не было в городе Токио круче и бесшабашнее таксиста, чем Вика с цыганской фамилией Нова. Крутые якудза и не менее японские самураи, в первом случае крошили свои пальцы в окрошку, а во втором и последнем – просто делали себе харакири, находясь под впечатлением от поездки по столице страны восходящего солнца с представительницей конокрадущей нации. Лошади в городе Токио водились, но было их там настолько мало, что впору удавиться. Белокурых русских танцовщиц, если верить статистике, обитало в нём гораздо больше, чем лошадей. Короче говоря, не жаловали цыгане этот мегаполис своим вниманием. Однако Вика прижилась в столице микросхем отсутствия лошадей и, разжившись "Маздой" 1921 года выпуска с двигателем от реактивного самолёта, на котором некогда развлекались камикадзе (судя по названию, грузины какие-то), стала заниматься извозом.

Сначала дела её, как водится, шли не очень. Она совершенно не знала города. Но затем, слегка освоившись в географических тонкостях улиц и площадей, её таксюристические дела медленно, но верно стали подниматься в гору. Однажды некий японский танкист, прокатившись с лихой дамой по ночному Токио, посвятил ей танку, в которой с восхищением, присущим только японцам, говорилось о том, что поэт был в восторге от того, что ничего не видел.

Многих интересует, каким образом пишутся стихи. О первом варианте написания оных я уже распространялся. Теперь я поведаю вам о втором, более рискованном, но зато и более приятном. Возьмите красотку, усадите её на пишущую машинку или на клавиатуру вашего, я надеюсь, исправно работающего компьютера и приступайте к жаркому процессу любви. Можно, конечно, поелозить по клавиатуре собственной задницей, но в таком случае я не берусь отвечать за положительные последствия от проделанной работы. После чего вынимаете заранее приготовленный лист бумаги из пишущей машинки или смотрите на монитор вашего, я надеюсь, исправно работающего компьютера и читаете. Что такое? Вы неудовлетворенны написанным? Не отчаивайтесь. "Москва не сразу строилась", "Не всё коту масленица", ну, и "Если долго мучиться, что-нибудь получиться". Неужели вы полагаете, что Шекспир, энергично трясущий пластмассовым копьём с резиновым наконечником, добивался великолепия своих стихов сразу же после совокупления? Ничего подобного. Всё это сказки. Сколько поз перепробовано? Сколько девок перепорчено? Сколько бумаги испачкано непонятными закорючками? Сколько перьев сломано? На эти, отнюдь не риторические, вопросы никто не даст вразумительного ответа. Даже сам покойный. А вот мне, как-то совершенно случайно стало известно, что для написания "Отелло" ему пришлось потратить 1645 женщин. На остальные же вопросы ответы неведомы даже мне. Но я точно знаю, что

в Ватикан попасть (два пальца об асфальт) – проще простого. Достаточно сказать вратарю в сутане, с автоматом Калашникова наперевес: "я на дискотеку" и все проблемы решены. Иди танцуй, сын мой. С Богом. Десять долларов.

Какой же он наивный. Или (и что, скорее всего) просто плохо учился своему ремеслу. А если бы он внимательнее слушал своих духовных наставников, то знал бы, что с Богом все деньги мира, а не каких-то паршивых десять баков. Прочитав в уме монаху, охраняющему вход в цитадель католицизма, эту незатейливую, но очень поучительную лекцию, я вручил ему, словно переходящее красное знамя, зелёную бумажку с изображением Гамильтона и прошёл на территорию самого маленького государства в мире.

      Нора, привлекательная молодая женщина, любит раздеваться. Делает она это прилюдно и за деньги. Ёжику раздеваться не надо, она и так красивая. Сто килограммов красоты, скачущие по сцене в костюме зайчика. Странно, но неделю назад они гостили у нас. И когда только успели попасть на этот праздник религиозной диско-вакханалии?

Луч света находит в кромешной тьме блестящую Нору (после неё вся наша квартира была усыпана блёстками. Даже унитаз и тот блестел) и приковывает внимание посетителей к себе. Развратная, но не пошлая картина стрип-танца заставляет мужиков вспомнить, что они являются таковыми, а женщин, находящихся рядом с ними, испепеляя Нору ревностью, думать: "Ну, и что здесь такого? Я тоже так могу. Вот только доберёмся до дому…".

Когда же на сцену выходит Ёжик, полярность публичного восприятия меняется. Почти всем женщинам Ёжик нравится. Они, в сравнении с этой милой толстушкой, чувствуют себя Дюймовочками с обильным налётом журнальной голливудности. Мужчины же, напротив, видя в телесах Ёжика своих жён, начинают, втихаря позёвывая, скучать. И только Рубенс, меланхолично вздыхая, восхищенно взирает на её пышные формы, совершенно не обращая внимания ни на профессионально выполняемые шпагаты с пируэтами, ни на великолепные гранд батманы.

