Железнодорожный вокзал. Кассы. Перрон. Поезд. Вагон-ресторан. И, наконец, какой-то город, в гостинице которого я остановился.

Город был настолько мал, что впору обозвать его просто городком, и даже на карте местного значения его не было. Город был, но его не было.

Я проснулся. Головушка бобо, во рту бяка, а тело – пластилин – лепи, что хочешь.

Пришли скульпторы и, не смотря на то, что в целом они были достаточно обходительны и крайне вежливы со мной, постучать в дверь они забыли, а может быть, у них это не заведено, и предупреждающий стук в дверь для них являлся анахронизмом.

Дав мне чего-то понюхать, чего-то глотнуть, они вылепили-таки из меня нечто очень похожее на человеческий организм.

– Здравствуйте, – сказала миловидная молодая женщина, почти девчонка, – Как добрались?

– Добрый день, – ответил я, – спасибо, не помню.

– Вечер, – поправил меня один из её спутников.

– Что вечер? – не понял я.

– Сейчас вечер. А именно: двадцать три часа по Москве, – уточнил другой и раздвинул тяжёлые шторы.

– Подождите. Получается, я проспал целые сутки? – не поверил я, потому что сон алкоголика тревожен и краток, и мне не раз, на собственном опыте приходилось в этом убеждаться.

– Если быть более точным, то неделю.

– Что!? – закричал я, удивлённый даже не столько тем, что целая неделя выпала из моей жизни, словно птичка из открытой клетки, опьянённая воздухом свободы и склеившая ласты от внезапно нахлынувшего на неё счастья, сколько тоном, каким это было сказано. Как будто речь шла о двух-трёх часах, максимум.

А, между тем, я лишился целой недели драгоценного времени. А сколько можно было бы выпить за это время или сделать массу других полезных вещей?

– Не расстраивайтесь, – произнёс тоном философа третий, самый старший, – у Вас ещё будет время наверстать упущенное.

– Время не воротишь, – грустно и не менее философично заметил я.

У меня перед глазами вырос образ постоянно шагающего маленького человека. Шагал он исключительно вперёд.

– Ну, почему же? – с тайной в голосе, глазах и ещё чёрт знает в чём, возразила мне девица.

Наверное, она была ведьмой. По крайней мере, мне так показалось, и ей сейчас  не хватало только метлы.

Ночь прошла в разговоре, из которого я понял, что в этом городе я появился не случайно и, что мне отведена в нём некая особая миссия, в назначении которой я до конца так и не разобрался.

Как-то без предупреждения, прямо так же, как его предшественники, вломилось в номер утро. Я подошёл к окну. Оказывается, гостиница, в которой я остановился (или меня остановили?), стояла на берегу моря и, открыв окно, я полной грудью вдохнул свежий морской воздух. Запахло крабами. Из номера. Это, практикуя отсутствие стука в дверь, из гостиничного ресторана принесли мне завтрак. Кто позаботился о моём желудке, я не знаю, но догадываюсь. Лишь приступив к поглощению экзотических даров моря, я понял, как сильно проголодался. Шутка ли? Не есть целую неделю. Эдак и загнуться не долго. Крабов было много. Так много, что ими можно было накормить если не армию, то, наверняка, флот. Все они были очищены от панциря, и только три рака, ходящих боком, пребывали на блюде в первозданном, но варёном виде. Наверное, сделано это было для того чтобы я смог насладиться самостоятельной разделкой крабов. Но при таком огромном количестве очищенного мяса, только трудолюбивый идиот станет заниматься разделкой членистоногих представителей морской фауны.

Пока я завтракал, меня не беспокоили, но на коду моего общения с прекрасным (кто скажет, что еда – это не прекрасно?) в мой номер (естественно, без стука) вошла ведьмоподобная дама (если не она, то её мама точно была ведьмой) и предложила мне прогуляться по городу.

Городок выглядел весьма цивильно. Только удивляло огромное количество храмов, а также полное отсутствие кошек и рекламы. Реклама – признак цивилизации, но, несмотря на её отсутствие, город жил вполне полноценной жизнью и в нём водились, знаете ли, рестораны и кинотеатры, дискотеки (две) и магазины, а также цирк, зоопарк, три школы и огромное количество баров, разместившихся в подозрительной и достаточно опасной близости от учебных заведений, дающих среднее образование.

– Я кое-что из Ваших рассказов читала, – сказала мне Жанна. Как выяснилось, именно так звали мою спутницу.

– Да? И что же?

