И он рассказал ей о своей встрече с дочерью, которая из-за поломки на железной дороге провела ночь в санатории Лак-Эдуара. Жослин красноречиво описал момент, когда перед пациентами появилась красивая белокурая певица, рассказал, как обнаружилась их родственная связь.

— В тот день я чуть не умер, — сказал он.

Намерения Талы не изменились. Она все так же обнимала его. Жослин погладил ее по волосам.

— Эрмин говорила со мной, думая, что перед ней некий Эльзеар Ноле. Так звали моего деда. И снова я показал себя трусом, настоящим трусом! Я ведь мог открыться и все ей объяснить! Но не осмелился.

— Это был неподходящий момент, — заметила индианка. — Ты был не готов. Тебе понадобится много слов и улыбок, когда ты предстанешь перед женой и дочкой. Будь благоразумным, пообещай мне, что помешаешь Лоре выйти замуж. Если она не захочет жить с тобой или если ты поймешь, что больше ее не любишь, вы можете развестись.

— Развестись? — поразился он. — Нет, это невозможно. Я католик. Союз, освященный Богом, не разорвет ни одна официальная бумажка. Хотя какая разница, Лора все равно скоро овдовеет.

Выпрямляясь, Тала приложила палец к его губам. Жослину захотелось поцеловать этот пальчик и всю руку. У него не осталось сил для сопротивления. Желание захлестнуло его.

— Идем, — тихо сказала она. — Наши тела жаждут друг друга. Я поняла это на следующий день после твоего прихода. И я прочла по твоим глазам, что я тоже тебе нравлюсь.

Он последовал за ней, послушный, как юноша, который торопится приобщиться к миру любовных утех. Тала зажгла свечу. Нежный желтый огонек осветил комнату. Жослин хотел было увлечь индианку к постели, но она покачала головой в знак отказа. С улыбкой она принялась его раздевать.

— Делай, как я, — сказала она. — Сними с меня одежду!

Все сильнее увлекаясь этой игрой, он неловко раздел ее и увидел округлые плечи, маленькую, как у подростка, грудь, слегка выпуклый живот. Тала была миниатюрной, похожей на бронзовую статуэтку, вдруг обретшую способность грациозно двигаться. Она стала искусно ласкать его тело кончиками пальцев.

— Ты сводишь меня с ума, — задыхаясь, проговорил он.

Она прижалась к нему, приложила теплые губы к его торсу, в том месте, где билось сердце. На этот раз Жослин подхватил ее и уложил на постель. Он имел связи с женщинами, но всегда это происходило «целомудренно», в полной темноте. Любовницы ложились в постель в длинных ночных рубашках, которые ему приходилось приподнимать, чтобы получить свою долю удовольствия.

Тала, жаждущая, радостная и почти бесстыжая в своем желании, разбудила в нем забытые ощущения. Видеть ее обнаженную, исследовать ее тело руками — пламя страсти разгоралось все жарче в этом мужчине, привыкшем к длительным периодам воздержания.

— Подожди еще немного, — попросила она, когда он попытался войти в нее. — Подожди.

Она встала на колени и расплела свои черные косы. Водопад волнистых волос заструился по ее плечам и груди.

— А теперь иди ко мне, — шепотом позвала она.

Овладевая обжигающим лоном Талы, Жослин подумал, что никогда не испытывал такого наслаждения. Он изумлялся, стонал, кричал. Более сдержанная, она дала понять, насколько велика ее радость, по-женски, — слезами и нежными улыбками.

Не обменявшись ни единым поцелуем, — оба избегали этого из предосторожности, — они завибрировали в унисон, как любовники, давно знающие друг друга.

Утром Тала спала в маленькой комнате, которую сама же обставила и украсила. Началась другая жизнь. Днем они не позволяли себе малейшего проявления нежности, остерегались выказывать друг другу свое желание. Но как только ночные тени завоевывали близлежащий лес, мужчина и женщина торопились в постель. Случалось, что они даже не зажигали свет, желая побыстрее уединиться в большой новой комнате.

Жослин не задумывался о том, какие последствия может иметь эта связь. Он с аппетитом ел, много ходил пешком, колол дрова, дышал свежим речным воздухом. У него больше не было возраста, не было ни прошлого, ни будущего. Только сегодняшний день, со своими ежедневными ритуалами, имел значение.

Красивая индианка часто наблюдала за ним, и в глазах ее читалась смешанная с грустью гордость. Ее любовник поправился, привык ходить выпрямившись и хорошо загорел на солнце. Когда он смеялся, она таяла от радости. И все же она знала, что этот мужчина ей не принадлежит и никогда не будет принадлежать, и готовилась его потерять.

