Ах, это море с его волшебными летними ночами, наполненными дурманящим ароматом страсти! Здесь так просто забыться и не сдерживать вполне естественных желаний. Здесь все проще и чудеснее…
Глава 28
По возвращении из отпуска как-то само собой получилось, что Димыч стал бывать у них каждый вечер. Аля постепенно привыкла к этому. И в те редкие дни, когда он не приходил, даже скучала по разговорам с ним до поздней ночи.
Перед началом нового учебного года родители Паши все-таки определились и увезли сына во Францию. Дмитрий скучал по внуку. Дашка — по Паше, но недолго. Она как-то стремительно взрослела, становилась самостоятельной, прямолинейной и требовательной. Ревновала мать к Дмитрию и поэтому капризничала.
Гостевой брак затянулся на неопределенное время. Дмитрий неоднократно заводил разговор об оформлении отношений. Аля отмалчивалась. Тамара подстегивала:
— Подруга, ты о чем думаешь? Такого мужика быстро к рукам приберут, оглянуться не успеешь.
— Да ну тебя. Все нормально. Мне ведь не семнадцать, чтобы в ЗАГС бежать.
А сама просто не представляла себе совместной жизни с Димой. Боялась повторения всех «прелестей» прежнего брака. Да и само сочетание слов «брачный союз» воспринимала как нечто противоестественное. Шутила:
— Тома, так у нас и есть союз, только бракованный. Я до сих пор не могу понять, что нас связывает. Порой даже стыдно. Понимаешь, я привыкла к нему, но ведь я не люблю его.
— Ну, дорогуша… Эк тебя понесло. Любовь ей подавай. Радуйся, что он тебя любит.
— Ты думаешь?
— Я уверена. Он тебя боготворит.
— А мне кажется, что это все из-за одиночества. Ему тяжело одному, вот он и тянется ко мне. А еще, знаешь, Даша как-то не очень к нему относится.
— Привыкнет. Станете жить нормальной семьей, все образуется. Да ты пойми, девочка подрастает, ради нее и надо, чтобы семья была полной.
Эти разговоры только бередили душу. Аля не очень верила, что может составить счастье Дмитрия. Но главное было в другом — боялась, что Даше такой расклад не очень понравится.
Она опять стояла на цыпочках. Это было утомительно. Хотелось определенности, но самой было непонятно, какой. Объясниться с Димой не могла, обманывать не хотела.
Сущность ее жизни заключалась только в безграничной любви к Даше. Дмитрию же была отведена роль надежного и верного друга. Да, он стал неотъемлемой частью ее жизни, в меру своих возможностей помогал ей выживать, скрашивал ее одиночество, с которым она срослась и, как казалось, не хотела его нарушать. Подсознательно понимала, что просто не хотела терять свою свободу. Вот только не могла объяснить себе, почему. Привыкла считать, что ради дочки.
Неумолимое время все расставляет по местам. Не всегда так, как нам нравится, но по полочкам.
Десять лет — как один миг. Даша уже студентка. С ее отъездом на Алю все чаще накатывалась тоска. Она часто плакала, вернувшись с работы, — не умела оставаться одна в квартире, патологически боялась тишины.
Дмитрий приходил домой поздно, иногда не приходил вообще. Три года назад они все-таки узаконили свои отношения, но жили по-прежнему порознь. Так уж сложилось, что семьи в общепринятом понимании, не получилось.
В одинокие вечера Лита жалела себя, сокрушалась, что жизнь прошла мимо. Единственное светлое пятно в ней — дочка. Еще… воспоминания, которые все чаще напоминали о себе после отъезда Даши.
Привычка пострашнее любви. Она привыкла к Димычу. Но в нем с недавнего времени произошли разительные перемены. Он с чего-то вдруг стал называть ее старушкой, хотя сам был старше Али почти на пятнадцать лет. И она постепенно привыкала к мысли, что стареет. Стремительно приближалась к его возрасту, а он словно подпитывался ее молодостью.
Что-то круто изменилось в их отношениях, что-то нарушило привычную жизнь. Аля долго мучилась, пытаясь понять, что же произошло. Наконец поняла: другая женщина!
Ревность, усталость навалились, пытаясь раздавить. Она стелилась перед мужем травою, текла под него водою. Нажимала себе на горло, перешагивала через себя с одной только целью — удержать, победить.
И удержала, и победила. Только радости от этого не прибавилось. Да и прежнего заботливого, чуткого Димыча уже не было.
