видимо, начитался поэтов, потому что излияния его были обильно уснащены стихами и поэтическими цитатами. Но она едва слушала его. Мысли ее были совершенно поглощены ван Тьювером. Это случайность, что он дважды оказался ее партнером, или чей-нибудь умысел? Она должна это узнать.

Опять смена пар, и опять подле нее знакомое домино.

– Это вы? – спросила она.

– Да!

– Очевидно, кто-то забавляется на наш счет! – холодно сказала Сильвия. – Я думаю, что пора прекратить эту шутку.

– Мисс Кассельмен, – ответило домино, – надеюсь, вы поверите мне, что я тут решительно ни при чем.

– О, мистер ван Тьювер, ваша неподготовленность была очевидна. Во всяком случае, вам бы следовало обратиться к мистеру Бэтсу и сказать ему, что с нас довольно…

Он медлил.

– Вы… полагаете, что это необходимо?

– Да что же нам делать? Неужели мы обречены провести вдвоем весь вечер?

– Я бы ничего против не имел, мисс Кассельмен!

– Да, и вы будете ухаживать за мной и занимать меня так же, как прежде?

– Теперь пойдет лучше! Я в восторге от этой игры. Мне бы хотелось, чтобы она никогда не прекращалась.

– Чрезвычайно польщена! Но, мистер ван Тьювер, мы проговорили с вами уже немало времени, а вы пока ничего интересного не сказали.

– Мисс Кассельмен!

– Конечно! Только одну или две дерзости.

– Вы жестоки со мной, мисс Кассельмен. Я не забыл еще, как вы обошлись со мной в тот вечер, когда я встретил вас в университетском парке. Что я сделал такого, чтобы заслужить подобную немилость?

– Вам неприятно будет выслушать мой ответ.

– Говорите, пожалуйста. Я искренне восхищаюсь вами. Вы самая удивительная женщина, какую я когда-либо встречал. Удивительная в хорошем смысле, вы понимаете…

– Я понимаю, – ответила Сильвия, улыбаясь. – Я изо всех сил старалась быть удивительной…

– Вы, очевидно, очень не расположены ко мне. Но почему? Что я сделал дурного?

– Дело не в том, что вы сделали, а в том, что вы собой представляете.

– Что же именно, мисс Кассельмен?

– Я не знаю, сумею ли выразить это. Вы что-то чудовищное, что-то внушающее мне слепую ярость. И в то же время я понимаю, что, дав волю своей ярости, схватив вас, например, за горло, я бы этим поставила себя на один уровень с вами, и я чувствую, что должна бежать, бежать от вас, никогда не встречаться с вами во избежание опасности или, вернее, унижения моего достоинства.

Раздался звонок.

– Я убегаю! – бросила Сильвия.

Пары сменились в шестой раз. Сильвия танцевала теперь с Джексоном, которого узнала немедленно. В седьмой паре она танцевала с каким-то совершенно незнакомым ей юношей, а в восьмой смене – опять с ван Тьювером. Он так волновался на этот раз, что, прежде чем они начали танцевать, спросил:

– Это вы?

И вздохнул с облегчением, когда Сильвия ответила:

– Да!

Он волновался и во время танца, несколько раз начинал было говорить и тотчас умолкал.

– Мисс Кассельмен, вы должны объяснить мне ваши слова, – сказал он, когда они сели.

– Да, конечно, я должна объясниться. Но поймете ли вы меня? Я почти чужая в вашем мире, и то, что вам кажется вполне естественным, мне кажется диким и нелепым. Вероятно, в ваших глазах я деревенская барышня с провинциальными взглядами на людей и на жизнь.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил он.

– Ну вот, мистер ван Тьювер, у вас колоссальное состояние. Двадцать или тридцать миллионов долларов, сорок или пятьдесят миллионов долларов – мнения несколько расходятся только насчет цифры. Ваше состояние так велико, что заслонило вашу личность. Это не вы думаете, не вы говорите, а ваши деньги думают и говорят за вас. Вы – какое-то тревожное, тягостное представление о бесчисленных миллионах, и в окружающих вас людях вы видите лишь отражение этого тягостного представления!

– Неужели я произвожу на вас такое впечатление?

– Не только на меня, на всех.

– О, этого не может быть! – воскликнул он.

– Могу вас уверить, что это именно так! Еще до того, как встретила вас, я возненавидела вас только за те чувства, которые вы внушаете вашим знакомым.

Когда ван Тьювер заговорил после продолжительной паузы, голос его звучал глухо и неуверенно:

– Мисс Кассельмен, а вы подумали о трудностях, с которыми связано мое положение?

– Нет, мне некогда было думать об этом.

– Да, тогда поверьте, что их немало. Вы говорите о впечатлении, какое я произвожу на людей. Но вы первый человек, который сказал мне это.

Сильвия недоверчиво повела головой.

– Вам это кажется невероятным! – подхватил ван Тьювер. – Но подумайте, что же я могу сделать? Я не виноват. Я не виноват в том, что у меня много денег. Они дают мне большую власть, против этого ничего нельзя поделать. Хорошо ли это или дурно, но в силу обстоятельств у меня известные обязанности, от исполнения которых я уклониться не могу. Вы не имеете, вероятно, ясного представления о том, каково мое положение и какая ответственность лежит на мне, и вам легко меня осуждать. Как я могу уйти от своих денег? Люди знают, что я богат, и отводят мне известное положение в мире, совершенно не считаясь с моими желаниями.

Он замолчал. Он так волновался, что Сильвии стало жаль его.

– А вы оправдываете те ожидания, которые люди возлагают на вас? – спросила она.

– Но, – возразил он, – я обязан распоряжаться моими деньгами, беречь и поддерживать мое состояние.

– Ах да, так это принято в деловом мире. Я говорю о вашей личной жизни, о ваших отношениях к товарищам, к друзьям.

– Мисс Кассельмен, но какая же моя личная жизнь и мои отношения к друзьям и товарищам? Люди говорят мне о дружеских чувствах ко мне, но я знаю, они чего-то ждут от меня, и рано или поздно я узнаю, чего именно им нужно от меня. Вы говорите, что это чудовищно. Я знаю! Вы говорите, что я не сознаю того, что представляю собою для людей. Но я не могу не сознавать этого, когда вижу это и чувствую на каждом шагу. Мне кажется порою, что, с тех пор как я родился, у меня не было ни одного бескорыстного друга.

Сильвия, тронутая искренностью его слов, молчала.

– Но… здесь в демократических условиях университетской жизни… – начала она.

– Здесь то же самое, что и в другом месте. И здесь те же клубы, интриги, назойливые люди, карьеристы, точно так же, как и в нью-йоркском обществе. Взять хотя бы то, что все товарищи, как вы мне сказали, не любят меня и не одобряют моей жизни, а никто сказать мне этого не посмел.