Надо признать, Катерина являлась очень вдохновляющим персонажем. Раз увидишь — навсегда запомнишь. И чуточку, совсем немножко, ей хотелось подражать. Только не в чтении Ахматовой. И не в пессимистичном настрое, конечно.

— Ты не самодостаточная, тебе быстро это надоест. Ты все время куда-то бежишь, с кем-то болтаешь или воюешь. Единственный раз, когда ты осталась одна, закончился ссорой с сестрой. Разве это не показательно? Если очень постараться, можно и погасить твою жажду деятельности, но это твоя отличительная черта. Положительная, к тому же. Стоит ли ею жертвовать?

Задумавшись, я вынуждена была согласиться с его правотой. Стоило бы выпрыгивать из штанов в попытке сбежать из общежития, чтобы потом полжизни меланхолично зачитываться поэзией, сидя на диване?

— Твоя взяла, — кивнула я шутливо.

— Да ты что! — сверкнул улыбкой Ванька. — На моей памяти мы уступила впервые.

— И после такой реакции больше не буду.

— Ах, прости, — поклонился он, не забывая ловко тереть полотенцем очередной бокал.

— Кстати, у тебя отлично получается, — указала я на полотенце. — Раз быть летчиком ты не хочешь, может, барменом? — продолжила я наш прошлый разговор.

— Вряд ли, — разочарованно цокнул он языком. — Меня, как ты знаешь, нельзя оставлять наедине с сотней бутылок.

Посмеиваясь, я выключила воду и взяла в руки первую партию бокалов, чтобы унести их в конференц-зал. Минут пять мы упаковывали бокалы, натыкаясь на пальцы друг друга и едва перекидываясь фразами. Откровение вырвалось настолько неожиданно, что я сама не поняла, как это случилось:

— Я не хочу быть одна всю жизнь, — сказала я вдруг. — Но причины должны быть правильными. Риск должен быть оправдан.

— Риск? — удивленно переспросил Ванька.

— Любые отношения есть риск, — ответила я уверенно. — Например, мама всегда будто на стуле стоит с накинутой на шею веревкой. Приходишь к ней в гости: не шуми и в комнату не заходи — вдруг отчиму не понравится. Лона не лучше: бесприданница, которая собралась жить с полным придурком, да еще на территории свекрови. Очень редко бывает, что в отношениях участвуют лишь двое. Обычно все точно так же, как у Чуковского: а за ними раки на хромой собаке, волки на кобыле, львы в автомобиле, зайчики в трамвайчике, жаба на метле… — Ванька хмыкнул, и я поняла, что цитирование затянулось. — А у нас всех столько недостатков, на которые можно надавить. Хочется, чтобы уж если рядом был человек, то он не стал пользоваться возможностью унизить.

— Двадцатичетырехлетняя идеалистка. Редкое зрелище! — рассмеялся Ванька.

После его слов откровенничать, разумеется, расхотелось, и, велев ему поставить коробки на полку, я вернулась к приемную. А поскольку там было чисто и опрятно, как всегда, вдруг подумалось, что праздник мне лишь померещился.

***

Корпоратив проходил в том же ресторане, что и год назад, и два года назад, и три года назад, оттого в «ГорЭншуранс» ходил слушок, что Николай Давыдович сторонник партии консерваторов. Заявление было ничем не подкреплено, но благодаря знакомству с Новийским я теперь приглядываясь к Гордееву внимательнее в поисках доказательств. Мне отчего-то было очень интересно, за которую из партий болеет начальник.

Столики были рассчитаны на четверых человек — этим ресторан выгодно отличался от других, где для удобства персонала мебель расставлялась в ряды. Кто-то скажет, что подобная компоновка гостей ограничивает круг общения, но мы не соглашались, предпочитая ходить друг к другу «в гости». На этот раз уселись за один столик с Поной, Ритой и Иришкой, не подумав о том, кто будет разливать вино. Затем промах первой, сестра, разумеется, попыталась совершить акт самопожертвования и отдать свое место Егору, но Ритка ее опередила: со вздохом взялась за бутылку, по-своему решив алкогольный вопрос. Я не возражала, поскольку собиралась сделать свой первый шаг на пути к примирению. После того вечера, когда Лона пришла в общежитие, меня загрызла совесть. Не заслуживала сестра того презрения, коим я ее раз за разом обдавала.

Демонстрировать нежности на публике я не хотела, но нашла под столом ее ладошку и сжала, надеясь таким образом запустить процесс примирения. Она бы обязательно поняла. Сестра такие вещи чувствовала куда тоньше. Легкая улыбка на губах Лоны подсказала мне, что движемся мы верным курсом.