* * *

Май быстро закончился. Этим утром Тала подала Жослину кофе, одетая в черное сатиновое платье с белым воротничком. В нем она была похожа на юную пансионерку.

— Ты должен уехать сегодня, — сказала она спокойно. — Мне приснилось, что сын выходит на опушку и с ним его пес Дюк. Но Эрмин не было. Это означает, что Тошан уже близко. Возможно, еще до обеда я увижу его. Посмотри!

Индианка на глазах у изумленного Жослина вынула из кармана фартука конверт.

— Один траппер принес мне это письмо за несколько дней до твоего прихода, — призналась она. — Можно сказать, что он самый близкий мой сосед, поскольку живет в хижине в трех милях севернее. В письме речь идет о свадьбе. Свадьба Лоры и Ханса Цале назначена на 12 июня. У тебя есть время вернуться в Валь-Жальбер. Из Перибонки ты на корабле доберешься до Роберваля.

— Почему ты утаила от меня это письмо? — спросил он. — Ты знала дату бракосочетания, но говоришь об этом только сейчас! И если это так, то зачем твоему сыну приезжать к тебе на днях?

— Эрмин и ее мать хотят, чтобы я была гостьей на свадьбе. Тут все написано, прочти сам. Тошан приедет за мной. Он не должен видеть тебя здесь. Прошу тебя, уезжай немедля. Этой ночью, пока ты спал, я собрала камни магического круга. Наша связь разорвана. Но ты выздоровел, я чувствую это сердцем, и я это вижу. Ты больше не кашляешь, к тебе вернулись силы. Поступи как честный и смелый мужчина. Вернись к своей семье.

— А ты? — спросил Жослин. — Ты снова год за годом будешь жить одна? Я был здесь счастлив, я охотно остался бы с тобой.

— Нет. Я хотела исцелить тебя, сделать так, чтобы ты снова стал себя уважать. Я не боюсь одиночества. И я знаю, что Тошан хочет жить здесь, в глубине леса. Рано или поздно они вернутся: мой сын, Эрмин и Мукки.

Сказав так, Тала убежала в дом. Она собрала вещи Жослина и скрыла все следы его пребывания в хижине. Он наблюдал за ней.

— А если я откажусь уходить? — спросил он.

— Ты с ума сошел? Тошан тебя узнает. Мой сын никогда не забывает лица людей, с которыми встречается на жизненном пути. Или ты хочешь, чтобы твоя дочь узнала, что мы три недели жили как муж и жена? Пусть все вернется на свои места, Жослин. Мое место здесь, на берегу реки, а твое — возле Лоры и Эрмин.

Озадаченный, он потер подбородок.

— Тала, послушай! — решился он наконец. — Ты говоришь, что твой сын придет сегодня, чтобы забрать тебя в Валь-Жальбер, на свадьбу. И сама прогоняешь меня, чтобы я помешал этой свадьбе. Что ты скажешь Тошану? Или соврешь, что видела вещий сон о том, что свадьба не состоится?

— Может, и так, — ответила она. — Он, в отличие от тебя, мне поверит. Для нашего народа сны имеют большое значение.

И она подала ему кожаный мешок. Жослин поправил ремень на плече. Его мужская гордость подверглась суровому испытанию. Ему было бы приятнее, если бы Тала плакала или умоляла его остаться. Неужели он настолько плохой любовник?

— Иди! — приказала она. — С тобой я была очень счастлива. Воспоминания об этом счастье украсят мою зиму. Прошу тебя, Жослин, уходи скорее и не иди по тропинке. Укороти себе путь через лес. Вот увидишь, чем дальше ты будешь уходить от меня, тем сильнее окрепнет в тебе желание пробудить в дочери любовь к тебе, ее отцу, вернуть себе Лору. Ты перед Богом взял эту женщину в жены.

Красивая индианка вытолкнула его на улицу и закрыла дверь у него перед носом. Жослин едва удержался, чтобы не выругаться. Он надел шапку и быстрым шагом пошел прочь, прямиком на следующую страницу своей судьбы.

Валь-Жальбер, суббота, 3 июня 1933 года

Опершись локтями о подоконник, Эрмин смотрела в окно гостиной. Сегодня она в первый раз надела голубое муслиновое платье, цвет которого повторял цвет ее глаз — деталь, продуманная Лорой. Ее мать одевалась кокетливо и элегантно и часто тратила большие деньги на отрезы качественной ткани.

«Как хорошо на улице! — думала молодая женщина, любуясь растущими вокруг дома деревьями, листва которых поражала количеством оттенков зеленого. — Жаль, что Тошан уехал! Но он прав, Тала не приедет на церемонию бракосочетания, если он сам ее не привезет. И я ее понимаю. Она не смогла бы проехать такой долгий путь одна, да и жить в поселке, хоть и опустевшем, не привыкла. В этом комфорте, которым окружила себя мама, она может чувствовать себя неловко».

