Потом опять были новый дом, новая работа и новая жизнь для матери и опять новая школа для Стеллы.

Затем последовала длинная вереница бойфрендов, потянувшая за собой новые страсти и потрясения. Стелле пришлось пережить и бесконечные бурные влюбленности матери, и неизбежные горькие разочарования — других у Карлы не бывало.

К счастью, когда мать снова вышла замуж, Стелла уже училась в университете и жила своей жизнью. Неужели тот брак продлился почти десять лет только потому, что под ногами не болтался ребенок? Однако все снова закончилось далеко не мирным разводом, по прихоти судьбы совпавшим с вдовством Стеллы.

Тот год был ужасным во всех возможных смыслах, что не помешало ее матери закончить его еще одним сумбурным и очень коротким браком.

Странно, что даже сейчас, будучи взрослой, самостоятельной женщиной, Стелла не могла простить матери то, что в списке ее приоритетов постоянно оказывалась на втором или даже третьем месте.

Она никогда так не поступит со своими детьми. В ее отношениях с Логаном нет ничего эгоистичного, ее мальчики никогда не станут для нее чем- то второстепенным из-за новой любви... Только уж слишком быстро все происходит... Было бы разумно притормозить и все разложить по полочкам, да и времени нет думать о новом браке. И, между прочим, не следует забывать, что Логан не звал ее замуж и не предлагал рожать ему детей. Боже милостивый! Она слишком остро отреагировала на брошенное вскользь замечание. Пора вернуться в реальность.

Стелла встала из-за стола, но не успела подойти к двери кабинетика, как та распахнулась.

—О, Роз! А я как раз собиралась искать вас. Я еду за нашей новой семьей.

—Я хотела поехать с вами, даже чуть не отменила встречу. — Роз взглянула на часы, будто размышляя, не поздно ли еще это сделать.

—Не переживайте. Когда вы вернетесь после встречи с доктором Карнейги, Хейли с девочкой уже будут дома и в полном вашем распоряжении.

—Должна признать, мне не терпится понянчиться с малышкой. Стелла, что вас беспокоит?

—Беспокоит? — Стелла открыла ящик письменного стола и начала перебирать бумаги. — Почему вы думаете, что я о чем-то беспокоюсь?

—Ваши часики вывернуты, значит, вы их крутили. А вы выкручиваете браслет, когда нервничаете. Я чего-то не знаю?

—Нет, нет, — Стелла, злясь на себя, перевернула часы. — Это не связано с работой. Я думала о Логане и переключилась на мать.

—И какое отношение Логан Китридж имеет к вашей матери? — Роз взяла со стола термос Стеллы, открыла, понюхала и налила немного охлажденного кофе в крышку.

—Никакого. Не знаю. Дать вам кружку?

—Нет, спасибо. Я только попробую.

—Я думаю... я чувствую... я сомневаюсь... Уже звучит глупо. — Стелла достала из косметички губную помаду и, подойдя к зеркалу, висевшему на стене, подкрасила губы. — Роз, наши отношения с Логаном становятся все серьезнее.

—Можно подумать, я слепая. Я сама это вижу. Позволите задать вопрос или мне не следует лезть не в свое дело?

—Считайте, что спросили. Я не знаю, готова ли к серьезным отношениям. Удивительно, что мы нравимся друг другу, а уж... — Стелла обернулась. — Я никогда не испытывала подобных чувств. Я вся на взводе, нервничаю и, да, беспокоюсь. — Теперь она крутила в руках тюбик. — С Кевином все было ясно. Мы были молоды, влюблены, и между нами не было никаких барьеров. Конечно, мы иногда ссорились, но все решалось довольно просто.

—А чем дольше живешь, тем сложнее жизнь.

—Да. Я боюсь снова полюбить или перейти ту границу, за которой «мое» становится «нашим». И когда я говорю это вслух, получается невероятно эгоистично.

—Не знаю. Мне это кажется совершенно нормальным.

—Возможно, но... Роз, моя мать была... есть... взбалмошное, эгоистичное и расчетливое существо, и я знаю, что большинство принятых мною решений, как ни грустно это сознавать, были именно такими, какими были, потому что она поступила бы с точностью до наоборот.

—Если те решения были правильными для вас, все остальное не имеет никакого значения.

—Да, они были правильными. Но я не хочу отступать от чего-то, вероятно, чудесного, только потому, что моя мать, не раздумывая, непременно бросилась бы вперед.

—Милая, я смотрю на вас и вспоминаю себя, и мы обе смотрим на Хейли и удивляемся, как она решилась растить ребенка в одиночку.