— Господи, мне кажется, я вижу ее платье насквозь, — услышала я привычно осуждающее от Иришки и обернулась, но не поняла, в чем дело. — Да и по возрасту она подходит скорее Ваньке.

Последнее замечание сузило круг поиска, и я повнимательнее изучила начальственный столик. Рядом с Николаем Давыдовичем сидела крошечная брюнетка в серебристом платье, переливы на котором едва скрывали прозрачную ткань в стратегически важных местах.

— Это если ей есть восемнадцать, что сомнительно, — как обычно, предположила Рита худший из возможных вариантов.

— Давайте честно, девочки, будь мы такими красотками, тоже бы спали с большими боссами, а не пахали на них, — завистливо вздохнула Иришка.

— Вряд ли, — не согласилась я. — А как же самоуважение?

— Алло, Саф, она же так и лучится гордостью и презрением к нам — мелким трудяжка. Себя она точно в обижу не даст, — ядовито осадила меня Рита.

Покопавшись в системе нравственно-моральных ценностей, я пришла к выводу, что не променяла бы даже свои почти отсутствующие перспективы на ноги от ушей.

— Если вы продолжите так пялиться, она подавится, — вмешалась нас Лона. — А вообще, вы не думали, каково Ваньке, когда его отец приводит домой вот таких девушек?

Мы дружно на нее уставились. Уж точно не думали!

— Я хочу сказать… Они же живут вместе.

— Лона, мы поняли, — поспешила Ритка, пока не последовали подробности.

— Ему нужна собственная квартира, — тут же подхватила Иришка. — Большой мальчик, а все еще живет с папой.

— Он же едва в Петербург вернулся, — на этот раз выступила защитницей я. — Как достоят жилой комплекс — будет и жилье.

— Я тоже хочу папу, который построит под меня жилой комплекс, — кисло сказала Ритка. — Но, вообще, Гордеев странный. С одного взгляда видно, что по его сыну ученая степень не плачет. А он все «диссертация, диссертация». Зациклился и гнет свое. Отпустил бы сына в свободное плавание — толку бы было больше. Самодур.

Я взглянула на Ваньку, сидевшего рядом с отцом и его пассией и обожглась ревностью, потому что он разговаривал с какой-то девушкой. Выходит, несмотря на все попытки сопротивления, я считала чуточку Ивана Гордеева своим… Боже мой, Ваньку и своим. Вот уж у кого ума не было! Тряхнув головой, отвернулась. Попыталась отвлечься.

Как только начались танцы, Егор направился к нашему столику, и Лона воровато огляделась. То ли думала, куда бы спрятаться, то ли просто пыталась стать незаметнее. Она явно не желала танцевать с нашим общим другом. И, демонстрируя несвойственную мне жертвенность, бросилась наперерез.

— Пойдем потанцуем, — предложила, постаравшись не думать о том, что два таких не в меру талантливых, опытных танцора отдавят друг другу все ноги.

Он растерянно взглянул на мою сестру, но отказаться посчитал невежливым. Клянусь, лучше бы отказался. Под действием алкоголя и разочарования в Иване Гордееве, я завела откровенный разговор из разряда тех, от которых всех тянет удавиться.

— Ну и что ты делаешь? — поинтересовалась жестко. — С Лоной. Что ты делаешь с моей сестрой?

— Н-ничего, — запнувшись, ответил Егор.

— Она выходит замуж! А ты к ней подкатываешь. Думаешь, ей комфортно? Или, может, все равно?

После этих слов я ойкнула, так как Егор наступил мне на ногу и извинился. Придираться не стала: мои танцевальные навыки вполне могли обеспечить ответную любезность. Неуклюже потоптавшись на месте в поисках ритма, мы все-таки продолжили и танец, и разговор:

— Но она никогда не просила меня уйти. Мне всегда казалось, что ей моя компания приятна, — ответил он пристыженно. — И ее жених… ты же терпеть его не можешь! Почему защищаешь?

— Я не его защищаю — только сестру, Егор, — попыталась я достучаться. — Если выбирать из вас с Романом, то ты, бесспорно, более толковый и порядочный парень, но твое отношение к Лоне ничуть не лучше. Ты ей нравишься, она внимательно относится к тому, чем ты занят и что делаешь, но достаточно ли этого? Лона нравится тебе внешне, по характеру, но как же остальное? Ты хоть раз спрашивал, чего она хочет и что ей интересно? По выходным она печет кексы, очень вкусные, любит новые рецепты разыскивать. И порой вяжет крючком игрушки. Иногда даже на продажу. А в детстве она принесла домой щенка, но ее заставили его вернуть. Она поплакала три ночи, и до сих пор мечтает о точно такой же собаке. Ты это знал?

