Лидия Новоселецкая - Синдром Glamoura

— Вас проводить? — спросил парень.

— Да нет, сама найду, благодарю Вас.

В церкви было много мусора, строительные леса, мешки с цементом и прочие предметы, присутствующие обычно при ремонте или на стройке. С трудом, по памяти, отыскав икону святой Прасковьи, я зажгла свечу зажигалкой. Не имея возможности поставить ее куда бы то ни было, я держала зажженную свечу в руках. Горячий воск стекал мне на пальцы и моментально застывал на коже красивыми мелкими капельками. Я молилась за Ирину душу, знаю, что за упокой ставят свечи в специально выделенном месте, но мне всегда казалось, что это простые условности. На душе постепенно становилось легче, по телу растекалось спасительное тепло. Руку согревало пламя тоненькой церковной свечки, из глаз непрерывно текли слезы, в нос попала строительная пыль, я начала икать и чихать.

Молиться, особенно я не умела, просто говорила, что на ум придет. Просила помощи, сознавалась, что во многом виновата сама, просила прощение за чрезмерное тщеславие и амбиции, молила Всевышнего ниспослать мне силы на преодоление всех перипетий, если их вообще суждено преодолеть.

На секунду мне показалось, что я увидела легкое свечение над иконой Прасковьи, но, присмотревшись, поняла, что это просто зрительная галлюцинация.

Поплакав и помолившись, я отдала ключ приветливому, доброму парню, села в автомобиль и завела двигатель. Пришло ощущение того, что все пережитое мной за сегодняшний, вчерашний, и вообще, последние две недели события, происходили совсем не сейчас, а когда-то давно, год или два года назад. Я больше не чувствовала сковывающего страха и холода, не металась от неопределенности, не сходила с ума от боли. Как будто мне вкололи анестезию. Никогда прежде мне не было так хорошо в церкви, может быть, раньше я не грешила так сильно и не раскаивалась так искренне.

Мысли вернули меня к размышлениям об Андрее, этот человек был для меня такой же загадкой, как Вадим. Он открыто демонстрировал мне свое расположение, не открывая, при этом, ни одной карты. Последнее его сообщение оставило меня в полном недоумении. Еще мне показалось странным, что Вадим не звонит, меня уже давно нет дома, и эта противная тетка должна была ему позвонить и пожаловаться. Что-то, явно, происходило, или только с ним, или со всеми нами.

Витя выглядел значительно лучше, чем во время нашей последней встречи. Щеки порозовели, он набрал вес, и много улыбался. Конечно, в первый момент его напугала кровь на моей верхней одежде, но, получив внятное объяснение, не имеющее ничего общего с реальностью, он успокоился и повел меня на мою кухню, где давно освоился как дома. Известие об Ириной смерти сильно его огорчило, он сник и перестал улыбаться. Вообще, он явно был не рад, что спросил, как мои дела, потому что я вывали все свои беды прямо ему на голову.

— Просто не знаю, что меня теперь ждет. Почему мне должно повезти больше, чем Ире? Мне некуда деваться. Здесь я прятаться не смогу, не хочу подвергать тебя опасности, да и что это за убежище, моя собственная квартира.

Витя совсем расстроился, крепко меня обнял и прижал к себе.

— Давай дождемся завтра. Вдруг произойдет что-то невероятное, ведь такое с кем-то случается.

— С кем-то случается, только, по большей части, в фильмах. В жизни — не слышала.

Витя гладил меня по голове.

— Я не верю, что с тобой произойдет что-то страшное. Оставайся со мной. Никуда не уходи. Мне, сама знаешь, терять особенно нечего.

— Не говори так.

— Говори — не говори, а факт остается фактом. У меня не простуда. Так что, твое присутствие рядом, даже в случае фатальной развязки, не сделает погоды в моей судьбе.

Он поцеловал меня в лоб и прижал к себе еще крепче.

— Слушай, а ты точно голубой? — спросила я.

— А почему ты спрашиваешь?

— Ты меня слишком страстно к себе прижимаешь, — улыбнулась я.

— Это я от нежности, а не от страсти, могу перестать, — наигранно обиделся друг.

— Нет-нет, прижимай, как нравится, мне даже приятно.

— Смотри, еще раздавлю, облегчу задачу твоему муженьку.

— Что за могильный юмор? Тебе не идет.

— А ты, все-таки, редкая стерва, из тебя этого не выбить.

— Прости, меняться поздно.

