— Что бы вы там ни говорили, зима еще не сказала своего последнего слова. Деревья не обманешь, да и лесное зверье тоже.

— Но в кленах уже началось движение сока, — возразила Элизабет. — Вчера Жо возил всех нас на сахароварню, мы подставляли под стволы сосуды для сока. В будущую субботу мы поедем туда снова, на этот раз уже варить сироп. Помнишь, Мимин, как ты ездила с нами? Эдмон тогда был совсем маленький!

— Конечно, помню, — отвечала молодая женщина. — Жозеф запрягал в повозку двух тягловых лошадей, которых ему одалживал мсье Потвен. И повозку они с соседом Амеде смастерили особую, на двух полозьях.

— Это были хорошие времена! Поселок тогда еще был полон народу! — вздохнула Бетти Маруа и поцеловала маленькую Мари в лобик.

Она обожала свою младшую дочку — этот дар небес, награду за то, что женщина воспитала трех мальчишек и искренне оплакивала каждую неудачную беременность. Сейчас она снова подумала о том, что, если бы фабрика до сих пор работала, Симону не пришлось бы ездить в Ривербенд.

— Сказать правду, я рада, что он снова дома. Жо тоже, но он этого не показывает.

Лора сдержала вздох. Поведение старшего из сыновей Маруа ее несколько разочаровало. Не предупредив ее, он отказался от места, на которое она устроила его в Монреале. По словам Симона, предприятие, ранее принадлежавшее покойному Фрэнку Шарлебуа, стало приносить меньше прибыли. Это обеспокоило Лору, и она решила, что непременно съездит на завод после своей свадьбы.

Как это часто бывало, для приема гостей Лора выбрала гостиную. Это была ее любимая комната, оба окна выходили на небольшую посадку, игравшую роль парка. Красивые занавеси цвета слоновой кости были раздвинуты; сквозь безукоризненно чистые окна лился теплый оранжевый свет заходящего солнца.

Сидя за инкрустированным мозаикой столом, Ханс беседовал с Тошаном и Симоном. После десерта они решили втроем сыграть в карты. Эрмин не сводила глаз с молодого супруга. Она не могла нарадоваться тому, что проводит с ним дни напролет.

«Как ты красив, любовь моя, — думала она. — И я — твоя жена! Мне не терпится прижаться губами к твоим губам, прильнуть к твоему телу. Твоя кожа так нежна — настоящий атлас…»

— Ты меня совсем не слушаешь, Мимин, — укорила молодую женщину Бетти. — Ты обещала показать мне первый зуб Мукки.

— Как только он проснется, — согласилась Эрмин. — Вчера, во время кормления, он укусил меня, и сильно. Мирей права, я стану через день давать ему немного бульона. У него прекрасный аппетит.

За окнами начали сгущаться синие сумерки. Лора включила лампы с абажурами из вощеной бумаги. Шарлотта и Эдмон, ее верный товарищ, играли в шашки возле большой чугунной печки. В распоряжение детей отдали одноногий столик. Арман в гости к мадам Лоре не пришел: отец оставил его себе в помощники, им предстояло почистить хлев. Таким образом Жозеф отыгрался на втором сыне за то, что тот в будние дни работал в доме Лоры Шарден.

— Мама, я думаю, ты что-то хотела нам всем объявить, — с таинственной улыбкой сказала Эрмин. — Уже почти ночь, а ты еще ничего не сказала.

— Дорогая, ты слишком торопишься, — ответила Лора игривым тоном. — Вы еще не съели десерт. Мирей обидится, если на тарелке останется хоть кусочек пирожного!

— Если так, я возьму еще одно! — с энтузиазмом отозвалась Бетти.

— Мамочка, прошу тебя! — взмолилась Эрмин.

Лора встала. Она была очень хороша в своем новом бежевом платье. Жемчужное ожерелье подчеркивало ее красивую грудь. С модной прической из коротких кудряшек она выглядела моложе своих лет. И фигура у нее все еще оставалась очень стройной.

— Что ж, моя дочь все делает по-своему, и у меня нет выбора. С удовольствием сообщаю вам дату нашего с Хансом бракосочетания. Оно состоится 12 июня в церкви Шамбора. Эрмин, Шарлотта и вы, моя дорогая Бетти, будете подружками невесты. Я уже выбрала для вас платья, разумеется, за мой счет. Если Эдмон согласится нам помочь, для него сошьют синий велюровый костюм. Он поднесет нам кольца на подушечке того же цвета. И еще одна прекрасная новость: моя дочь споет нам по такому случаю. Мы еще не выбрали песню, но, как оказалось, выбирать — весьма увлекательное занятие.

