– Тольконебросайтрубкуэтооченьважно! – прокричала я.

Прогресс – на том конце провода послышалось напряженное сопение.

– Валя, я попала в беду, и только вы можете мне помочь, – облегченно вздохнула я.

– Вот еще, – немного напряглась Валюша, – попали в беду, так вам и надо. А я здесь вообще ни при чем. И прошу больше по этому номеру не названивать.

Я поняла, что мое ликование было преждевременным, и непонятно что втемяшившая в свою голову Валя сейчас снова бросит трубку.

– Мой любимый, тот, о котором я рассказывала в самолете, втянул меня в историю с контрабандой! Поэтому мне просто нужно знать…

– Да ладно вам, – неожиданно грубым голосом перебила меня Валюша, – меня вот что-то никто в историю с контрабандой не втягивал. Потому что нормального человека втянуть в такое невозможно. А на вашем месте… На вашем месте мне было бы просто стыдно звонить приличным людям! Я вообще могу заявить о вас в милицию!

– Я тоже, – обрадовалась я, – Валя, я тоже хочу заявить в милицию. Правда боюсь, что ею здесь не отделаться, потребуется вмешательство Интерпола. Мы должны его арестовать.

– Кого? – опешила Валюша.

– Моего бывшего, – как можно более весомо, по слогам, произнесла я, – я только что узнала, что он… – я никак не могла подобрать правильное слово, потому что определение «преступник» казалось мне каким-то чересчур уж инфантильным, – … что он втянул меня в криминальную историю.

– И что вы хотите от меня? – ее голос сорвался на хрип. Бедная Валюша нервничала.

– В самолете я давала вам почитать журналы. И вот теперь мне надо узнать, что там было? Может быть, вы нашли что-то между страничками. Я же заметила, что вы сыпанули от меня, как от прокаженной, стоило нам приземлиться. И тогда я списала это на тараканов в вашей голове. Но теперь понимаю, что это вовсе не вы странная, а…

И тут Валюшу прорвало, как сломанную канализацию:

– И вы еще смеете говорить, что я странная! – взревела она. – Может быть, я и странная, а вы зато извращенка! Да как вы могли подсунуть мне такое! Или вас возбуждает реакция окружающих?!

От нехорошего предчувствия у меня даже потемнело в глазах. Нет, я не села – я рухнула на диван.

– Валя, что там было? Что было в тех журналах?

– Порнушка там была, вот что! – голос из репертуара скандальной торговки семечками уступил место истошному визгу. – Детская порнография!! Я потом неделю уснуть не могла, так переживала. Мне бы дать волю, поубивала бы вас всех!

– Детская порнография, – эхом простонала я, – понятно… Спасибо за посильную помощь.

Но Валюша уже меня не слушала. Все-таки у нее сдали нервы. В качестве собеседника мне были навязаны равнодушные телефонные гудки.

* * *

Когда моя соседка Верунчик зла на весь мир, к ней лучше не подходить ближе, чем на несколько метров – в противном случае решительного смельчака может попросту убить током.

В очередной раз я встретила ее в подъезде, когда бежала сломя голову на работу, чтобы поделиться со Степашкиным своим открытием. Мое настроение было приподнятым, что по утрам со мной случается крайне редко. Еще бы – ведь впереди маячила перспектива раскрутить настоящее журналистское расследование! Да иные мои коллеги полжизни такой возможности ждут. А мне вкусная тема, можно сказать, сама приплыла в руки.

Ну и наплевать, что мужчина, которого я полюбила, оказался преступником, хладнокровно втянувшим меня в криминальную авантюру. Зато я могу разоблачить его на страницах газеты и получить за это международную репортерскую премию. Ох, я поднимусь на сцену, и на мне будет новое вечернее платье, желательно длинное, с пышной газовой юбкой, а мои накрашенные профессиональным визажистом (ха-ха – можно дать подработать Петру!) губы будут скорбно сжаты.

«Да, мне было и правда очень сложно, – мудро улыбнувшись, скажу я, – но я справилась. Я всегда знала, что все проходит, в том числе и боль. Мне так хотелось поскорее забыть эту историю. Но я нашла в себе силы, чтобы рассказать все людям. Может быть, кому-то мой опыт покажется полезным, а кого-то он просто развлечет… Знаете, есть в жизни такие моменты, когда нужно собрать волю в кулак».

