Дел было невпроворот, и девушка не обманывалась на этот счёт. Ни завтра, ни послезавтра у неё точно не будет времени на встречу.

– Конечно, – откликнулся тот и, выудив из кармана визитку, протянул её Марион. – Когда вам будет удобно. Я буду ждать звонка.

На этом Венсан Обен откланялся и, холодно кивнув итальянцу, сел в машину и укатил восвояси.

– Хлыщ! – наградил нелестным эпитетом тот удалившегося, но поймав красноречивый взгляд Марион, поспешил перевести тему. – Ну, босс, показывайте, что у вас тут.


***


– Почему «босс»? – задала Марион интересующий её вопрос, когда Фабио наконец закончил работы с водопроводом, и они оба вышли на крыльцо.

– Ну вы же мой босс, – логично ответил он, но, кажется, поняв, что именно имеет в виду его работодательница, продолжил: – «Патрон» совсем вам не подходит. Звучит как-то слишком по-мужски.

– Возможно, – не стала спорить она с убийственным доводом работника.

– Хотите, буду называть вас «capo» или «il mio generale»? – снова разулыбался он, вызвав у неё непроизвольную ответную усмешку.

– Нет уж, спасибо, – Хотя она и не знала точного перевода предложенных итальянцем вариантов, об их значении нетрудно было догадаться. И лаконичное международное «босс» в исполнении нового подчинённого устраивало её гораздо больше, чем иронично-издевательское «мой генерал».

Возня с водоснабжением дома продлилась несколько часов, и Марион в меру своих сил была вынуждена помогать итальянцу, чтобы процесс не затянулся ещё больше – была на подхвате, подавая нужные инструменты. А заодно и контролировала рабочего. Хотя, судя по всему, Фабио знал, что делает – то и дело бормоча под нос малопонятные ругательства, когда какая-то особо проржавевшая резьба не хотела поддаваться, а древняя сантехника обнаруживала течь, он всё же укротил все до единого стояки и краны, убедился в том, что допотопный бойлер исправно греет воду, а заодно поменял пару перегоревших лампочек, подкрутил расшатанные электрические розетки и даже отремонтировал покосившуюся дверцу кухонного шкафа, которая случайно попалась ему на глаза. Прав был Бертран – руки у парня действительно росли откуда надо. Марион решила повременить с, казалось, уже принятым решением уволить рабочего, и присмотреться к нему получше.

– Не отказался бы от чашки кофе, – заявил тот, усаживаясь прямо на ступени.

Наглости, однако, ему тоже было не занимать...

– Я тоже, – Марион устало опустилась рядом.

Кофе у неё не было. Но извиняться и что-либо объяснять она не собиралась.

– Болван! – итальянец вдруг хлопнул себя по лбу, сорвался с места и метнулся к автомобилю. – Мадам Дюпон велела передать, а у меня совсем вылетело из головы, – вернувшись, он покаянно протянул Марион какой-то свёрток. – Простите, босс.

Еда!

Тут же впившись зубами в выуженный из глубин свёртка сэндвич, девушка поймала на себе голодный взгляд рабочего, и молча кивнула ему на отложенный в сторону пакет, где имелись ещё как минимум три подобных. Уговаривать парня не пришлось, спустя мгновение он уже пристроился рядом и разделил позднюю трапезу с хозяйкой дома.


***


– То есть, через неделю можно будет начинать сбор?

– Можно. Но лучше через две-три, тогда концентрация эфирных масел...

– Ай!

– Мадемуазель Марион? Надеюсь, у вас нет аллергии?

Слава всем святым, аллергии на пчёл у неё не было. Иначе выжить в Провансе новоявленный фермер Марион Коул просто не смогла бы. Казалось, эти бесспорно полезные, но такие недружелюбные насекомые, преследуют её. Планомерно посещая поле за полем, которые с каждым днём приобретали всё более насыщенный оттенок, Марион не переставала изумляться силе пчелиного гула, стоящего над цветочными рядами. Стоило ей забыться и провести рукой по притягательным своей лиловой красотой пушистым кустам, как очередная разъярённая пчела спешила ужалить её незащищённые пальцы. Хорошо, что девушка не забыла внести в список необходимых мелочей антигистаминную мазь, когда они с Фабио ездили в Карпантра за покупками. Этот укус был уже четвёртым за последние пару недель!

– Ничего, месье Бертран, – поморщилась она, потирая ужаленный палец. – Продолжайте, я вас слушаю.

– Так вот, это поле, – он обвёл рукой окрестности, – может стать нашим спасением.