Устала. Полтора года прожила, словно в аду. Даше ничего не рассказывала. Было стыдно за себя и от себя. Но опять терпела. Ради чего? Ответить могла только одно — страшно оставаться одной.
Развязка произошла неожиданно. И повод был довольно странный, но признать его пустяковым было нельзя. Долго созревающие нарывы вскрываются неожиданно, болезненно, но это приносит облегчение…
Глава 29
Призрак одиночества появлялся в те вечера, когда Дмитрий оставался ночевать у себя дома. Пустота окружала ее со всех сторон, заставляла жутко скрипеть мебель. Что-то потрескивало в шкафах. Вся квартира, казалось, обрастала этой жуткой тишиной. И даже редкие звуки, проникавшие в квартиру из вне, были тоже сотканы из тишины — пугающей и враждебной.
Телефон — вот спасение. Полуночный звонок не раз тревожил уже дремлющую вахтершу:
— А Дашу из 35 можно, — просительно умоляла Лита.
Даша приходила недовольная. Уже от девчонок стыдно, что мать так часто названивает, да и вахтерша ругается, что поздно. Она не понимала, как важно было матери услышать ее голос, узнать, что она на месте. Именно поэтому звонила не на мобильник, а вахтерше. Даша догадывалась, что это проверка. Только не знала, что Але все же главнее было услышать ее голос и убедить себя, что она не одна.
Даже недовольный голос Даши успокаивал. Аля обещала больше не звонить так поздно. И они мирились.
Одиночество было побеждено. Оно с позором отступало вместе со своей сообщницей — тишиной. Правда, грозилось вернуться, но было уже бледным и беспомощным на фоне радостной улыбки, озарявшей лицо Али после разговора с дочерью.
Глаза ее устремлялись к иконе, давно приобретенной после бессонной ночи у постели метавшейся в жару дочки. В глазах была благодарность.
Верила ли она в Бога? Верила, но по-своему. Бог есть, была уверена она, но к нему надо достучаться самой или с помощью Божьей матери. Шла своей дорогой к Богу, разговаривая с ним бессонными ночами и творя молитвы. Чаще обращалась к Пресвятой Деве Марии. Считала ее защитницей женщин и матерей.
Звонки к дочери и молитвы о ней успокаивали.
Еще одним утешением был котенок. Даша привезла ей махонького черныша, которого они назвали Максом. Но он был слишком мал для такого взрослого имени, поэтому пока назывался Маськой.
Выходной день заполнить было нечем. Поэтому Лита наконец-то взялась за давно откладываемую работу. Она решительно разрезала поизносившийся плед, мигом смастерила из него накидки на кресла. Постелила их и, довольная своей работой, села на диван посмотреть, что из этого получилось.
Черно-красная клетка прекрасно вписывалась в общий интерьер комнаты.
— Маська будет шикарно смотреться на красном, — подумала Аля, и резкая, почти физическая боль буквально пронзила ее сознание.
Она отвлеклась занятием и на время забыла о котенке. А тот неподвижно лежал на любимой меховой подстилке перед камином. И зрелище это вызывало, увы, не умиление, как обычно, а боль.
Маська, с его шелковистой шерсткой и королевским, по ее мнению, хвостом лежал обессиленный болью и истощением и, казалось, обидой на Большого Человека. Человека, который должен был помочь ему, маленькому, страдающему существу. Но почему-то ничего не предпринимал.
— Почему же? — спрашивали его глаза, полные боли. — Ведь когда ему надо было попросить есть, он обращался к Человеку. Иногда просил, иногда требовал. И Большой выполнял его требование.
Если Маське хотелось выбежать на балкон, он громко мяукал, чтобы немедленно удовлетворяли его желание. И опять Человек не отказывал ему.
А иногда он очень даже настойчиво требовал ласки, буквально подлезая своей милой головкой под руку Человека. Этим он разительно отличался от Остапа — старшего в доме кота. Остап был стар и горд своей независимостью. Он нервно бил хвостом по дивану и только из вежливости позволял себя погладить. Да и то не ниже пояса.
Остап каждый вечер уходил гулять и возвращался только рано утром — покушать и отоспаться. Он высоко ценил свою независимость, поэтому иногда отстаивал ее резким ударом лапы или грозным шипением. Иногда, если ласки буквально доставали его, Оська просто сбегал. Но не как побежденный, а с гордо поднятой головой, держа хвост трубой.