Я заметила, как мы остановились посреди танцпола — только когда кто-то из парочек толкнул меня во время немыслимых па, посторонилась, увлекая горе- партнера в сторону. А Егор смотрел на меня во все глаза, будто я ему тайну сотворения мира открыла.

— Все сложнее, чем тебе кажется. Она не напористая, но и не пустышка, которой нет дела. Ей есть что предложить помимо кивков головы на каждое замечание. Не смей ее унижать и использовать. Для этого есть Роман! Ну что? — не выдержала я его несчастных глазок.

— Я об этом не думал. Мне просто нравится с ней общаться.

Я понимала Егора, но, в то же время, Лона заслуживала поддержки. Пожалуй, неправильно было решать такие вопросы за нее, вот только она бы никогда не нашла сил на разговор по душам. Дело во мне: выросшая со старшей сестрой, готовой повоевать за что угодно, Лонка не научилась стоять на своем. Мы слишком долго компенсировали друг друга, чтобы легко перестроиться на другую манеру общения. В отсутствие сестры мое упрямство доходило до абсурда, а она без меня полностью положилась на Романа. Потому что раньше она делала меня мягче, и я ее — независимее.

Пока мы с Егором танцевали, Лона успела собраться и уже стояла у столика с сумкой в руках.

— Куда ты собралась? — удивилась я, а сестра лишь показала на выход. Мол, давай выйдем. Там тише.

— Уля, — начала она, когда мы вышли в фойе. — Давай отметим твой день рождения в конце недели. Пойдем к маме, попьем чай. Я пришла сюда только из-за тебя, но мне так не нравится. — Она взяла меня за руку. — Это все же не твой праздник. Хочется тихо и уютно посидеть. А тут шумно, все отвлекают. Егор… — Она запнулась и сменила тему. — Мне позвонил Рома. — Я попыталась не скривиться. — У них тоже корпоратив, они пригласили меня отметить и с ними. Не вижу причин отказываться.

Ладно, это я легко понимала. И за день рождения не обижалась, а конце концов сама пришла лишь бы от трат на праздник отделаться. Тем временем, сестра полезла в сумочку и достала оттуда маленькую коробочку с лентой.

— Вот, это тебе, — улыбнулась она. — Недорогие, но тебе должны подойти. Это… это сережки с аквамарином, — нервно выдала сестра.

— В разведку с тобой никак, — ответила я и, от неловкости меняя тему, уточнила:

— Тебя Рома заберет?

— Женя, — ответила она легко. Я кивнула, но ничего не поняла. Понятия не имела, кто это. — Рома попросил его меня забрать, поскольку он живет поблизости и поехал переодеваться после работы.

Скомканно попрощавшись, мы разошлись в разные стороны. Но вместо того, чтобы вернуться в зал, я не удержалась и сорвала ленточку. Серьги были прекрасны.

Когда мне было десять, мама настояла, чтобы я проколола уши. Я сопротивлялась. Не потому, что не хотела, просто я постоянно с ней спорила. Сама мама носила большие серьги с яркими камушками и никогда не пропускала выставок самоцветов. Ей очень шло, а вот себя я в таких не представляла. Потребовала, чтобы только гвоздики, как у сверстниц. Маме, помню, это не понравилось, но она согласилась, тем более что при короткой стрижке, которую я отказывалась менять, смотрелось красиво. Они чуть блестели, но не привлекали особого внимания — как я и хотела. Но в самой глубине души, я очень гордилась своими гвоздиками. Они были моими любимыми сережками. Я их даже почти никогда не снимала… то тех пор, пока Лона не подарила мне изящные зеленоватые камушки в хитро изогнутой оправе.

Они мне понравились с первого взгляда. И пусть не очень шел к моему наряду, я все равно вставила серьги в уши. Они смотрелись. Не повторяли цвет глаз и волос, просто подходили мне. Как Лоне удавалось чувствовать такие вещи, я никогда не понимала, но все, что она выбирала для меня, становилось абсолютно «моим». В этом я усматривала особенный нежный смысл. А еще никому бы не призналась, что думала о таких вещах.

— Красиво. Это Лона постаралась? — услышала я голос Ваньки и смутилась, ведь он застал меня прямо перед зеркалом.

— Да.

Я отошла в сторону и сделала вид, что мне совершенно все равно, как я выгляжу.