За объявлением последовал шквал поздравлений. Сияя от радости, со слезами на глазах Лора протянула руки навстречу Хансу, который тоже разволновался. Пара крепко обнялась под укоризненными взглядами Мирей и Бетти. Целомудренные уроженки Квебека, края сурового, они не одобряли подобных проявлений чувств на публике, особенно в присутствии детей. Что до Эрмин, то она подмигнула Тошану, и тот ответил ей тем же.

Никто не увидел перекошенное лицо, прильнувшее к оконному стеклу. Жослин, надвинув фетровую шапочку почти на самые брови, следил за собравшимися в гостиной, а временами даже ловил обрывки разговоров. С тоской смотрел он на красивую незнакомку в бархатном платье, с выбеленными локонами, сильно накрашенную. Эта дама отдаленно напоминала Лору, его юную супругу с волосами светло-каштанового цвета и округлыми формами. Но манеры ее и жесты были другими. Во всем ее облике угадывалась утонченность, свойственная людям из высших кругов общества.

«Это не она, это не может быть она!» — думал мужчина.

Он постарался рассмотреть Ханса Цале, обнимавшего Лору за талию. Этот бледный долговязый очкарик показался ему слабым и трусливым.

«Я слышал, как Мари-Эрмин зовет эту женщину мамой. Значит, это все-таки Лора! Господи, я бы не узнал ее! Что ж, от Мелани Дунэ я знаю, что она побывала замужем за богатым промышленником. Посещала лучшие дома…»

Позабытая было боль вернулась, острая до тошноты. Ревность отравляла кровь своим ядом.

«Речь идет о свадьбе, в этом я уверен. Этот тип выглядит довольно молодо. Но этому не бывать, ведь я жив, жив! Она моя жена!»

У Жослина не хватало сил, чтобы уйти, оторвать взгляд от ярко освещенной комнаты. Он по-иному взглянул на жизнь Лоры, которая поселилась в хорошем доме с роскошной обстановкой. Невысокая полная дама с седыми волосами, в белоснежном фартуке, должно быть, прислуга. Бетти и ее дети интересовали его меньше всего. До них ему не было дела.

Гнев схлынул, осталась нерешительность.

«Я не могу сейчас постучать, — сказал он себе. — Это будет эффект разорвавшейся бомбы. Конец празднику! К тому же я не хочу рассказывать свою историю перед всеми этими людьми…»

Робость сменилась отчаянием. Он вспомнил о своей болезни. Мужчина не первой молодости, к тому же больной туберкулезом… Лоре такой не нужен, а дочери — еще меньше. Слишком много лет прошло…

«Мне нечего им предложить! Господи, а ведь я так оплакивал мою Лору, которую бросил, хотя дал обет в день нашей свадьбы заботиться о ней и любить ее! Господи, дай мне сил принести себя в жертву! Пусть я не получу ответов на мои вопросы, пусть умру, не поцеловав Мари-Эрмин! Я дорого плачу за свои ошибки, за свою трусость».

Эти мрачные размышления стали для него мукой. Словно охваченный безумием, он осмотрелся по сторонам. Смеркалось, вокруг было на удивление тихо. Собаки, запертые в сарае с другой стороны дома, даже не соизволили залаять, обнаружив его присутствие. Жослину вдруг показалось, что он невидим, приговорен раствориться в сумерках. Быть тенью среди множества других вечерних теней…

«Ты была права, вычеркнув меня из своей жизни, Лора! — с ужасом подумал он. — Я чуть было не убил тебя выстрелом из ружья, там, на берегу Перибонки. И тебя, мое прекрасное дитя с ангельским голосом, я оставил тебя. Если я постучу в вашу дверь, вы осыплете меня упреками, вы меня возненавидите. Прощайте же!»

И Жослин Шарден снова пошел прочь. Его высокая фигура в коричневой одежде затерялась среди деревьев. Он спотыкался и чувствовал себя так, словно с него живьем содрали кожу. Здоровье, которое, как ему показалось, в последнее время улучшилось, теперь сыграло с ним злую шутку. Пусть туберкулез разъедает его легкие! Жослину не хотелось ни дышать, ни жить. Он шел наугад, и плечи его вздрагивали от беззвучных рыданий. Через дорогу перебежал заяц и вихрем пронесся мимо сарая. Собаки заворчали, потом залаяли.

Тошан прислушался.

— Наверное, волки бродят возле поселка, — сказал он Эрмин. — Чем меньше остается жителей, тем более дерзкими становятся звери. В конце зимы, они, бедняги, обычно сильно голодают.

Тошан вышел на крыльцо. У последней ступени снег тихо падал на пару снегоступов, по всей видимости, очень старых.

