— Ваня, что с ней? — с трудом выговорила.

— Передоз, — ответил он сухо, безжалостно подтверждая догадку.

— Ее накачали. Она не сама, Лона не может. Она водку-то ни разу не пробовала…

— Ну конечно ее накачали, — куда мягче ответил Ванька, передавая мне сумку сестры.

Он уже стал поднимать Лону, когда на ступеньках у диванчика объявился Бесхребетный. И первым его заметил Ванька: сестра тут же была кулем свалена на диван, а затем — я и глазом моргнуть не успела — как «Женя» уже висел перед нами, вздернутый за грудки.

— Чем ее накачал? — рявкнул Гордеев-младший. Да так хорошо и грозно у него вышло, что я отступила на шаг,

— Да ничего такого. Подмешал немножко экстази, чтобы расслабилась. А то вечно такая серьезная, зажатая, — залопотал он, а я вдруг подумала, что без Ваньки бы точно не справилась. Даже расплакаться от бессилия захотелось.

— Теперь больше нравится? Что ты с ней такой делать собирался? Отвечай! — Ванька так подтянул Бесхребетного, что ответ прозвучал едва слышно, очень сипло:

— Ничего, клянусь. Она же девушка друга.

— Значит, накачивать девушек друзей можно? Ты хоть в больницу ее отвезти собирался? Или кишка тонка сказать, что именно ты тот ублюдок, который чуть не убил девчонку?! — заорал ему в лицо Ванька, а потом швырнул на пол.

Ровно в тот момент мое оцепенение спало, и присела рядом с хрипящим, задыхающимся «Женей».

— Я заставлю ее заявить на тебя, — прошипела, наклоняясь как можно ближе. — Я привлеку начальника, чтобы дело не закрыли твои мама с папой.

Дьявол, да я бы самого Новийского из норы выкопала и выяснила, как правильно провернуть трюк с выламывающей дверь командой спецназа.

— Ты сядешь за хранение и умышленное причинение вреда здоровью. Если очень повезет — то и за распространение. Понял? — сладко спросила я, а затем еще ближе наклонилась и прошептала в самое ухо. — Я, может, и маленькая, и страшненькая, но, как ты сам смел заметить, с’ка. И за то, что ты сделал с моей сестрой — я тебя уничтожу.

Я не знала, откуда взялись такие слова, но по глазам увидела: он поверил. В отличие от глупца Романа, Бесхребетный поверил, что я готова ради своей сестры на страшные безумства. Он даже перестал хрипеть. Просто смотрел на меня глазами животного, которого загнали в угол, и хищником была я… Ощущение было непривычным и малоприятным, но он причинил вред Лоне. Такое не прощают.

— Саф, идем, — позвал меня Ванька, заставляя опомниться.

Он был прав: Лоне был необходим врач.

***

Роман Щеглов и Илона Сафронова познакомились благодаря тому, что наплевательски относились к учебе. Она училась в колледже при его университете, и свел их вместе не сданный зачет: искали вместе преподавателя для пересдачи, а тот не жаждал попадаться нерадивым студентам. Разумеется, моя сестра показала себя с лучшей стороны, доверив симпатичному незнакомцу руководство в деле поимки «неуловимого мстителя». Раз встретились, два встретились… а на третий Роман пригласил Илону в кафе. С тех пор зачет им стал неважен.

Полагаю, в моей сестре Роман нашел то, что давно искал: девушку, которая признает его безусловным авторитетом. А Лона с детства была очень покладистой, неконфликтной. Она ходила по улицам держась за мамину руку, а если той не было рядом — за мою. Лет до шестнадцати она была тем самым раздражающим водителей пешеходом, который до последнего мнется у перехода, не решаясь ступить на проезжую часть и тормозя весь поток. Ей всегда была нужна твердая рука, ниточка, которая не дает потеряться в жизни. Поэтому она доверяла мне, доверяла Роме, доверяла Бесхребетному, а еще терпеливо сносила то, что ей не нравилось. Даже на общежитие не жаловалась, а ведь любить в нем было, прямо скажем, нечего.

Я верю, что люди делятся на руководителей, исполнителей и тех, кто посерединке. И ни одна из этих категорий не хуже… Умом понимаю, но как, черт возьми, можно было пойти с непонятным «Женей» в клуб и взять у него коктейль? Зачем? Побоялась отказать?

Сидя в коридоре больницы в ожидании пробуждения сестры, я прокручивала в голове, что сказать сестре, когда очнется. Да ей передоз райским наслаждение покажется!

— Тебе не обязательно здесь оставаться, — сказала я, чуть повернув голову в сторону сидевшего рядом Ваньки.

— Уже прогоняешь? — поинтересовался он.

