– Вот! Смотрите! – он потряс передо мною шикарным портмоне из кожи змеи. Из прозрачного окошка для фотографий улыбалась мулатка с крупноватыми чертами лица и отбеленными зубами. – Это моя жена. Вы довольны?

Я нахмурилась. Похоже, он не врет. Ну с какой стати яркому представителю племени нетрадиционно ориентированных мужчин заботливо прятать в бумажнике женскую фотографию? В наше время никто не нуждается в наивном камуфляже такого рода.

– Извините, – пробормотала я, – я просто… ошиблась.

– Хорошенькая ошибка. – возмутился Петр, – а если бы здесь оказались журналисты? Про меня иногда пишут в прессе!

Я подумала, что если он так опасается журналистского сарказма, то лучше бы убрал подальше на антресоли свои кошмарные оранжевые брюки. А вслух, примирительно улыбнувшись, сказала:

– У меня к вам просьба. Не говорите об этом незначительном инциденте Алану!


Не успела я пройти несколько метров, как на мобильный позвонил Алан.

– Саша, что происходит? – взволнованно спросил он, – мне только что звонил Петр.

– Все нормально, – пролепетала я, – подарок передала.

– Не в подарке дело. Он сказал, что ты сказала…

– Не надо об этом, – взмолилась я, – извини, я тебя, кажется, подставила.

– Не в этом дело. Саша, ты что, не доверяешь мне? – в его вопросе было столько искреннего удивления, что я невольно умилилась.

Неужели он дожил почти до сорока и до сих пор верил в то, что жизнь строится по законам индийской мелодрамы? Неужели он настолько наивен, что ему даже неизвестны жесткие законы войны полов, которой на самом деле является пресловутая любовь? Ну как же можно верить мужчине, даже тому, кого ты считаешь идеальным?

Однако, подумав, я ответила, что доверяю.

– Ты все-таки странная, – после паузы усмехнулся Алан, – надеюсь, ты обрадуешься, когда узнаешь, что я уже заказал для нас отель.

– Отель? – удивилась я.

– Отель в Венеции. Да, и деньги на твою карточку переведены. Теперь ты можешь сделать визу и купить билет. Надеюсь, ты не забыла, что через две недели мы договорились встретиться в Венеции? Кстати, в связи с этим у меня к тебе небольшая просьба, если это тебя не обременит.

– Какая? – я подумала, что если он попросит перевести двадцать тысяч долларов на счет его якобы умирающего родственника, я не то, чтобы не удивлюсь, но даже и вздохну с облегчением, как бы извращенно это ни звучало. Не знаю почему, но идиллия всегда меня настораживала и заставляла ждать каверзного подвоха.

– Я тебе не говорил, что коллекционирую советские журналы перестроечных времен?

– Нет, – удивилась я.

– Тогда тебе еще предстоит увидеть мою коллекцию. Так вот, один мой знакомый собрал для меня подборочку. Журнала три-четыре всего, это не тяжело. Ты сможешь мне привезти?

– Без проблем, – немного удивленно ответила я.

– Саша, какая ты отмороженная… Все в порядке? Ты вообще не забыла, что мы договорились встретиться в Венеции? Может быть, ты передумала?

– Не забыла, – прошептала я, – так значит, ты это серьезно говорил?

– Что же мне с тобою делать? – рассмеялся «идеальный мужчина». – Когда ты перестанешь меня подозревать? Почему ты все время ожидаешь худшего?

– Потому что у меня была сложная жизнь, – ответила я, вспомнив целую вереницу моральных уродов, с которыми я когда-либо пыталась построить отношения.

– Скоро твоя жизнь изменится, – торжественно пообещал он.

Он-то надеялся меня этой фразой вдохновить, а я, наоборот, насторожилась. Нехорошая эта фраза, и совсем недавно я ее уже слышала, правда при несколько иных обстоятельствах. Ее произнес похожий на викинга татуировщик Егор перед тем, как нарисовать на моей спине несмываемую змеюку. И тогда я тоже надеялась на лучшее, а что в итоге из этого вышло?

Правда, Алану мой дракон понравился. Так что, возможно, правы те, кто в ответ на любую неприятность философски пожимает плечами и говорит: все, что ни делается – к лучшему.

* * *

Не могу сказать, что две недели пролетели мгновенно.

Много всего произошло.

Во-первых, я решила сменить имидж и покрасила волосы в рыжий, но когда пятый по счету коллега с опаской поинтересовался, не больна ли я чем и нужна ли помощь, я не выдержала и перекрасилась обратно. Досадно – пришлось потратить два вечера на посещение стилистов и кучу денег на оплату их так называемой работы, а в итоге я ничуть не изменилась, только волосы стали сухими и жесткими, и пришлось покупать для них профессиональный шампунь.