Эрмин немного опасалась приезда свекрови. Особое беспокойство она испытывала, представляя, как пройдет их встреча с Лорой. Вот уже неделю привычное течение жизни нарушали приготовления к торжеству. Мирей не знала, за что хвататься в первую очередь.

— Мимин, Мукки проснулся, — позвала молодую женщину Шарлотта. — Покормить его кашкой?

— Если тебе нетрудно. Когда я кормлю его, он все выплевывает. Наверное, мстит мне за то, что я все реже даю ему грудь.

Девочка внимательным взглядом окинула фигуру старшей подруги. Под легкой, слегка прозрачной тканью платья угадывался увеличившийся живот. На этот раз все домочадцы знали, что Эрмин снова беременна.

— Мирей хотела с тобой поговорить, — добавила Шарлотта. — Пойдем со мной в кухню. Скажи, ты не устала?

— Нет, уверяю тебя. Не надо обо мне так волноваться. Я уверена, на этот раз с ребенком все будет хорошо. Я не собираюсь никуда ехать на поезде и много отдыхаю. Он появится на свет не раньше Рождества, я тебе уже говорила.

Они вместе пересекли просторную гостиную, уставленную вазами с букетами живых цветов, фарфоровыми и бронзовыми статуэтками, зеркалами в позолоченных рамах. Лора и Ханс несколько раз ездили в Шикутими за новой мебелью и безделушками, чтобы украсить дом к праздничному застолью, которое последует за брачной церемонией.

— Эрмин, мне нужен твой совет! — воскликнула Мирей при виде вошедших. — Господи Иисусе, сколько хлопот с этим праздником! Мадам желает, чтобы я приготовила все, от основных блюд до десерта. А ведь у нее есть средства, чтобы нанять лучших поваров. Колбасник из Роберваля — настоящий мастер своего дела, но нет, мне придется и колбасу делать самой! Сколько будет гостей? Кто мне скажет?

Молодая женщина поцеловала своего сына, сидевшего на красивом стульчике из орехового дерева. Шарлотта повязала ему на грудь слюнявчик.

— Держи, моя крошка! Кашка как раз остыла, — сказала домоправительница. — Я добавила в нее меду. Так что, Эрмин, ты знаешь, сколько человек соберется за столом?

— Все Маруа, это точно, — ответила та. — Жозеф, Бетти, Симон, Арман, Эдмон — это уже пять. Мари слишком мала, ее можно не считать. Со стороны Ханса — его мать и старшая сестра с мужем, они по этому случаю приедут из Тюка. Итого восемь… Еще — Тошан, Тала и я! Значит, всего одиннадцать.

— Лора пригласила мэра Валь-Жальбера и мадемуазель Лемэ, мою учительницу, — звонким голоском сообщила Шарлотта. — И кюре из Шамбора, если он согласится приехать.

— Ты знаешь больше, чем я! — заметила Эрмин. — Но о Мелани Дунэ ты забыла. Это была моя идея. Мелани будет так рада еще раз побывать в Валь-Жальбере! К тому же я знаю, что в молодости она мечтала попасть в прекрасный дом сюринтенданта Лапуанта. Когда я приносила ей лекарства от монахинь, она любила со мной поболтать. Этот дом ей очень нравился.

— Ох, грехи мои тяжкие, — проворчала Мирей. — Как я все успею? Так сколько нужно ставить приборов?

— Остановимся на пятнадцати, потому что мама вполне может пригласить еще гостей, — вздохнула Эрмин. — Она хочет, чтобы этот день стал незабываемым. Сегодня вечером она привезет свой подвенечный наряд. И только я одна его увижу. Похоже, у этой портнихи из Шамбора золотые руки. Она скопировала модель французского кутюрье Пуаре, из тюля цвета слоновой кости.

— Когда ты выходила замуж за Тошана, тебе не шили такого платья, — отозвалась Мирей. — Моя крошка, у вас была церемония «на скорую руку», и ты явилась в пустынь Святого Антония в простой зимней одежде.

— Я ни о чем не жалею, — заверила домоправительницу Эрмин. — Я с ума сходила от счастья. Мы с любимым ехали в санях, нас окружала прекрасная дикая природа. И это были сани моего отца.

В голосе ее неожиданно прозвучали грустные нотки. Эрмин часто думала о Жослине Шардене, своем отце, который остался для нее незнакомцем, человеке, чье имя в этом доме никто не осмеливался произнести.