"Наше шоу продолжается, Господа!

Если вы вдруг заскучали – вам сюда.

От стройного Парижа и до Еревана

Все мечтают о…, – в этом месте MC делал интригующую паузу… Звучат литавры, и тяжёлый, словно локомотив, звук проникает в Ваш мозг, заполняя собой каждую клеточку Вашего тела. И когда уже начинает казаться, что сейчас Ваша душа извратится наизнанку, именно в этот момент (но никак не раньше) диско-балабол загробным жизнеутверждающим голосом (ни дать, ни взять – Левитан) вещал: – дискотеке Ватикана".

Как правило, сей незатейливый приёмчик оказывал потрясающее воздействие на посетителей дискотеки. Их потрясало, плющило и колбасило. И даже тамошние завсегдатаи после этого момента неприятно поёживались.

Официант, налив чуть больше, чем этого требовал этикет, услужливо отпил из бокала и гордо застрелился. Приняв на грудь текилку с джин-тоником, наполовину разбавленную портвейном с мартини и приправленную для запаха самогоном, приготовленным в подвалах Ватикана (раньше там развлекалась инквизиция), Константин закурил. Аритмичный хаус и негромкий рэйв ласкали его совершенный слух. Ноги, независимо от своего хозяина, стали выписывать кренделя, и, чтобы дать им волю ("Я пришёл, чтобы дать вам волю"), он встал из-за стола и приобщился к танцующим.

Любителей танцевальных па на площадке было немного, и DJ благодарно ему подмигнул, а МС со скоростью пулемёта прострочил в честь его выхода на данс-пол поэму рэпа, которую умудрился втиснуть в четыре такта межкуплетного пространства славной песни ног.

Через двадцать одну минуту на сцену вышел глава католической церкви и стал распевно читать псалмы. Псалом за псалмом. Псалом за псалмом: "Микросхема отсутствия лошадей – это нечто сродни религии Вуду. Она есть, а для чего – непонятно. Лишь немногие избранные смогли проникнуть в тайное знание микросхемы отсутствия лошадей и, познав его, остались там навсегда. Наркотическое похмелье и религиозный психоз – ничто по сравнению с микросхемой отсутствия лошадей. Зомбированные существа, некогда бывшие большими и маленькими собаками, добрыми и бойцовскими кошками, образованными и плюшевыми людьми, научились, пребывая в чёрных дырах, преобразовывать их энергию в классическую яичницу-глазунью (правда, только из двух яиц, но зато в неограниченном количестве). Для них не составляет совершенно никакого труда сделать из макро микрокосм, изменяя размеры вселенной, но, при этом, оставляя её значение неизменным. Кстати, они регулярно проделывают с нами такие штучки, но, поскольку значение вселенной остаётся постоянным, мы не замечаем происходящих изменений. Микросхема отсутствия лошадей. Она (хочешь ты того, или нет) есть и мне думается, что это панацея".

Похоже, ди-джея эта песня утомила ещё до того, как началась, и он решил сопроводить её ритмическим рисунком, отдалённо напоминающим реггей. Получилось забавно: папа проповедует слово Божье, а DJ просвещает ноги ритмом. Так и живём. В танце религиозного просвещения.

…Не верьте Ницше, сказавшему, что Бог умер. Рядом со мной танцевал шестирукий Шива. В каждой его руке было по сигарете. Наверное, Бог любил покурить. За Шивой, жеманно вращая бёдрами, довольно удачно косил под голубого педераста нетрадиционной сексуальной ориентации Зевс Громовержец. Я видел, как он, подтанцовывая, подошёл к Прометею и подарил ему зажигалку "Zippo". Иуда из Кариота тщетно пытался занять у кого-нибудь тридцать монет. Не хватало на марафет. Иисус Христос не одобрял кокаиновых пристрастий Иуды, но дал тому искомую сумму. Безвозмездно. Травись на здоровье. Позже, когда Иуду замели с кайфом итальянские менты (обдолбившись, тот пошёл по Риму в поисках приключений), он, не колеблясь, рассказал карабинерам, кто, когда и как помог ему в приобретении кокаина. Сдал-таки, паразит. «Бог ему судья» говорите? А если Бог не желает никого судить? Должен же кто-то призвать суку к ответу? Впрочем, это буду не я. Ленин не танцевал. Он, мусоля с Муссолини кофе с коньяком, пытался закончить бесконечную партию в одноклеточные шашки с Гитлером. Лидер третьего рейха был белокур, кучеряв и безус, отчего, хоть и отдалённо, но всё же напоминал своего оппонента, взиравшего некогда на нас с октябрятского пятиконечного значка. За столиком рядом, Будда вёл нескончаемо-пространственную философскую беседу с маркизом де Садом. Доктор Фрейд предлагал Маяковскому украсить залупу пирсингом с татуировкой. Его нисколько не впечатлил внушительных размеров член горлопана-бунтаря, который был упичкан шарами и шпалами. Не член, а кукурузный початок. Когда поэт обзавёлся собственным солнцем, то, не сожалея, произвёл с помощью огнестрельного оружия частичную, но углубленную трепанацию собственного черепа, выпустив свои мозги на свободу.