– «Небо», «Просто так…» и ещё…, – она, вспоминая очередное название, устремила свой взгляд в небо, просто так ей удобнее было вспоминать, – «Обрывок газеты» и «Интервью с осенью» или «Скука». Я не помню.

– Есть и то, и другое, – меня удивили столь обширные познания в области названий моих рассказов. Осталось выяснить, насколько хорошо она запомнила их содержание, – и что Вам в них больше всего понравилось?

– Общее впечатление, – прекрасный ответ для отмазки, но затем, сказав: – только мне не понятно, почему хорошие стихи пишутся с помощью ненаписанных слов? – она удивила меня. Значит, всё-таки, она действительно читала их. Мои рассказы. По крайней мере, один из них.

– Я, как-то слушая достаточно посредственную песню с текстом подстать ей, подумал: если бы в нём не было отдельных слов, то он, по крайней мере, не вызывал бы у меня чувства отвращения. Но они, эти слова, были. А слово, как известно, не воробей. Вот я и подумал, что для того чтобы написать хорошие стихи, нужно с особой тщательностью отбирать слова, избегая ненужных.

– Как же отличить нужное слово от ненужного?

Вдруг, ни с того ни с сего, стало темно, как ночью. Как будто город был одной большой комнатой без окон, и в ней кто-то выключил свет. Это в полдень-то. Похоже, тут всё, везде и всегда приходит без стука. Жанна, как-то сразу, словно кошка перед прыжком, собралась и, сказав всего три слова: «Беги за мной», побежала. Мы бежали по внезапно опустевшему городу, забегая в подворотни проходных дворов и вновь выбегая на центральные улицы. Моё дыхание стало частым, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Для того чтобы спокойно посидеть (можно прямо на асфальте), а не бежать непонятно куда и непонятно от кого. Казалось, мы бежали вечность, пока, миновав очередной проходняк, ни очутились возле небольшой церквушки. Подбежали к дверям. Затарабанили в них. Сначала она, я после. Нам открыли сразу же.

В церкви было настолько много людей, что впору сравнить её с переполненным автобусом. Люди самые разные. От бомжей до вполне респектабельных бизнесменов, которые неустанно куда-то звонили, о чём-то кого-то спрашивали и, получив ответы, вновь куда-то звонили.

– Что всё это значит? – мой вопрос звучал вполне естественно, но присутствующих он поверг в шок.

– Кошки, – спокойно произнесла Жанна.

– Что кошки? – я люблю кошек и не хочу, чтобы эти милые животные были замешаны в какую-нибудь грязную историю.

– Да. Грязнее не придумаешь, – словно прочитав мои мысли, продолжала она, – кошки в нашем городе – это души невинно убитых. И приходят они для того чтобы мстить живым за то, что те не смогли или не захотели предотвратить их нелепую смерть. Но, предупреждая о своём приходе, они делают так, чтобы днём наступала ночь.

– Всё это очень похоже на бред.

– Это в их власти. Нашим  миром правят кошки. Поверь.

– Почему мы прячемся от них в церкви? – и, поняв бессмысленность своего вопроса, я продолжил: – Погоди. Дай я сам догадаюсь. Наверное, потому что это единственное место, где от них можно спрятаться. Я угадал?

– Да. Только не спрятаться, а спастись.

– Но мы пробежали мимо двух синагог и одной мечети. Почему мы не могли от них укрыться там?

– Каждому воздастся по вере его. Спасает не храм, спасает вера. А мы с тобой православные.

Позднее из рассказа Жанны я понял, что город их нарисованный. Вернее, он был написан каким-то любителем мистики средней руки, и мистификатор сей, должно быть, очень не любил кошек, коль наделил последних такими ужасными и кровожадными повадками, что впору, опечалившись этим прискорбным фактом, удавиться.

– Откуда такое огромное количество кошек?

– В нашем городе есть маньяк-убийца. Это его рук дело.

– А куда смотрит милиция?

– У нас нет милиции. Более того, кроме нас четверых, ну, и, конечно, тебя, в городе никто о ней не знает. Они вообще не слышали такого слова «милиция», – я, почему-то этому не удивился, но зато обрадовался-то как.

– Судя по всему, забыть о ней постарался ваш создатель?

– Он о многом позабыл написать, – сказала Жанна и в сердцах добавила: – писака.

– И, что теперь делать?

– Ты должен переписать нашу историю, – в её голосе таилась надежда, – Согласен?