Даже когда я просто об этом думаю, на глаза наворачиваются слезы. Представляю, как будет рыдать весь зал. Возможно, среди зрителей окажется какая-нибудь чересчур впечатлительная барышня, которая после моего выступления отбросит коньки от сердечного приступа, и тогда у меня есть шанс прозвездить в вечерних новостях. Но даже если нет – все равно мне же премию дадут. А это как минимум тысяч двадцать долларов, предлагать меньше матерому журналисту за кровью выстраданный репортаж просто неприлично. Съезжу наконец в Париж, и куплю себе мечтанную норковую шубку халатного фасона, и приглашу всех подружек в ресторан…

Так что мысли мои были очень даже благостными, когда дорогу мне преградила разъяренная Верунчик, глаза которой молнии метали. Взглянув в ее перекошенное лицо, я даже вздрогнула. Выглядела она превосходно – для того, чтобы непослушных детей пугать. Вот-вот, и начнет трансформироваться в кровожадного оборотня.

– Верка, – отшатнулась я, – что случилось?

– Вот ты-то мне и нужна, – срывающимся голосом сказала Верунчик, – я до тебя уже три дня дозвониться не могу.

– А что такое? – насторожилась я. – Если это из-за соли, которую я одалживала на прошлой неделе, то ты не волнуйся, я могу вернуть…

– Да при чем тут дурацкая соль! – досадливо отмахнулась она. – Мне и соль-то в последнее время не нужна. Весь день глаза на мокром месте, впору наплакать себе в суп и жрать солененькое.

Я осторожно взяла ее за руку. Унизанная разнокалиберными перстнями конечность предательски дрожала.

– Расскажи, – вздохнула я. Ничего страшного, супер-расследование может полчасика подождать. Такие репортажи не стареют.

– Меня ограбили, – всхлипнула Верунчик, – я тебя предупредить хотела.

– Да ты что? – перепугалась я. Квартирная кража – вот моя навязчивый кошмар. Я с самого детства этого боюсь.

– Брось ты это дело, Санька, – Верунчик по-мужски утерла нос тыльной стороной ладони.

– Какое? – не поняла я.

– С иностранными мужиками по Интернету знакомиться. Мало здесь у нас своих козлов, так мы еще и зарубежных зачем-то приваживаем. Какой же дурочкой я была!

– Постой-постой… Тебя ограбил твой иностранный друг, так что ли?

– Да!! – взревела фурия. – Вшивый французишка, которого я и в глаза-то не видела!! Надо было сразу послать его подальше, как только я взглянула на его фотографию! Чернявый весь такой, страшненький. Тьфу!

– Постой, – встряхнула головой я, – но если тебе так показалось, зачем же ты с ним встретилась? Зачем вообще ему написала?

– Ты не понимаешь, Санька… – вздохнула Верунчик, – да я же всю жизнь хотела попасть в Париж! Это ж мечта у меня такая.

– Но не таким же образом ее исполнять, – пробормотала я, – ну и как тебе Париж?

– В том-то и дело, что до Парижа я не добралась. Все началось, как всегда. Мы переписывались, пару раз мило поговорили по телефону…

Я недоверчиво хмыкнула:

– Каким же, интересно, образом? В телефонной беседе твой любимый иностранный язык – язык тела – не пригодится.

– Да ладно, – снисходительно усмехнулась эта чудо-женщина, – как будто бы я французских слов не знаю. Амур, тужур, лё дирижабль.

– Дирижабль-то тут причем?

– Звучит уж больно красиво, – мечтательно протянула она, – Но неважно. Все было как всегда. Я дала ему номер своей кредитки, чтобы он перечислил деньги. И пароль.

– Зачем? – ахнула я. – Без пароля деньги разве нельзя перевести?!

– Там были какие-то проблемы… И вообще, чего ты ко мне привязалась?! – агрессия обиженного Верунчика обрушилась на человека, не имеющего никакого отношения к ее причинам, то есть на меня. – Да я плевать хотела на эти кредитные карточки!! Я сроду ими не пользовалась! Завела вот специально для иностранных женихов. Чтобы они мне деньги на поездки переводили. Но этот… Этот вор вместо того, чтобы перевести на мою карточку тугрики…

– Снял их с нее, – догадалась я, – там много было что ли?

– Порядочно, – вздохнула Верунчик, – мне как раз еще один перевел, нигериец. Я к нему собиралась. То есть… Если честно, я собиралась купить на них шубу. Старая износилась совсем.

– Шубу, – тяжело вздохнула я, – ты собиралась купить шубу на деньги, которые прислал тебе добрый нигериец. Чтобы ты приехала к нему, и вместе вы зажили бы долго и счастливо.

Веркины зеленые глаза сузились. Она стояла так близко, что мне пришлось практически прижаться спиной к грязноватой батарее, а ведь на мне было светлое джинсовое пальто.