— Нет, но…

Внезапно я взглянула на него совершенно иначе. При всем том, что он был своим в доску парнем в любой компании, веяло от Ивана Гордеева каким-то непонятным одиночеством. Он был со всеми, но и ни с кем тоже. Как в тот вечер, когда отказался пить с нами коньяк. Вроде, друг, но не всегда. Наверное, такими и вырастают недолюбленные дети. Ведь Николай Давыдович сказал мне, что вместо того, чтобы заниматься сыном, предпочитал от него откупаться. Вот и вышло: вроде, у парня все есть, а не счастлив он.

Из своеобразного транса меня вывело появление мамы. Встревоженная звонком, она быстро шла по коридору. Широкая, длинная яркая юбка при каждом шаге аж взметалась в воздух, а с одного плеча съехал платок. Даже несмотря на то, что ее волосы растрепались, а глаза горели беспокойством, она выглядела слишком эффектно, чтобы кто-нибудь заподозрил нас с ней в родстве.

— Как Лона? — спросила мама, резко останавливаясь напротив.

Мы тоже дружно поднялись со своих стульев.

— Спит. Приходила в себя, но потом снова заснула, — отрапортовала я.

Чуть успокоившись, мама кивнула, а затем переключилась на Ваньку. Оценивающе оглядела его, заставив меня неловко заерзать, и порывисто протянула руку для пожатия:

— Валентина, — представилась.

— Ваня, — скромно представился мой спутник, осторожно сжав ее ладонь.

Мама начала на автомате приглаживать волосы, как всегда делала в присутствии заинтересовавших ее мужчин, а я разозлилась. Было очень глупо раздражаться из-за того, что мама вела себя как обычно, но меня в тот момент бесило все. Недовольно поджав губы, я послала ей убийственный взгляд, оставшийся, тем не менее, незамеченным.

Клянусь, я совсем не собиралась знакомить Ваньку с матерью. К чему? Я торжественно обещала себе сделать этого парня в своем жизни никем. Просто одним из лиц. Может, более симпатичным, чем другие, но тем не менее.

— И вы..? Простите, дочь со мной не очень откровенна, я ничего о вас не слышала.

Этим извиняющимся тоном мама буквально пристрелила меня. А что, я была обязана отчитываться перед ней обо всех своих знакомствах?

— Ничего, — бросив на меня веселый взгляд, ответил Ванька. — Мы, вроде как, друзья.

— Мы работаем вместе, — поправила я, не спустив излишнюю фамильярность. — Он сын моего начальника. Коллега.

— Правда? — Насмешливый тон парня ни от кого не укрылся.

— В любом случае, — пресекая мой ответ, вмешалась мама. — Я очень рада познакомиться. Счастлива, что Уле есть на кого положиться в работе.

Я чуть в голос не застонала. Зачем она это сказала? Вот зачем? Стало так ужасно неловко! Особенно после поцелуя, особенно после того, как я намеренно и так глупо подчеркнула, что мы только коллеги.

— Я знала, что тебе пойдет.

Мама тронула одну из моих сережек, а я невольно отстранилась. И когда она поздравила меня с днем рождения в пятый раз, лишь сухо улыбнулась. Наконец, бросив попытки потрогать дочь, подольститься или вытянуть хоть что-нибудь, мама скрылась в палате, а мы с Ванькой так и остались стоять двумя истуканами, приходя в себя после столь специфического знакомства. Я все еще заламывала пальцы за спиной, когда Ванька повернулся и ехидно спросил:

— Коллега?

— Коллега, — эхом повторила.

— Я только что притащил твою сестру в больницу на руках при том, что она мне совершенно чужой человек. Но я коллега, а друг — Егор, которого ты, при всей его навязчивой влюбленности в твою сестру, ни о чем не просишь.

А он хорошо аргументировал! Складно.

— В отличие от тебя, он не… устрашающий.

Вот после этого на меня вытаращили глаза всерьез.

— То есть я теперь еще и устрашающий?! — возмутился Ванька.

— Это комплимент, — попыталась я оправдаться. — Егор хлипкий, ниже тебя ростом. Ой, да забудь.

Он, вроде, пожал плечами, демонстрируя согласие, а потом как выдаст:

— И, ко всему, ты обо мне не рассказывала, а я о тебе Сан Санычу рассказал.

Ну конечно не рассказывала. Вот еще! Теперь, когда мама узнала о Ваньке, меня ожидал допрос с пристрастием: он ведь стал первым молодым человеком, с которым она меня застукала с поличным. Мама не знала, как и с кем я общаюсь. Почти все нашли разговоры не доходили до обмена новостями, застревая на отметке идеологических споров. Теперь следовало разработать стратегию, рассказать ей о девчонках с работы, о Егоре и других знакомых парнях. Лишь бы она не поняла, сколько на самом деле для меня значил Ванька.