Во-вторых, я трижды поссорилась со своим начальником Степашкиным. Я упорно пыталась, как и раньше, вести на страницах газеты дневник и по-честному рассказать читателям о своей предстоящей романтической поездке в Венецию. Но Максим Леонидович как с цепи сорвался и на мои благостные опусы реагировал неадекватно – пытался сквозь зубы доказать мне, что такой идиллии просто не существует в природе. Был в этом лишь один положительный момент – его возмущение наглядно свидетельствовало о том, что личная жизнь самого Степашкина не задалась. Вы только не подумайте, что исподтишка я желаю ближним своим неудач. Нет, я искренне радуюсь, когда кому-то из знакомых везет в любви (конечно, есть исключения – например, когда какая-нибудь малолетняя офисная стервоза с акриловыми ногтями начинает, закатив ясны очи, рассказывать о том, как она подцепила шикарного мужика, и он мгновенно предложил ей руку и сердце, мне хочется выцарапать мерзавке глаза, но по-моему, такая реакция вполне естественна).

Однако положа руку на сердце, признаюсь, что своего шефа я ненавижу.

Ненавижу и ничего поделать с этим не могу.

Но он сам, сам во всем виноват. Наши отношения не сложились с самого начала, и в этом нет ни милиграмма моей вины.

Я появилась в газете «Новости Москвы» почти десять лет назад, кажется, я уже упоминала об этом вскользь. Я тогда была оптимистичной студенткой, полной самых радужных планов, которая даже на диете не сидела. Да и Максим Леонидович был молод и весьма смешон в своем желании казаться серьезным и крутым. Он носил чахлую бороденку и очки с бутафорскими стеклами и никогда не появлялся в офисе в джинсах – о нет, на этом снобе всегда был костюм и отглаженная рубашка, голубая, в еле заметную полоску. Это была его униформа – подозреваю, что в его шкафу собрались сотни одинаковых рубах. Что это, как не психическое отклонение?

Но тогда я не обращала на подобные мелочи внимания, и новый начальник показался мне просто слегка помешанным на работе, но вполне адекватным профессионалом. Все изменилось, когда однажды (я тогда и трех дней не успела проработать в редакции) я забыла перезвонить по поводу какого-то абсолютно не важного интервью. На такую незначительную оплошность можно было бы спокойно закрыть глаза, но милейший Максим Леонидович попросил меня зайти в его кабинет, чтобы разобраться. А когда я, вежливо улыбнувшись, поинтересовалась, в чем дело, принялся орать, что я – никчемная девица, которая никогда не сделает карьеру. Еще он сказал, что я – балласт редакции, и он уволит меня при первой же возможности. Я тогда жутко перепугалась и даже всплакнула в туалете. Но потом привыкла – ведь впоследствии он взял моду чуть ли не каждый день угрожать мне увольнением и полным лишением гонорара.

Однако на этот раз наша перепалка имела куда более серьезные последствия, чем порча моих многострадальных нервов.

Когда я уже собиралась со страдальческим выражением лица покинуть степашкинский кабинет, в спину мне полетели следующие слова:

– В общем, я так решил. Рубрику вашу пора закрывать.

Я остановилась как вкопанная и по-гусарски, на каблуках развернулась к нему.

– Что?! Что вы несете, моя рубрика пользуется бешеной популярностью.

– Пользовалась, – мягко поправил Максим Леонидович, – пользовалась, пока в ваших статьях была драма. Драма и комедия одновременно.

– Но я же не виновата, что все так получилось, – развела руками я, – я просто пишу правду, как и договаривались. Получается, что среднестатистическому читателю не интересна моя история любви?

– Получается так, – хладнокровно подтвердил он, – читательницам были интересны ваши трагические приключения. А хеппи-энды сегодня не в моде. Со следующей недели на месте вашей рубрики будут выходить оригинальные кулинарные советы.

– Издеваетесь? – я не знала, разрыдаться мне или лучше басовито захохотать ему в лицо. – Да кулинарные рецепты никто никогда не читает. Это точно.

– Так же, как и вашу благостную рубричку, – улыбнулся он, – точнее не бывает.

* * *

Пусть моя идиллия никого не интересовала, но это вовсе не значило, что мне самой больше не хотелось в нее погрузиться.

Наконец-то наступил день, когда я должна была улететь в непредсказуемое романтическое путешествие.