— Поздно и не стоит, — Витя убрал прядь волос с моего лба, — тебе идет стервозность. Легкая такая, ненавязчивая. Я в последнее время испугался, что ты ее растеряла, очень расстроился. Теперь вижу, что ошибся.

— Та-а, дурное дело — нехитрое. Ума набраться — трудно, а растерять сволочизм, пожалуй, невозможно.

Я ненадолго замолчала, сосредоточившись на кусочке отклеившихся обоев в углу комнаты.

— Не втыкай, замерзнешь, — ущипнул меня Витька.

— Знаешь, я сегодня кое с кем познакомилась, какой-то писатель, имени, к сожалению, не запомнила, какой-то известный вроде бы как. Пишет о проблемах поколения.

— Симпатичный? — Витя подался вперед, как будто, этот помогло бы ему лучше меня слышать.

— Довольно симпатичный, правда, немного не в моем вкусе. За тридцать, приятные черты, с собакой.

— Что с собакой, — не понял мой друг.

— Часто гуляет с собакой в парке, там я с ним и познакомилась.

— А-а-а, не люблю домашнюю живность, но ради приятных черт лица, я бы потерпел собаку, — Витька оскалился в улыбке.

— Та ладно тебе, мы всего парой слов перемолвились, он угостил меня кофе в одноразовом стаканчике, вот и все.

— Кофе в одноразовом стаканчике — более многообещающе, чем ужин в дорогом ресторане, поверь, я точно знаю.

Я вздохнула.

— Еще, он ничего не знает о моем браке, от слова "бракованный", да и вообще, когда он узнает обо мне больше — наверняка свалит.

— Не говори глупости, если он узнает тебя ближе — ни за что не отпустит.

— Ты любишь мне польстить, и сказать неправду.

— Это почти правда. А что ты собиралась от меня услышать? Жесткую критику? Когда речь заходит о тебе, я на нее не способен. Я слишком тебя люблю.

— Я тебя тоже люблю…

— Знаю, не растекайся в слюнявых объяснениях, не нуждаюсь.

Мы переместились на кухню, выпить кофе с молоком и поесть сдобных булочек с корицей. Я стала настолько худой, что могла, пожалуй, съесть килограмм булочек и запить вареньем, и так несколько раз за день.

— Давай помянем твою Ирину, — Витя поставил на стол коньяк, и стал нарезать лимон.

В уютной атмосфере родного дома и обществе любимого друга, я почти забыла о кошмаре прожитого дня. Напоминание о смерти Иры, заставило меня похолодеть. Картины трех последних часов со всей явью предстали моему взору, слезы снова хлынули из глаз.

— Поплачь, если хочется. Сейчас тебе полезно.

Я вытерла глаза тыльной стороной руки, и втянула носом сопли.

— Мне очень страшно. Я боюсь его, не знаю, что делать. Ирку так жалко.

— Сейчас ты в безопасности, Иру, к сожалению, уже не спасти. Постарайся ни о чем сегодня не думать, помянем твою подругу в другой раз. Извини, что напомнил.

— Если честно, пить мне сейчас совсем не хочется, я уже забыла, когда была трезвой.

— Ты бы завязывала с порошком.

— Не хочу, он помогает мне расслабляться, и соответствовать.

— Чему соответствовать?

— Ну-у, моему окружению, быть на уровне.

— На каком уровне, обдолбанных имбицилов?

— Перестань, не хочу это обсуждать.

— Кира, на каком уровне ты хочешь быть? Ты сознаешь, какую жизнь ты ведешь?

— Все я осознаю, не проедай плешь, мне не хочется сейчас копаться в моей личности, давай поговорим о чем-то другом, или, честное слово, сбегу, куда глаза глядят.

— Ладно, поговорим немного позже. Но мы не закончили.

— Хорошо, я тебя услышала.

— Ты хреново выглядишь.

— Спасибо.

— К сожалению, это правда. У тебя черные круги под глазами, серый цвет лица, припухшие веки, красные глаза, тощая, как швабра. Не вид, а черт знает, что.

— Поддержал, называется.

Витя налил кофе себе и мне, затем долил немного молока в наши чашки. Коричневая жидкость смешалась с белой, образовав мой любимый оттенок — светлый беж. На вкус напиток оказался божественным, Витька всегда умел готовить кофе.

— Я не собираюсь тебя поддерживать в твоих отвратительных привязанностях, ты себя гробишь изо дня в день. В один день можешь доиграться.