Сложно объяснить, почему я настолько стыдилась признать перед окружающими, что мне нравился Иван Гордеев, и все же я готова была врать и отпираться до последнего. Наверное, казалось стыдным, что такая непримечательная девочка может влюбиться в красавчика, хотя эволюционная теория сообщала, что такова абсолютная норма человеческого поведения. И все же…

— Я это сказал не для того, чтобы ты устыдилась, — неправильно истолковал он мое молчание.

— Мне не стыдно, — пожала плечами.

— Нет? А зря! — тут же отбрил он. — Мы же отличная команда, а твоя мама об этом не знает.

— Моей маме интересны только одно: выйду ли я удачно замуж. Так что ты, вообще, зря под руку подвернулся. Надо было бежать, пока предлагали.

Он рассмеялся, а мне стало ужасно неловко. Я ведь прогоняла его уже второй раз, и это после всего, что он сделала для Лоны.

— Вообще-то, я не хочу, чтобы ты уходил, — исправилась неуклюже.

— Да? — улыбнулся он в ответ. — Рад слышать.

— И за Лону спасибо.

— Любой бы поступил так же.

— «Любой» ее накачал, — поправила я.

— Ну, раз уж ты меня не прогоняешь… Я видел внизу кофейный автомат.

Автомат был из разряда самых простых, такие варят ужасный кофе. Выбирая напитки, мы шутливо ставили на то, выживем ли после него. Ванька рассказывал мне о кофемашине отца, которая, по мнению начальника, варила напиток богов. А вот мой приятель, не будучи большим знатоком, не понимал, есть ли разница между пойлом из автомата и тем, которое смаковал его отец. Увлекшись рассказом о бытовой технике Гордеевых, я не убавила количество сахара. Чертыхнулась и расстроилась, но Ванька лишь фыркнул и сказал, что все вздор. Стоило автомату выдать дымящуюся чашку, как Гордеев-младший вылил содержимое в стоявший рядом цветочный горшок. А затем сам вставил новую монету в автомат и задал правильные настройки.

Отчего-то это стало последней каплей, и совершенно внезапно я начала реветь. Несколько мгновений я ловила ртом воздух, тщетно пытаясь сдержаться, но это оказалось сильнее. Поток слез нахлынул в один миг— не предотвратишь. Автомат еще не успел налить кофе, а я уже рыдала на груди у Ваньки, как маленькая. И понимала, что никому другому эти слезы не доверила бы. Несколькими этажами выше находились мама и Лона. Они считали меня сильной, во всяком случае более сильной, чем они сами. Им нельзя было видеть меня такой. Да и чем они могли помочь? Я не верила, что помогут. А Ванька выручил. С сестрой помог, кофе сварил мне правильный взамен испорченного. Знаете, до этого момента я никогда не позволяла себе подобных излишеств. Никто мне их не позволял. И, вроде, подумать так: какой-то дешевый кофе из автомата, но для меня он оказался слишком.

Кажется, об этом я и говорила. О том, как здорово иметь еще одну чашечку кофе. Не переслащенного, а нормального, хоть и по меркам автомата. Чепухе моей Ванька не мешал, просто гладил по голове и ждал, когда отпустит. Ведь дело было не в кофе. Пострадал мой самый близкий человек… и на волне страха от мысли потерять в своей жизни хоть кого-то, я сделала огромнейшую глупость, поцеловав Ивана Гордеева.

Я не знаю, как так получилось. Не знаю, зачем он мне это позволил. Я никогда об этом не спрашивала. Может, не решился оттолкнуть в такой момент или подумал, что я со своим чуть ли не диаметрально противоположным подходом к жизни что-то ему разъясню. Но в одном точно уверена: не будь того дня, мы так и топтались бы между дружбой и не дружбой, не зная куда качнуться. Что ж любые отношения таковы, что один из партнеров всегда влюблен больше другого. И, пожалуй, как друзья мы были в разы лучше, чем как пара. У меня не было романтического опыта вовсе, у него… ну, романтического тоже не было — в отличие от эротического. Вместе набивали шишки, причем очень даже эффективно! Но это потом.

А тогда просто стояли и целовались. Мне казалось, что очень даже неплохо, что бы там Ванька ни говорил. Получалось не страстно, но оно и понятно: разве можно вдохновенно лобызать еще не до конца успокоившуюся после рыданий девушку? Но все равно это было очень приятно. Спокойно так, будто я оказалась в полной безопасности. Нравилось думать, что Ванька всегда будет рядом, чтобы поддержать и успокоить, чтобы найти пропавшую папку… или попавшую Лону. Мне с ним было правильно.