—Боже, мы просто герои, — усмехнулась Стелла.

—И поскольку мы все трое подружились, у нас теперь есть любая поддержка, совет и плечо, на котором можно выплакаться. Однако суть в том, что каждой из нас все равно приходится преодолевать личные препятствия. Я уверена, что вы очень скоро во всем разберетесь. Это же ваше призвание — находить верные решения и воплощать их в жизнь. — Роз поставила крышку термоса на стол и легонько погладила Стеллу по щеке. — Ну, мне пора домой наводить красоту.

—Спасибо, Роз. Если Хейли с девочкой не понадобится моя помощь, я оставлю их на попечение Дэвида и вернусь сюда. У нас сегодня запарка, рабочих рук не хватает.

—Нет, нет. Оставайтесь дома с Хейли и Лили. Харпер здесь справится. Не каждый день мы привозим домой новорожденную.


* * *

Эти мысли не покидали Роз и когда она колесила по центру города в тщетных поисках места для парковки поближе к дому Митчелла Карнейги. Харпер-хаус уже много лет не видел новорожденных. Как отнесется к этому новобрачная Харпер? Как остальные обитатели дома приспособятся к появлению младенца?

Как ей самой справиться с тем, что ее первенец влюбился в милую одинокую мамочку с крохотной дочкой? Вряд ли Харпер понимает, что с ним происходит, и Хейли пребывает в блаженном неведении, однако мать всегда чувствует подобное, особенно если эти чувства написаны на лице сына.

Роз пришлось оставить машину за три квартала от цели и идти пешком, не переставая мысленно ругать себя за то, что надела туфли на высоченных шпильках. К концу встречи непеременно заболят ноги, а потом придется снова тратить время на переодевание — теперь уже во что-нибудь удобное. К тому же она опаздывает, чего терпеть не может, и явится на деловую встречу разгоряченной и вспотевшей.

Роз с удовольствием поручила бы переговоры Стелле, но неприлично взваливать личные проблемы на менеджера. Да и слишком долго она, глава семьи и хозяйка дома, принимала это привидение как нечто само собой разумеющееся.

Роз остановилась на перекрестке в ожидании зеленого света.

—Розалинд!

Она пришла в бешенство от звука этого голоса, но обернулась с совершенно невозмутимым видом и холодно посмотрела на — сквозь— стройного красавца в мокасинах от «Феррагамо».

Я не ошибся, это ты. Никто другой не смог бы выглядеть так свежо и прелестно в безумно знойный день. — Мужчина, за которого она по глупости когда-то выскочила замуж, обеими руками обхватил ее свободную от сумки руку. — Ты прекрасна!

—Брайс, если не хочешь шлепнуться мордой об асфальт, советую отпустить мою руку. Уверяю, подобное развитие событий смутит только тебя.

Его лицо, загорелое, с точеными чертами, окаменело.

—Столько времени прошло! Я надеялся, что мы останемся друзьями.

—Мы не друзья и никогда ими не будем. — Роз достала из сумки влажную салфетку и демонстративно протерла пальцы, за которые он хватался. — Среди моих друзей нет лживых, вороватых мерзавцев.

—Ты никогда не прощаешь ошибки.

—Вот именно. Думаю, впервые в своей жалкой жизни ты абсолютно прав.

Роз ступила на проезжую часть, не удивившись, но смирившись с тем, что Брайс зашагал рядом. На мерзавце был светло-серый костюм, итальянский, от Канали, если она не ошибается. Во всяком случае, в те времена, когда она подписывала его счета, он предпочитал именно этого дизайнера.

—Роз, милая, никак не пойму, почему ты до сих пор сердишься! Разве что твои чувства ко мне не угасли.

—О, во мне кипят чувства, Брайс, и самое пылкое из них — отвращение. Убирайся, пока я не вызвала полицию и не потребовала арестовать тебя за домогательства.

—Я просто хотел бы получить еще один шанс...

Вот тут Роз остановилась.

—Ничего подобного не случится ни в этой жизни, ни в тысяче следующих. Скажи спасибо, Брайс, что ходишь по улицам в дорогих туфлях и носишь итальянские костюмы, а не тюремный комбинезон.

—У тебя нет причин так со мной разговаривать. Ты получила что хотела, Роз. Ты оставила меня без цента в кармане.