Весь полет я чуть ли не подсигивала от нетерпения. «Подожди, Кашеварова, – уговаривала я сама себя, – ты ждала две недели, потерпишь и еще несколько часиков». Однако на практике то были чуть не самые длинные часы в моей жизни. Мне не хотелось ни читать (притом, что на моих коленях лежала увесистая стопка журналов, которые я везла для Алана), ни спать, и даже принесенный стюардессой пластиковый лоток с едой не внушал должного оптимизма.

– Кажется, здесь кто-то влюблен! – вдруг произнес звонкий девчачий голосок прямо над моим ухом.

Я удивленно посмотрела на свою соседку слева, которая решила завязать со мной разговор и выбрала для начала беседы столь нетипичное начало.

Она была немного моложе (это плохо) и намного круглее (а вот это хорошо) меня. В целом ее вполне можно было сравнить с аппетитной калорийной булочкой с изюмом. Такая она вся была свеженькая, беленькая и пухленькая – рыжие аккуратные кудряшки обрамляли ее щекастое румяное личико, на котором словно молотая корица была рассыпана сотней крошечных веснушек.

– Извини, я тебя, наверное, напугала, – рассмеялась она, – меня зовут Валя. Можно Валюша.

– Саша, – пожав плечами, представилась я. Может быть, в данном случае говорливая попутчица придется кстати, хотя обычно я стараюсь держаться подальше от особ, страдающих словесной диареей, – а с чего ты решила, что я влюблена?

– Просто вид у тебя такой… Светящийся, – улыбнулась она, прямо пальцами вынимая из фасованного салата креветку. – Фу, как невкусно. Я уже дождаться не могу, когда приедем в Италию. Вот там еда что надо. Ты уже бывала в Италии?

– Не приходилось. Просто мой… – я замешкалась, не зная, как величать в разговоре Алана – «друг» (слишком официально), «любовник» (еще хуже), «жених» (но на моем пальце что-то колец не видать).

– Твой любимый мужчина, – расхохоталась проницательная Валюша, – могла бы не говорить, догадаться было нетрудно.

– Да, наверное. Так вот, он иностранец, и мы договорились провести в Италии романтический уик-энд. Ну а ты? – я быстренько перевела разговор на другую тему, чтобы она не столкнула меня в омут всех этих тщетных размышлений о любви, которые ни к чему не приводят, кроме гастрита на нервной почве.

– А я к мужу еду, – выдохнула она.

Вот уж кто светился от переизбытка положительных эмоций, так это сама Валюша. Даже не знаю, как ей удалось разглядеть за пеленой своего эгоистического счастья меня.

– У меня муж итальянец, представляешь?

– Даже и не представляю, – в тон ей ухмыльнулась я.

– Мы женаты всего два года, – Валюша не обратила внимание на мой сарказм.

– Почему «всего»? Это уже срок.

– О, не для нас, – махнула веснушчатой рукой она, чуть не опрокинув поднос с едой мне на колени, – я ведь в Москве живу. А он – в Милане. Вот и приходится мотаться. То он ко мне приезжает, то я к нему.

– Странно как, – удивилась я, – а почему ты совсем туда не переедешь?

– А зачем? – изумилась в свою очередь Валя, – у меня в Москве и работа, и друзья. И потом, я не такая смелая, чтобы так уж кардинально взять и поменять всю свою жизнь.

– Но разве это удобно? А если вы решите завести детей? Все равно же придется что-то придумывать.

– А у нас двойня, – расхохоталась Валюша, – Саша, хочешь я открою тебе секрет? – помолчав с видом самым что ни на есть заговорщицким, она изрекла: – Жизнь гораздо проще, чем кажется. И если тебе хочется чего-то… Очень сильно хочется… То надо искать пути, а не препятствия.

Я отвернулась к иллюминатору, но Валюша продолжала щебетать, словно ей нужно было только лишь мое присутствие, а не мое внимание. Я вполуха присушивалась к тому, что она рассказывает: о своем муже Марио, с которым она познакомилась в туристической поездке, где была с родителями, и как они полтора года переписывались, и как он приехал к ней в Москву и прямо в этот же день сделал предложение. Вся Валюшина семья встала на дыбы, как норовистый арабский скакун. Все были против, что единственное любовно взращенное дитя покинет страну – возможно, навсегда. Марио торопил, невеста дергалась, даже похудела на шесть килограммов от постоянной нервотрепки. В итоге они все-таки собрали все необходимые документы и расписались. С тех пор так и живут на две страны – пару месяцев в Милане, пару месяцев в Москве. Дети, которым уже третий год пошел, к такой расстановке сил давно привыкли, и по-итальянски щебечут не хуже, чем по-русски.