— Кто здесь? — крикнул метис.

Вокруг было пусто. Никто не отозвался. Удивленный, Тошан подождал еще немного. Жослин снял снегоступы, когда собирался постучать в дверь Лоры, а потом, огорчившись, позабыл о них и ушел в одних ботинках.

— Ничего не понимаю, — сказал Тошан, вернувшись в гостиную. — У крыльца я нашел пару старых снегоступов. Кто-то ходил вокруг дома. Схожу посмотрю, все ли в порядке.

Лора кивнула. На лице ее было написано беспокойство. Она невольно посмотрела в темноту за окном.

— Мирей, прошу тебя, задерни поскорее шторы! Этот человек, возможно, наблюдает за нами. Мне это не нравится.

— Мама, это, наверное, Арман. Он взял снегоступы у Жозефа, а свои, должно быть, сломал. Тошан найдет его возле дровяного сарая.

— Арман не собирался вечером заходить к вам, — возразила ей Бетти. — Будет лучше, если я вернусь домой.

Симон предложил матери проводить ее, намереваясь потом вернуться и сыграть с Тошаном и Хансом в карты.

— Поужинаешь с нами, — решила Эрмин.

Через несколько минут появился Тошан. Вид у него был озабоченный. Его индейская кровь и инстинкты охотника говорили, что за этим случаем кроется что-то серьезное.

— Я нашел следы, которые ведут от порога к окну гостиной, — сказал он. — Снег почти засыпал их, но я уверен, что прав.

— Мне это совсем не нравится, — дрожащим голосом сказала Лора.

— Не бойтесь, — успокоил ее зять. — Возле дома уже никого нет, иначе собаки подняли бы лай.

Лора придвинулась к Хансу. Ее страхи воскресли. Она представила призрак Жослина — бескровное изможденное лицо, при жавшееся к оконному стеклу. «Какая же я глупая, — попыталась себя успокоить женщина. — Завтра все наверняка разъяснится».

Однако прошло много дней, а загадка пары снегоступов таковой и осталась. Мирей спрятала их в дровяной сарай.

* * *

В конце апреля Эрмин уверилась в том, что снова беременна. Птицы весело щебетали на ветках, покрытых пушистыми почками. Снег, влажный и тяжелый, таял очень медленно, а подпитанный талой водой Уиатшуан ревел в своем русле.

— Ребенок родится к Рождеству, — сказала она Тошану. — Маленький Иисус, которого мы будем любить и лелеять!

Он, радостный, поцеловал ее в лоб. Молодая чета никогда еще не была так счастлива.

Глава 8

Секреты Талы

На берегу реки Перибонки, пятница, 5 мая 1933 года

Спрятавшись за стволом огромной сосны, Жослин Шарден смотрел на хижину Талы. Два месяца прошло с тех пор, как он покинул Валь-Жальбер, отказавшись от попыток поговорить с Лорой. Вернувшись тогда в пансион в Робервале, он без сил рухнул на постель. Мужчина был до предела измотан отчаянием и усталостью: идти без снегоступов оказалось тяжелейшим испытанием на выносливость. Целую неделю он почти не выходил из своего номера и не открывал ставен.

«Лучше бы мне умереть, — думал Шарден. — Я снова все потерял!»

И все-таки голод заставлял его время от времени покидать свое убежище. Мужчина завтракал, обедал и ужинал в общей столовой, в компании других пансионеров. Он не мог решить, возвращаться ему в санаторий или нет. Жослин подумывал вернуться, но не в надежде излечиться или хотя бы получить должный уход, а просто в силу привычки. Ведь он был хорошо знаком и с персоналом, и с пациентами.

«Нет, мне это обойдется слишком дорого!» — урезонивал он себя.

Множество раз Жослин представлял себе Лору в объятиях высокого блондина, чье лицо уродовали круглые очки. С той, которая была его супругой, нынешнюю Лору связывало лишь имя и клятвы, данные друг другу чуть меньше двадцати лет назад. Эта Лора показалась ему распущенной, чрезмерно накрашенной, смешной в своем модном платье. Почти незнакомка, которая вызывала чуть ли не отторжение. Он же мечтал найти Лору прежнюю — красивую девушку в длинном платье из ситца в цветочек.

«Какой же я глупец! Прошло много лет. Мы с ней познакомились до войны. Тогда женщины не показывали свои икры и носили прически из длинных волос. Мне те времена нравились больше».

Невеселым размышлениям Жослин предавался с утра до вечера. В середине марта он возобновил прогулки по порту. Стояла сухая холодная погода, поэтому озеро не спешило сбрасывать свой белый панцирь.