– Я попробую, – замялся я, и не потому, что набивал себе цену, а, просто помня о той массе претензий, которые мне предъявляли герои моих рассказов, появившись однажды в моём доме, я опасался неудачи. Слишком много поставлено на карту.

– Попробуй, – надежда, став явной, переросла в уверенность.

– Попробую, – повторил я.

Для того чтобы переписать, не грех было бы знать, что именно я должен переписывать. Основное место в рассказе отводилось маньяку, который явно не дружил с головой и мочил народ направо и налево, а для пущей сексуальности обладал неотразимой внешностью, на которую клюнула добрая половина его потенциальных жертв. Несложно догадаться, все они принадлежали к прекрасной половине человечества.

Я, попивая кофе и пыхтя сигаретой, с третьего захода приступил к переделке того, что принесло столько страха обитателям городка. Но, как я не пыхтел, мне не удалось даже просто начать повествование. Я думаю: виновато здесь время. Время суток. На бумаге был вечер… и не только на ней. А, как водится, утро вечера мудренее.

Зеркало по плотности напоминало воду. Я аккуратно, чтобы не разбить, входил в него для того, чтобы затем войти в следующее. Проделать эту несложную, но крайне ответственную процедуру я должен был пятнадцать раз. И только пройдя все пятнадцать зеркал, я становился счастливым обладателем заветного ключа от какой-то непонятной, но не менее заветной южной стороны Ай-Петри, открыв которую, я проснулся. Утро мне улыбалось своей мудростью.

Я работал, как проклятый по три-четыре часа в сутки. Если я пытался корпеть над бумагой сверх этого лимита времени, мои мозги объявляли забастовку, отказываясь выполнять свои функции. Через три дня рассказ, больше напоминающий очерк о жизни провинциального городка, был готов. Я просто переписал содержание злополучного рассказа, убрав из него всё, что касалось кровожадного психопата. Кошек я оставил, но наделил их мягким характером и кротким нравом. Не кошки, а ангелочки. Только без крылышек и на четырёх лапках.

Немного подумав, решил, что будет лучше, если жители этого многострадального города так и не узнают, что есть в несовершенном мире такое понятие, как милиция. Пусть хотя бы один город на Земле живет без органов надзора. В мире и согласии. Утопия? Утопия, но зато какая!

Жанна вошла сразу после того, как я поставил точку. Взяв в руки пять тетрадных листков, исписанных моим мелким корявым почерком, она уселась в кресло и углубилась в чтение. Через полчаса, положив на стол мой очерк, произнесла: «Подождём» и, ничего не говоря, вышла из номера.

Ждать пришлось не долго. Неделю спустя кошки вновь заставили день стать ночью. Все мои старания коту под хвост. И когда они, разочаровавшись в происходящем или во мне, собрались отправить меня обратно, я решил взять инициативу в собственные руки.

– Мне нужен пистолет.

– Зачем? – логично спросили у меня.

– Я убью его. К тому же, у вас нет милиции. Так что мне ничего не угрожает.

Мои доводы оказались железными и мне выдали инструмент. Для начала я попытался подарить смерть жестяным банкам. Однако банки были начеку, и первый раз я попал по юркой и увёртливой жестянке лишь на исходе третьей обоймы. А на исходе недели, я уже достаточно уверенно стрелял, поражая четыре предмета из восьми выстрелов.

Направляясь на мокрое дело, я, чтобы как-то унять нервную дрожь, купил в лотке три банана. Люблю бананы. Кожуру, за неимением какой-нибудь ёмкости для мусора, аккуратно положил на пол перед квартирой моей потенциальной жертвы. Полон решимости, я нажал на кнопку дверного звонка.

Меня не ждали. И это хорошо, потому что, знай он о моём визите, не избежать мне временных трудностей, достающихся, как правило, во всех американских боевиках, главному герою. А так, ничего. И я, словно Гай Юлий Цезарь, который «пришёл, увидел, победил», пришёл и убил сразу двух зайцев.

Первым зайцем был маньяк, которого я подстрелил словно куропатку с первого же выстрела. На всякий случай я, как заправский киллер, сделал контрольный выстрел в голову. Мне бы очень хотелось написать, что его мозги заляпали стену и потолок, но из раскуроченного затылка лишь лужа чёрной крови (и, вообще, изображение было чёрно-белым) растекалась по полу.

Всё могло бы произойти именно так или почти так. Но, по какому-то совершенно нелепому стечению обстоятельств, в моё идеальное, с точки зрения криминалистов, убийство вкралась досадная опечатка, из-за которой, всё случилось несколько иначе.