Масечка уже научился у Остапа важно носить свой хвост. И, надо сказать, у него это получалось намного эффектнее. Ведь хвост у него был пушистый, словно еловая ветка. И надо было видеть, с какой гордостью нес он его через всю комнату, следуя за Остапом. А тот ни в какую не хотел признавать его за такого же полноправного члена семьи, каким был сам. Ведь он проживал здесь уже больше 7 лет.
Максик никак не мог расстаться с позорной, как считат Остап, привычкой ласкаться к Большому. Да еще и к нему приставал с нежностями!
Дело в том, что Маську взяли от кошки-мамы совсем маленьким котенком, который не успел получить необходимое количество материнской ласки и опеки. Он никак не мог забыть нежное поглаживание по животику мамкиного шершавого, но очень нежного языка. И он, бедолажка, первые дни даже не мог сходить в песочек, потому что ему так не хватало этого поглаживания-массажа.
И тут Человек помог ему: он стал своими голыми пальцами, слегка напоминающими кошкин язык, только совсем не шершавый и не влажный, поглаживать ему, Маське, живот. Благодаря этому, у Маськи все получилось. Песок перестал пугать его.
А блюдце с молоком стало близким и понятным только после того, как Человек смочил свои пальцы в чем-то белом и намочил этой странной, но очень вкусной жидкостью его совершенно черную мордашку. О! Как это было вкусно! После целого дня без мамы, без ее теплого молочка вдруг ощутить тепло и сладковатый вкус этой белой жидкости. Она приятно согревала желудок, а язычок все с большим усердием уничтожал содержимое блюдца.
Очень хотелось одновременно с работой язычка помять и живот мамы-кошки, но это почему-то не получалось. А желание ощутить материнское тепло не проходило, и Маська почти лег перед блюдцем. Но, увы, его содержимое приносило радость, а тепла и ласки от него добиться не удавалось.
Насытившись, котенок еще острее ощутил тоску по ласке. И тут он обратил внимание на Человека, уже дважды проявившего понимание и заботу.
Вот и сейчас Человек ласково взял его на руки. Малыш тут же прильнул к нему всем своим крохотным существом и, доверчиво заглядывая в глаза, полез выше и выше. Так он добрался до голой и теплой шеи Человека и вдруг, словно маленький ребенок, обвил ее лапками, а мордашкой уткнулся в бороду. А Человек смеялся и гладил его своими голыми пальцами, видимо, заменяющими ему язык.
И опять Человек понял, что нужно ему, Маське. Он ласкал котенка тек же нежно, как это делала мама-кошка. С тех пор малыш очень полюбил Человека. Он доверял ему, верил в него, знал, что тот всегда сделает так, как хочет котенок. Поэтому и становился с каждым днем все смелее и даже в некоторой степени наглее.
Он позволял себе развалиться на книге, которую читал Человек. Тот пытался прогнать его, но Маська опять взгромождался на прежнее место. Тогда Человек смеялся и гладил наглеца. А хитрые глаза котенка блестели и все старались уследить за бегающими зрачками смеющегося Человека.
Однажды он изловчился и почти успел схватить эту двигающуюся точку на лице Человека. Но тот почему-то резко отмахнулся от него и, как показалось котенку, даже рассердился на него. И после этого не разрешал ему лежать на открытой книге, а просто бесцеремонно убирал его с шелестящих листков. Сам же продолжал время от времени шуршать этими заманчивыми листочками. А Маське удавалось только тайком с упоением погрызть их и подрать коготками, за что Человек ругал его.
Да, с коготками дело обстояло плохо. Кошка-мама ничего не имела против того, что Маська выпускал их, потягивая молочко. А Человеку почему-то не нравилось, когда котенок в порыве благодарности за ласку начинал мять его лапками, нежно вонзая свои острые коготки. Пришлось отказаться от этого удовольствия.
Еще Человек не любил, когда малыш во время игры всерьез кусался и царапался. Все это котенок со временем осознал и старался не огорчать Человека, который делал для него так много хорошего.
Котенка стали заедать насекомые, которыми его щедро одаривала мамаша, свободно разгуливающая по улице и собирающая их на себя в огромном количестве. Но она же и уничтожала у своих котят блох, ловко выискивая их в шерстке. Но мамы рядом не было. А Маська только беспомощно щелкал маленькими зубками по шерсти. Блохи ускользали и продолжали искусывать его маленькое тельце. Особенно они обожали сидеть под шейкой, за ушками и на носике.
"Синдром одиночества" отзывы
Отзывы читателей о книге "Синдром одиночества". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Синдром одиночества" друзьям в соцсетях.