—Сюда входят те пятнадцать тысяч шестьсот пятьдесят восемь долларов и двадцать два цента, которые ты перевел с моего счета за неделю до того, как я вышвырнула тебя из своего дома? Да, и об этом я знала, — подтвердила Роз, с удовлетворением заметив, как вытянулось его лицо. — Но не стала подавать в суд, поскольку решила, что должна заплатить за собственную глупость. А теперь исчезни и больше не попадайся на моем пути. Чтоб я тебя не видела и не слышала, или, клянусь, ты пожалеешь.

Роз решительно развернулась и не сбилась с шага, даже услышав брошенное вслед злобное «фригидная сука».

Но внутри ее трясло. Когда Роз дошла до нужного дома, у нее подгибались колени и дрожали руки. Как же она ненавидела себя за то, что так остро отреагировала, пусть даже эта реакция — ярость!

Хотя ничего странного, потому что неизменный спутник ее ярости — стыд.

Она впустила этого мужчину в свое сердце и свой дом. Она поддалась его обаянию и за красивым фасадом не разглядела ложь и гниль. Брайс украл больше, чем ее деньги. Он украл ее гордость, и Роз испытала шок, поняв, что через столько лет полностью не вернула себе украденное.

Она вошла в благословенную прохладу холла, поднялась в лифте на третий этаж и постучалась, нетерпеливо притоптывая ногой. От раздражения Роз даже не вспомнила, что неплохо бы взглянуть в зеркальце, поправить прическу и макияж.

Мужчина, открывший дверь, был очень похож на фотографии на задних обложках книг, которые Роз прочитала или просмотрела перед встречей, разве что чуточку более взъерошенный и — в джинсах и рубашке с закатанными рукавами — не такой официальный. В общем, перед Роз стоял высокий, худощавый мужчина в очках в роговой оправе на прямом тонком носу, с пышной каштановой шевелюрой вокруг красивого лица, несколько рассеянным взглядом темно-зеленых глаз и здоровенным синяком, похоже, от хорошего удара в челюсть.

Взглянув на его босые ноги, Роз мгновенно почувствовала себя слишком тепло одетой и потной.

—Доктор Карнейги?

—Он самый. Мисс... Харпер. Прошу прощения, я заработался и потерял счет времени. Пожалуйста, входите. Только не смотрите по сторонам. — На его лице мелькнула обезоруживающая улыбка. — Потеря счета времени подразумевает беспорядок, так что мы пройдем сразу в мой кабинет, где любой беспорядок я смогу оправдать творческим процессом. Хотите что-нибудь выпить?

Голос выдавал в нем южанина с побережья. Слегка протяжные интонации, певучие гласные.

—Я бы не отказалась от чего-то холодного, любого, что у вас есть.

Разумеется, проходя через гостиную, Роз поглядывала по сторонам. Кипы газет и книги на огромном коричневом диване, еще одна груда книг и газет рядом с толстой короткой белой свечой на антикварном кофейном столике в георгианском стиле. Посреди роскошного турецкого ковра баскетбольный мяч и пара высоких кроссовок, таких изодранных, что их, пожалуй, давно выбросили бы даже ее непритязательные сыновья. И наконец, занимающий почти всю стену самый огромный плоский телевизор из всех, что Роз доводилось видеть.

Хотя хозяин шагал очень быстро, она успела мельком увидеть кухню. Судя по количеству грязной посуды на всех столешницах, Митчелл Карнейги недавно устраивал вечеринку... или просто не утруждался мытьем посуды.

—Я в самом разгаре работы над книгой, и, когда выгребаю на поверхность, мне не до домашних дел, — объяснил Карнейги. — Моя последняя уборщица от меня отказалась. Как и все ее предшественницы.

—Представить не могу почему, — вежливо сказала Роз, изумленно разглядывая кабинет.

Здесь не было ни кусочка свободной поверхности, пахло сигарным дымом, а на подоконнике из щербатого горшка торчала засыхающая диффенбахия.

—Одну минуту.

Карнейги расчистил для гостьи стул, бесцеремонно смахнув на пол все, что там громоздилось, и выскочил из кабинета. Роз заметила среди завалов на письменном столе недоеденный сандвич и стакан, может, и с чаем... Она выгнула шею, чтобы взглянуть на монитор, но, к ее разочарованию, был включен режим сохранения. Правда, заставка сама по себе оказалась весьма интересной: несколько мультяшных фигурок играли в баскетбол.

—Надеюсь, чай сойдет, — объявил вернувшийся хозяин.

—Да, прекрасно, благодарю вас. — Роз взяла стакан, надеясь, что в последние десять лет его хоть пару раз мыли. — Доктор Карнейги, вы убиваете это растение.