— Давайте так, — словно почувствовав мой страх, чуть смягчился начальник. — Вы придете ко мне с ответом дня через три. А в случае согласия, если на второй и последующие взносы денег хватать не будет, я дам вам заем. Только не лейте здесь слезы, ради бога!

Не лейте слезы?! Я зло уставилась на начальника, а он — на меня. Хлюпнула носом, он закатил глаза.

— Зачем вам эта оранжерея? — задала я нахальный вопрос. Состояние было подходящим.

— Чтобы меньше орать на помощников. Расслабляет, — ответил он так сладко, что я сразу поняла, кому призвана спасти нервы эта плантация. — И, раз уж вы здесь, наберите мне пару бутылей для полива. Желательно, чтобы вода была комнатной температуры.

Так и жили…

В тот вечер мне требовалось все продумать и оценить больше, чем когда-либо, и я готовилась засесть за ноутбук. Оценивать риски. Еще прорабатывала в голове варианты. Нужно было сходить к маме домой на чай, чтобы поговорить о продаже комнат. Телефонные разговоры с ней заканчивались плохо в ста процентах случаев: она полагала, что общение посредством телефона — выражение неуважения. Таким образом я демонстрирую нежелание ее видеть. То есть чтобы рассчитывать на успех, следовало купить упаковку зефира и ехать к ней в ближайшую же субботу. Я была уверена, что мама позволит мне продать комнаты при условии, что я возьму с собой Илону, а я и не думала сопротивляться. Куда ж сестру-то девать? Другое дело, что я не собиралась отдавать новое жилье в собственность ни одной из них, а вот этот вопрос был уже тонким. Максимум, на который я бы пошла — совместное владение. Ну а что? Никто не помогал мне копить деньги. Даже продукты покупали с Поной вскладчину. И все же надеялась, что мне не придется поднимать этот вопрос вовсе.

Следующим пунктом программы значился визит к скрытной Катерине. Надо было как-то уломать ее пригласить меня в гости, чтобы я полюбовалась жилым комплексом, построенным Гордеевым. Да, я верила, что он большой молодец и все такое, но вкладываться в кота в мешке не собиралась. Немножко претила мысль откровенничать с соседкой по приемной, ведь она меня взаимной любезностью не баловала, но стоило ли потакать капризам в таком вопросе?

Домой я направлялась в боевом настроении. Перепрыгивая через лужи, дошла до подъезда, коленом прижала дверь и нажала на кодовую комбинацию, которую невозможно было не вычислить — столь ярко сверкали правильные кнопки на фоне остальных — заржавевших. Мы жили на третьем этаже, ровно на уровне фонаря, который светил мне в окно целыми ночами. Со временем притерпелось, но поначалу, когда мама только уехала, а я перебралась в ее комнату, долгое время плохо спала и радовалась перегоравшим лампам.

Я поднялась на наш этаж и, мстительно топая по скрипучим половицам (ведь и соседи не старались ходить потише), дошла до нашего тупика, а там застыла. Из моей комнаты слышались веселые голоса: женский и мужской. Раздражение буквально накрыло. Нет, понятно, что Роман к нам приходил, но Лона пригласила его в мою комнату! Это было верхом наглости. Психанув, я вставила ключ в замок и попыталась повернуть, но дверь даже не была заперта. У меня, кажется, чуть- чуть сорвало тормоза в тот момент, поскольку я ворвалась в комнату ураганом и собралась уже отчитать непутевую сестрицу по полной, но обнаружила, как сильно ошиблась и замерла истуканом.

— Привет, — сказал мне Ванька, улыбаясь.

— Ч-что ты тут делаешь? — воскликнула.

Сначала даже стыда не было — только гнев и недоумение. Почувствовав мое взвинченное состояние, сестра поспешила вмешаться:

— Чувствуешь, как тепло стало? Ваня починил нам обогреватель, я его пою чаем.

Тепло было, но не внутри. Я, кажется, вымерзла от зрелища сидящего на продавленном диване Ивана Гордеева. Он узнал, где мы жили! Разве существовало что-то ужаснее?!

— Я вспомнила, что Ваня разбирается в электрических приборах и попросила его помочь, — тон сестры стал более настороженным. Она пыталась воззвать к здравому смыслу и отсрочить безобразную сцену, которая с каждой секундой становилась все неотвратимее.

— Чай, значит, — сказала я.

— Да, чай. Присаживайся, я и на тебя поставила, — указала сестра на электрический чайник на письменном столе, который практически полностью занимал пузатый ламповый монитор.

— Лона, на пару слов, — не выдержала я.