Я не стала рассказывать Вите, что в один день я уже чуть было не доигралась. Мне вдруг стало не по себе, я снова съежилась, и решила поискать для себя какой-нибудь старый растянутый свитер. Еще мне до ужаса захотелось спать. Я расслабилась, на меня навалилась смертельная усталость, глаза слипались, еще чуть-чуть, и я бы отключилась прямо на кухне.

— Не обидишься, если я спать пойду, умираю от усталости.

— Не разбрасывайся словами, следи за речью, не накликай беды, она и так за калиткой бродит.

Я глубоко вздохнула.

— Ну, хорошо, валюсь с ног от усталости, пойду спать. Будем спать с тобой на одной кровати, как примерные супруги.

— Кирюша, клянусь, это будет самый волнующий опыт постельных отношений в моей жизни.

Я свалилась на кровать, пультом включила телевизор, нашла музыкальный канал, и через две минуты погрузилась в царство Морфея под бодрую песню поп-принцессы современности — Бритни Спирс. Мне ничего не снилось.

Я проснулась с тяжелой головой. Сон не принес ни малейшего облегчения. Я приподнялась на кровати и осмотрелась, не сразу припоминая, где нахожусь. Родные обои в мелкий цветочек подействовали на меня успокаивающе. Витька мирно сопел рядом, приняв позу зародыша. За окном было пасмурно, определить приблизительное время было невозможно. Смертельно хотелось кофе и съесть, хоть что-нибудь.

Я набрала номер по каталогу пиццы, и заказала "Гавайскую фантазию" диаметром пятьдесят сантиметров. В ожидании пиццы, я сварила себе крепкий кофе. У меня никогда раньше не было кофеварки, видимо, Витька купил кофе машину, я только сейчас заметила, что она стоит на моем столе. Кофе получился густой и насыщенный, с пушистой пеночкой.

Оставив кофе остывать на столе, я направилась в ванную, умыться и в целом освежиться. Большое зеркало в ванной комнате показало изможденную девушку с сероватым оттенком лица и уставшим взглядом. От меня прежней во мне не было ничего. Моя худоба носила по-настоящему устрашающий характер. Пожалуй, мне бы позавидовала любая модель, или девочка больная анорексией. Мне всегда хотелось быть худее, чем я была, но это уже было слишком. Щеки ввалились, заострив мой нос и скулы, подбородок стал выдаваться вперед, глаза зрительно стали еще больше, ключицы заострились. Мне стало грустно продолжать созерцание собственной внешности, и я отвернулась от зеркала.

— Твой телефон звонил уже несколько раз, — произнес Витя, протягивая мне мой сотовый.

— Сколько времени? — зачем-то спросила я.

— Уже двенадцать. Я привык спать до полудня, ты со мной за компанию разоспалась.

Я открыла опцию входящих звонков. Телефон зафиксировал три звонка от Андрея.

— Он звонил.

— Кто, — испугался Витя.

— Андрей.

— Может, есть новости, перезвони ему.

— Как-то страшно. Давай сначала кофе попьем и позавтракаем. Жутко есть хочется. Мне почему-то кажется, что если я сейчас ему позвоню, то мы лишимся аппетита, во всяком случае, я.

— Как скажешь. Только есть особенно нечего.

— Я заказала пиццу. Нашу любимую — гавайскую.

Пиццу принес молоденький негритенок. Он широко улыбался и очень обрадовался небольшим чаевым, которые оставил Витя.

Мы поели с большим аппетитом, я все не могла насытиться, только сейчас я поняла, как давно ничего не ела. От насыщения желудка меня моментально сморило в сон. Я боролась с подступающей дремотой. Сейчас было не лучшее время для сна. Нужно было узнать последние новости и прояснить для себя ситуацию с Андреем, Вадимом и Бриджит. Только сейчас мне пришло в голову, что Бриджит каким-то образом связана с Андреем. По всей видимости, они знакомы. Это открытие заставило меня в очередной раз удивиться. Никогда не думала, что скажу такое, но мне очень хотелось прекратить удивляться. Я по-настоящему устала от удивлений, их было слишком много в последнее время.

Я посмотрела на часы, они показывали ровно час. Больше оттягивать было некуда. Нужно было звонить Андрею. После восьми мучительно длинных гудков, абонент ответил. Голос Андрея был уставшим, каким-то измученным и поникшим.

— Кира, с Вадимом покончено, ты свободна. Больше ты ему ничего не должна.