– Ты меня упрекаешь или это мне кажется? – со светской холодностью полюбопытствовала она. – Тебе что, и в самом деле ни капельки меня не жаль?

– Верка, но ты же тоже по сути обманщица и мошенница, как и он. Представь, что сейчас рассказывает о тебе нигериец.

– А мне не наплевать? Мне шуба новая нужна.

Я покачала головой. Такие люди, как она, вызывают во мне чувства изумления и зависти одновременно. Мне вот никогда не научиться вести себя так нагло, прыгая по чужим головам с изяществом беременного бегемота. Даже если я попробую вести себя так нагло, у меня все равно ничего не получится. Для этого мне не хватает самого главного: глубокого внутреннего убеждения, что все кругом мне должны.

Лично мне кажется, что наглая Верунчик получила по заслугам. Но если я не желаю быть съеденной заживо, то уж лучше не буду читать ей мораль.

Тем более что у меня и своих забот по горло.

Меня ведь ждет мой суперрепортаж!

Разоблачительная разгромная статья о мошеннике Алане Джексоне, которая непременно сделает меня звездой международной журналистики!

ГЛАВА 14

Вдверях кабинета главного редактора я столкнулась с его секретаршей, Диночкой, туповатой самовлюбленной обладательницей длиннющих ног, стервозного нрава и интеллекта дрессированного хомяка. Как назло, в руках эта орясина держала поднос, на котором стояли чашка из-под кофе, сахарница и вазочка с конфетами. Мне кажется, во всем виновата не моя порывистость, а ее тонкие высокие каблуки – не так-то просто балансировать с подносом в такой обувке. Столкновение наше было несильным, тем не менее, Диночка не удержала свою ношу, и посуда полетела на пол вместе с подносом. Чашка повела себя так, как и положено вести себя чашкам в подобной ситуации – бесцеремонно разбилась на несколько крупных кусков. Остатки кофе украсили светло-персиковый ковролин причудливым пятном, напоминающим очертания африканского континента.

Почему-то Диночка решила, что во всем виновата я.

– Смотреть под ноги надо, когда так несешься, – прошипела она, – кстати, на твоем месте я бы так не торопилась.

– Это еще почему?

– На этот раз наш Максим Леонидович наконец решился избавиться от балласта, – радостно ответила она.

Интересно, что может внушить такой оптимизм человеку, которому предстоит наманикюренными своими пальчиками отдраивать испачканный ковер?

– От какого еще балласта? – устало спросила я.

– От тебя, – рассмеялась Диночка, – даже стажерам-первокурсникам известно, что главный балласт нашей редакции – это Саша Кашеварова!

* * *

Признаюсь честно, меня немного задела снисходительная насмешливость юной стервы. Да как она может так со мной?! Да когда я была уже личностью и впервые поцеловалась не с помидором, вечным поцелуйным тренажером неопытных особ пионерского возраста, она еще носила синтетические бантики в косах. Но отчаиваться я не собиралась. Даже если Степашкин и правда решился на мое увольнение, он мигом все переиграет, когда узнает об эксклюзивном материале, который я собираюсь написать.

Если честно, я даже немного нервничала. Я чувствовала себя крутой журналисткой из кино, которая серьезно нахмурившись, выкладывает шефу невероятные факты, после чего он жмет ей руку, уважительно, как равной.

Я вошла в кабинет Степашкина и остолбенела.

На столе стояла трехлитровая банка, а в ней – пышный букет бархатистых роз. Я машинально посчитала – пять, семь, одиннадцать – ого! – целых семнадцать штук. Не иначе как наш офисный брюзга собрался на балетную премьеру, и надеется вручить это недолговечное великолепие как минимум Волочковой. А может быть, у него у самого какое-то торжество, и незнакомый добряк подарил букетик ему, Степашкину. Вот наивный чудак, не догадался, что такие люди, как Максим Леонидович, ко всем проявлениям живой природы относятся весьма скептически. И потом, у него, кажется, вообще на цветы аллергия – во всяком случае, в степашкинском кабинете не сыщешь не то чтобы неприхотливой гардении, но даже скучного кактуса.

Но самый главный шок поджидал меня впереди.

За столом главного редактора сидел вовсе не Степашкин, а какой-то незнакомый мужчина в стильных вельветовых джинсах и черной шерстяной водолазке. Его лицо имело благородно золотистый оттенок, он был явно из любителей понежиться в тепле ультрафиолетовых ламп солярия. Голубые глаза выглядели по-мультипликационному ярко на этом загорелом лице. Его светлые волосы были художественно взъерошены – но не надо думать, что он за собой не следил, потому что мой меткий взгляд углядел, что этот артистический беспорядок был закреплен с помощью геля.