Уводя ее в другую комнату, я наткнулась на задумчивый взгляд Ваньки. Догадался ли он, что меня так смутило? Не знаю, но мне было все равно. Дело было сделано, ситуация стать еще хуже не могла. Из-за Олеси Александровны мы отдалились: я посчитала правильным подержать дистанцию и перегореть в одиночестве, а потом перевести зарождавшуюся дружбу в несколько натянутые приятельские отношения. Несмотря на то, что Ванька не перестал присоединяться к нам за обедом, я его как часть компании не воспринимала. Он так себя поставил, он так захотел, вторых шансов я ему давать не собиралась.

— Зачем ты его притащила? — рявкнула я на Лону, едва та успела захлопнуть дверь.

— Потому что ты отказывалась покупать обогреватель или нести этот в ремонт! Ты сказала, что есть план, но нужно поэкономить! — взорвалась в ответ сестра. — Поэтому я стала искать способ починить обогреватель, не потратив ни копейки! И все равно осталась виноватой! Ты вообще соображаешь, что ты делаешь? Ты скоро окажешься в больнице с гайморитом, а я — с воспалением легких. И мы обе потратим кучу денег на антибиотики! Думаешь, это лучше, чем привести сюда парня, к которому ты неравнодушна? — Клянусь, я едва удержалась оттого, чтобы ее не придушить. — Если ты думаешь, что я не понимаю, как паршиво мы живем — ошибаешься. Но иногда приходится плевать на гордость и выбирать из двух зол меньшее, Уля!

Выдав эту речь, она резко втянула ртом холодный воздух и закашлялась. Она теперь постоянно кашляла.

— Нет такой ситуации, когда можно было бы плюнуть на гордость, — и все-таки возразила я.

Вот чем мы отличались. Если бы я знала, что Лона приведет сюда Ивана, предпочла бы отдать деньги мастеру. Ведь мы могли, черт возьми, позволить себе ремонт обогревателя! А теперь парень, в которого я влюбилась, думал иначе. Сестра попросила подачку, он ей это позволил. По-моему, для Ваньки вообще было в порядке вещей милостиво раздаривать себя людям. Он не видел в этом ничего особенного. Такой хороший и прекрасный, что на всех хватит. Вот только это все доказывало его неуважительное отношение к окружающих. С самого начала он относился ко мне в лучшем случае снисходительно, будто мне нечего было ему предложить. Как ни удивительно, ошибался.

— Знаешь, — вдруг сказала Лона. — С меня хватит. Рома давно предлагал мне переехать к нему, и я принимаю предложение.

Бросив в меня этой тяжеловесной новостью, она бросилась к шкафу и вытащила оттуда старую спортивную сумку со сломанной молнией.

— Ты не всерьез. — Да, она меня напугала.

— Нет, я устала щадить твои чувства! Мне здесь холодно, плохо, и… и я скучаю по мужчине, которого люблю. А после того, как ты наорала на меня за попытку сделать дом, который ненавидишь, хоть чуточку уютнее… — Она сделала паузу и выдохнула. — Уля, смирись, не все обладают такой решимостью, чтобы день за днем ненавидеть в своей жизни все-все, как это делаешь ты. Нужно что-то любить. Мне нужно!

— Я люблю тебя, — сказала. — Вот почему ты нужна мне здесь!

Но вышло вовсе не трогательно, а обвиняюще. К тому сестра и прицепилась:

— Да, я знаю. Но ответь честно: не вырасти мы с тобой под одной крышей, какова вероятность, что ты бы захотела со мной общаться? Уля, ты ведь не уважаешь ни меня, ни мои решения. Все оспариваешь. Я так больше не могу, я устала. Думаю, нам обеим нужно остыть и переварить последние события. Порознь. Я уеду завтра, Рома меня заберет. Ну а пока я все еще здесь, мы вместе пойдем в комнату напротив и выпьем по чашке чая с Ваней. Он нам очень помог, гостеприимство — меньшее, чего он заслуживает.

С последним спорить не стоило.

***

Ванька не стал меня мучить: когда мы с Поной зашли в комнату, он ждал нас уже в пальто. Этот вариант устроил всех, даже сестру, которая дежурно попыталась уговорить его остаться. Вот только зачем ему было оставаться? Полюбоваться убогостью нашего жилища? Или моей вызванной смущением агрессией? Все было предопределено. И только он переступил порог комнаты, как Лона повернулась ко мне в ожидании возражений, но во мне вдруг взыграла гордость, и я не сказала ей ни слова. Вообще не собиралась больше разговаривать с сестрой.