Марион, проследив взглядом за рукой француза, непонимающе уставилась на того. Она отметила, что старичок был явно доволен её реакцией, словно фокусник, который собирался показать что-то невероятное и верил в свои силы, несмотря на скептичные взгляды зрителей.

Дела на ферме шли не так, чтобы катастрофически, но плохо. Вот уже несколько недель Марион вникала в их состояние: сама или в компании Бертрана посещала поля, изучала гроссбухи месье Ру, в которые тот при жизни скрупулезно заносил каждый сантим как прибыли, так и расходов, переносила данные в свой компьютер, знакомилась с немногочисленными работниками, арендаторами земель, имеющейся техникой, помещениями, слабыми местами хозяйства и его перспективами. И всё больше и больше убеждалась – за один сезон вытащить ферму из финансовой ямы способно только чудо. Нет, у неё, конечно, были собственные сбережения, которыми можно было закрыть имеющиеся долги. Но это было бы нечестно. С отцом у Марион был чёткий уговор – если вырученных с урожая средств не хватит, чтобы разобраться хотя бы с первоочерёдными расходами, Блё-де-Монтань уйдет с молотка.

Безусловно, со временем ферму можно будет модернизировать и превратить в приносящее доход предприятие, задумавшись и о вложениях собственных средств, и о привлечении инвесторов. Но не сейчас, не в этом году. Сейчас ей просто-напросто требовалось доказать, что Блё-де-Монтань способна выжить.

В полях уже начался сбор лаванды – наличествующий в хозяйстве и даже с переменным успехом работающий трактор ряд за рядом превращал пушистые лиловые кусты в изрядно похудевшие зелёные. После сушки цветы отправлялись закупщикам, а затем шли на производство косметической продукции.

На землях Блё-де-Монтань было высажено несколько сортов растения, которые даже на вид отличались друг от друга, и степень «зрелости» цветов у каждого была своя. Самое же отдалённое поле, на которое они с трудом забрались по узкой каменистой тропе, и вовсе было каким-то невзрачным, а цветы, на нём произрастающие – синевато-сиреневыми, а не привычными ярко-фиолетовыми.

– Вот оно, подлинное «синее золото». Вы ведь слышали, что лаванду называют именно так?

– Да, конечно.

– Так вот, мадемуазель Марион, это и есть настоящая лаванда. А всё остальное – лавандин, гибрид, выведенный учёными в двадцатом веке. Профессионалы никогда не спутают лавандин и лаванду. И только высокогорная лаванда идёт на изысканную парфюмерию. А лавандин... это мыло, мыло, и ещё раз мыло.

– Но ведь и мыла людям требуется гораздо больше, чем парфюмерии, – резонно заметила Марион, не совсем понимая, к чему клонит старик.

– А я ведь когда-то работал на нашем заводе...

Завод, простаивающий уже много лет, по сути только носил такое громкое название, будучи на самом деле старым каменным сараем, в котором обнаружилась пара покрытых толстым слоем пыли котлов с множеством труб и приспособлений, назначение которых Марион понимала с трудом.

– ...из лавандина можно получить в несколько раз больше масла, но эфирное масло лаванды имеет другой состав и более тонкий аромат, – Бертран растёр между пальцами сорванный цветок и помахал ими у девушки перед лицом. – Лаванда растёт на высоте более двух тысяч футов, требует особого ухода и не даёт такого урожая, как её «бастард», произрастающий ниже. Её собирают только вручную, по-особенному подсушивают. Но и выручить за лаванду можно гораздо больше, – старик взял эффектную паузу, – если не отдавать перекупщикам, а экстрагировать масло самим. За качество растений на этих нескольких акрах ручаюсь своим добрым именем! Как и за то, что стоит только старику Бертрану проговориться парочке старых знакомых, что завод в Блё-де-Монтань возобновил работу, желающие приобрести масло из лаванды, выращенной в уникальных условиях нашей долины, тут же дадут о себе знать. Мы ещё и знатно поторгуемся, я вас уверяю! – судя по хитрому блеску в глазах, он всё тщательно спланировал.

Но видя сомнения молодой хозяйки, старик продолжил:

– Технология получения масла из лаванды не менялась сотни лет. Вы думаете, она поменялась за последние двадцать, а Бертран Дюпон не сможет совладать с агрегатом, с которым не расставался добрую половину жизни?

Энтузиазм провансальца был настолько заразителен, что Марион на секунду поверила, что из его идеи может что-то выгореть. Но...

– Оборудование. Оно в таком состоянии... Скорее всего, неисправно.