Свобода. Именно этим словом можно обозначить состояние души и тела обитателей дискотеки Ватикана.

И только один Один тщетно пытался отогнать от себя бестелесный и от этого надоедливый, словно муха, вездесущий дух Мао.


Тайна маленького города.


Вернувшись домой и обнаружив в нём вместо Иваны, ворох распечатанных, но не прочитанных писем (читать чужие письма неприлично), Костик ушёл в запой. С собой он позвал меня.

Теперь я нахожусь в Мисхоре, не знаю, куда подевался Костик, но точно знаю, что трезвые мысли почему-то приходят в голову обязательно с бодуна.

Мисхор – милый и достаточно уютный посёлок. Однако поймать в нём машину после двух часов ночи – дело такое же гиблое, как спастись от Фредди (чуть было не написал Меркъюри) в «Кошмаре на улице Вязов», а посему я торчу на автобусной остановке, как бельмо на глазу, в ожидании любого вида транспорта. Какого угодно. Лишь бы ехал. В кармане у меня столько денег, что я вполне могу позволить себе купить какой-нибудь «Запорожец». Но его нет и, судя по всему, не предвидится. Придётся дожидаться утра. «Утро туманное, утро седое…», – запел я, устраивая своё тело в горизонтальном положении на довольно узкой лавочке. Настолько узкой, что впору сразу лечь на бетон, потому что тому, кто на ней уснёт, просто положено с неё свалиться.

Перед тем, как расположиться на трапециевидной скамейке, я, конечно, попытался зайти к Светке. И даже зашёл к ней. Дверь мне открыли (спасибо), но дальше, простите, никак. И это самое «никак» произошло из-за того, что я с ней спал. И делал это хорошо. До тех пор, пока не прекратил свои сексуальные домогательства и не потому, что завязал, а просто оттого, что нашёл для них другой, более интересный объект.

Ну, что ж, час мести пробил. Давай, Светлана, гони меня, как вшивую бездомную собачонку для того чтобы понял я, какую женщину не оценил и не долюбил я какую женщину. Хотя, будь я на её месте, то поступил бы с точностью до наоборот. Чтобы, проснувшись утром в её тёплой постели и осознав свою исключительную ничтожность, умереть от всепоглощающего стыда. Но сделать это мне не дал майор милиции, который разбудил меня на автобусной остановке, сказав: «Что ты тут делаешь?» Всё-таки, я уснул на этой узкой лавочке, а, уснув, упал с неё, а, упав, не поднялся, потому что был пьян, как свинтус невменяемый.

И вот я еду в ярко-желтом, как канарейка, ПМГ в Алупкинское отделение милиции за то, что спал на бетоне. Правда, во всём этом хозяйстве есть и положительные стороны, а именно: я, наконец-то, куда-то еду.

Продержав в обезьяннике около четырёх часов и не выдвинув против меня никаких обвинений, меня отпустили на все четыре стороны. Глупо наказывать человека за то, что тот просто спал. Пусть даже не очень тверёзый и не в совсем подходящем для этого месте.

Пошёл я туда, где наливали. И интересовал меня, отнюдь, не лимонад. Помню только свой путь к ближайшему кафе и свои первые сто пятьдесят грамм водки, предусмотрительно разделённые на три равных части. Всё остальное словно в тумане.

«Утро туманное, утро седое…» Из тумана периодически выплывали и оседали в моей голове не челны Степана Разина, а вещи более обыкновенные. Хотя, если бы я увидел в тот момент вышеозначенного гражданина на расписных водных средствах передвижения, то этому совершенно не удивился бы. Вместо него я, как бы наблюдая за собой со стороны, видел сначала такси, в котором я куда-то ехал, затем ресторан в районе перевала, после чего опять такси, с помощью которого моё тело добралось до Симферополя.