Она обещала, что Роман нас не разлучит, но уезжала, оставляя в одиночестве еще до свадьбы. В моих глазах этому прощения не было. Однажды мама на полставки меня уже не устроила, с чего было мириться с сестрой? Они меня бросили. Эта обида попала на удивительно благодатную почву детского страха, и за ночь окрепла и обросла шипами. В голове засела дурная мысль: больше мне не в кого верить и не на что надеяться. Теперь осталась только я сама и мои силы.

Гордеев обещал мне кредит только при условии, что стены покупаются у него, я решила не мудрить. Все равно полгода — не срок для продажи комнат, тем более таких, какими владели мы. А я намеревалась свалить из общежития максимально быстро. Так быстро, как вообще сумею. Вот и стала действовать в этом направлении.

Как ни удивительно, Катерина впустила меня в святая святых— свою обитель, без возражений. То ли догадалась, то ли Гордеев предупредил — он ведь тот еще хитрец, но вечером она не стала переспрашивать меня дважды, а просто позвала идти с ней. Вот так я выяснила опытным путем, что от ее дома до «ГорЭншуранс» действительно всего десять минут пешком. Зданий, строительством которых занимался Гордеев, было всего шесть. Четыре уже были сданы и заселены, в их окнах уже тепло и весело горели огоньки. Пятое здание было не заселено, над шестым все еще высился строительный кран, намекая на то, что днем обитатели окрестностей немножко слишком нервные из-за грохота.

Моя соседка по приемной жила в двухкомнатной квартирке. У нее было чисто и аккуратно, а еще отделано и обставлено с тем шиком, который доступен только одинокой женщине, влюбленной в саму себя. Спальный гарнитур, кухня с винными бутылками на отдельной полке, ванная комната, вмещавшая даже гладильную доску, и утепленная лоджия, венцом которой выступало кресло с недвусмысленно наброшенным поверх уютным пледом и томиком Анны Ахматовой. Мне даже не пришлось представлять, как Катерина по вечерам запивает стихи вином, кутаясь в пушистый плюш. Но когда я примерила это жилище на себя, поняла, что не приживусь, и мысленно начала переделывать его на свой вкус, отчего пришла в ступор. По всему выходило, что я действительно собралась въехать в жилище сродни Катерининому.

Визит не затянулся. Меня напоили чаем с печеньем, рассказали короткую историю переселения, легко обходя все неприятные моменты, связанные со сложностями отделки, представив все чем-то вроде взмаха волшебной палочки, а потом деликатно выставили за дверь.

Направляясь тем вечером домой, я оглядывалась по сторонам, уже представляя себя живущей в этом районе. Высокие дома, шумные лифты, запруда машин при недостатке парковочных мест и голосистые перфораторы. Это были спутники людей, которые жили на другом уровне, имели иные проблемы. И я хотела именно такие. Я даже мысленно вложила в свою руку шпатель со штукатуркой, благословляя на затяжной ремонт.

Если бы не мама и необходимость получения ее согласия, я бы тотчас бросилась к Гордееву и прокричала слова согласия на ипотечное рабство, но, учитывая ситуацию с Поной, справедливо опасалась родительского отказа. Точнее, ультиматума по типу «не соглашусь, пока не помиритесь»! Я, конечно, маме ничего не сказала, но с Поной они жили душа в душу и созванивались каждый день. Она не могла не знать. А мы не помирились, и не из-за сестры. Когда мы случайно встретились с сестрой на следующий день у выхода, я демонстративно прошла мимо, вызвав у Катерины молчаливое недоумение и недвусмысленно показав Лоне, что не собираюсь благословлять ее выбор.

В общем, уверив себя в эксцентричности мамы, в субботу утром я направилась в магазин за самым вкусным тортом, потому что… не могла больше. В последние дни дома я только и слышала, что крики вечно ругающихся соседей. Поскольку количество алкогольно зависимых мужчин в нашем общежитии зашкаливало, стычки происходили постоянно. Казалось, еще чуть-чуть, и в таком обществе я сама дойду до бутылки. Хотя, нет, как же? У меня была отличная компания: сестра ведь оставила мне заместителя — полностью рабочий обогреватель! Слушая арии разгневанных жен, я костерила Лонку последними словами, но все-таки в тепле. И, пусть и против воли, вспоминала Ивана Гордеева не без благодарности.

В районе, где жила мама, было два недостатка: собственно, мама и отчим. А, в остальном, все прекрасно. Обычные, непримечательные пятиэтажки, коих по всей России тысячи. Как это говорится? 3-я улица Строителей, дом 25, квартира 12. Звоня в домофон, я жалела, что не прихватила бутылочку вина на случай совсем неудачного течения беседы. Было бы очень в духе какого-нибудь фильма возвращаться в свое безрадостное будущее с бутылкой вина в руках и грустной миной на лице.