– Пустяки, – уверенно заявил её собеседник. – Дайте мне неделю, Фабио Бонелли с его инструментами, и, уверяю вас, дорогая мадемуазель, вы не пожалеете!

Марион задумалась. В принципе, что она теряет? К тому же сам Бертран так искренне верил в то, что у них всё получится, что отказать у девушки не поворачивался язык.

– Не знаю, как вас благодарить, месье Дюпон.

– Не стоит, мадемуазель Марион. Возможность быть полезным для возрождения Блё-де-Монтань, это ли не лучшая благодарность?


***


Обещание поужинать с Венсаном Обеном совершенно вылетело из головы Марион, днями и ночами занимавшейся делами фермы. Но нынче, крутя в руках визитку Обена, случайно попавшуюся ей на глаза среди бумаг, она задумалась о том, что обещанный ужин – это не только возможность узнать, что хочет от неё человек Сезара, но и немного отвлечься, развеяться.

Решившись на звонок, девушка вышла во двор, прошла вглубь сада, поднялась на возвышенность, и, поравнявшись со старым миндальным деревом, набрала номер Обена. Связь в Блё-де-Монтань была ни к чёрту – первое время Марион приходилось изображать из себя со смартфоном шамана с бубном, ища место, где можно было поймать мобильную сеть. Методом проб она его определила, и теперь все важные звонки совершала только здесь.

Венсан, с воодушевлением отреагировавший на её звонок, пообещал заехать в шесть. Отложив дела до завтра – она заслужила небольшой отдых! – Марион потратила несколько часов на себя. Душ, макияж, платье, туфли, и – вуаля! – пугало с кучи старья превратилось в симпатичную стройную девушку, совершенно не выглядящую на свои тридцать с хвостиком. Конечно, шелушащаяся кожа на носу, всё ещё не привыкшая к щедрому Прованскому солнцу, слегка подпортила облик и настроение, но на самом деле была сущим пустяком по сравнению с тем, что Обен узрел при первой их встрече…


***


Отпустив такси, Марион уже стала подниматься по ступеням крыльца, когда услышала шорох за спиной.

– Кто здесь?

– Без паники, босс, – донеслось откуда-то из-за деревьев, и вскоре на площадку перед домом, подсвечивая себе путь фонарём, вышел итальянец.

– Какого чёрта, Фабио?

И правда, что он потерял в такое время перед её домом?

– Свидание не удалось? – Сначала нахал посветил фонарём прямо ей в лицо, заставив поморщиться и вскинуть руку к глазам, затем луч, плавно скользнув по фигуре, подчёркнутой платьем, переместился на открытую бутылку вина, которую Марион держала в другой руке.

Вот она, «прелесть» маленьких провинциальных городков! Все, всегда и всё знают о своих соседях, и даже не пытаются этого скрывать! Девушка, выразительно вздохнув, молча опустилась на ступени.

– Если этот cazzo вас обидел, только скажите… – видимо, итальянец по-своему расценил её реакцию, судя по даже в полутьме различимому выражению лица с хмуро сведёнными бровями.

Её вдруг разобрал нервный смех.

– Этот... – она повертела кистью свободной руки в воздухе, не находя подходящего эпитета.

– Cazzo, – Фабио услужливо предложил ей свой.

– Cazzo, – повторила она, даже не зная перевода (и подозревая, что вряд ли он окажется приличным, но внутренне с ним соглашаясь). Но объяснять что-либо передумала, лишь снова вздохнула. – Всё нормально, Фабио. Меня не так-то легко обидеть, – произнесла, едва сдерживая улыбку, вызванную его внезапной озабоченностью её судьбой.

Или не такой уж и внезапной?

Впрочем, неважно. Не жаловаться же итальянцу, что Венсан Обен оказался наискучнейшим типом с гипертрофированным чувством собственной значимости! Да ещё и сидящем на таком коротком поводке у своего хозяина, что Марион сначала даже занятно было наблюдать за ухищрениями уверенного в своей неотразимости мужчины «продать» ей себя. Пока не надоело. Но французу не понравился деловой тон собеседницы, быстро расставившей все точки над «и» – она не намеревалась ломаться, набивая цену, она чётко озвучила то, что не собирается избавляться от своих земель. А уж его намёки о том, что на ферме есть люди, которые регулярно докладывают ему о состоянии её дел, и вовсе вывели Марион из себя! И пусть ничего сверхсекретного, что следовало бы хранить в тайне, в Блё-де-Монтань не было, сам факт, что кто-то доносит Обену о каждом её шаге, неприятно задел.