Расстроенная, женщина в свою очередь покинула столовую. Она испытывала огромное разочарование. Если до этого Лора и представляла себе будущее рядом с вновь обретенным супругом, то сегодня вечером она попрощалась с иллюзиями. И испытала острое сожаление о том утраченном счастье, которое ожидало ее с Хансом.

«Я все потеряла, — говорила она себе, поднимаясь по лестнице. — Я пожертвовала мужчиной, который по-настоящему любил меня, и пустила в дом этого чужака, Жослина Шардена. Ему нет дела до моих горестей и моих надежд. Он довольствуется тем, что машет мне рукой в знак приветствия по утрам, и этим наше общение ограничивается. И все же он по-прежнему мне нравится! Бетти, познакомившись с ним, сказала, что он красивый, сильный и веселый. Он — веселый! Похоже, свои улыбки мой муж приберегает для других — для Эрмин, Мукки и моих соседок!»

Лора легла на кровать и плакала, пока хватало слез.


Эрмин в это время разыскивала Тошана. Его не оказалось ни в загородке для собак, ни в парке. Ее охватил страх, близкий к панике.

«Но он точно не уехал, — думала она с беспокойством. — Нет, я бы услышала, как он прошел наверх за вещами. Господи, какой сложной временами бывает жизнь! А я, дурочка, думала, что мой отец и муж станут лучшими в мире друзьями!»

Молодая женщина вышла на улицу Сен-Жорж. Поселок накрыли сумерки, разбросав по крышам и фасадам, с которых давно облезла краска, сиреневые тени. Она прошла мимо крыльца дома семейства Маруа и погладила кончиками пальцев капот автомобиля, который мать на время отдала Симону. И тут из-за дома послышались голоса. Эрмин уловила запах американских сигарет.

Молодая женщина побежала к хлеву, где обретались корова Эжени и большой рыжий конь по имени Шинук. Тошан и Симон сидели на ящиках посреди двора и курили.

— Вот ты где! — воскликнула Эрмин. — Я уже весь поселок обежала, а тебя нигде нет! Добрый вечер, Симон.

Старший из сыновей Маруа встал со своего импровизированного сиденья и по-братски чмокнул ее в щеку.

— Не будь мегерой, Мимин, такой красивой девушке, как ты, это не к лицу! — сказал он. — Мы с моим другом Тошаном говорили о твоем отце. Мсье Шардену надо бы почаще бывать в кино. В Монреале я видел несколько вестернов. В фильме «Караван на запад»[28], хоть он и не самый новый, все индейцы одеты как твой муж. Думаю и я перенять эту моду, когда найду себе добрую и уступчивую подружку, похожую на тебя…

Хорошее настроение и игривые улыбки Симона сделали свое дело: Эрмин рассмеялась и бросилась в объятия мужа.

— Импресарио, который приезжал в Валь-Жальбер, сказал, что тебе, Тошан, надо сниматься в кино. Мы бы разбогатели, если бы ты стал актером!

— А твой отец считал бы меня порождением дьявола, — иронично отозвался ее муж. — Нет уж, мне не по душе это шутовство!

— Не сердись, мы просто шутим, — сказал Симон. — Последний вестерн, который я видел еще до того, как уйти с работы, — «Большая тропа»[29]. Там играет Джон Уэйн[30], он точно настоящий колосс!

— Ты один дома, Симон? — спросила Эрмин.

— Да. Родители уехали к родственникам в Шамбор и взяли с собой Эдмона, Армана и маленькую Мари. Поехали в коляске. Мне пришлось запрягать Шинука. Мама предпочитает ехать «на воздухе», как она выражается. Автомобиль она не любит. Зато теперь я плюю в потолок.

Молодые люди еще несколько минут весело болтали. Потом Эрмин заглянула в хлев, к Эжени. Корова приветствовала ее громким дружелюбным мычанием. Жозеф хорошо за ней ухаживал. Раз в два года она телилась и постоянно обеспечивала семью молоком. Теленка Жозеф продавал.

— Твои родители живут так же, как раньше, — заметила молодая женщина. — Свинка на откорм, куры и славная Эжени… Мне это напоминает о прежних добрых временах!

Тошан помрачнел. Он встал и обнял жену за талию.

— Пора возвращаться, — сказал он. — До встречи, Симон!

Обнявшись, они неспешно пошли к дому. Перед монастырской школой Тошан замедлил шаг.

— Здесь твой отец тебя оставил, — сказал он. — Из-за него ты стала несчастной. Я этого ему никогда не прощу.

— Но не тебе на него сердиться! — со вздохом отвечала его жена. — Я простила его, ведь он хотел меня спасти.

— Мне он не нравится, — не сдавался Тошан. — Эрмин, что, если ты поедешь со мной? Я должен вернуться в дом матери, на зиму ей нужны дрова. Ты надышишься лесом, будешь купаться в реке. Мукки, быть может, сделает свои первые шаги на поляне, где когда-то учился ходить я сам!

— Ты снова хочешь соблюсти закон круга? — спросила она озабоченным тоном.

— Этот закон придуман не людьми, но звездами и матерью-землей моих предков.

— В феврале я потеряла ребенка, потому что поехала на поезде в Квебек. Я не могу путешествовать, Тошан! — возразила Эрмин напряженным голосом. — Мне нужно больше отдыхать.

— Там и отдохнешь. Тала вернется до наступления осени и будет рада увидеть Мукки. В любом случае, я на лето в Валь-Жальбере не останусь.

— Это из-за моего отца?

— Нет. С ним мы, в конце концов, поладим, — сказал ее муж, но без особой уверенности. Ему не хотелось ее расстраивать. — Я был бы рад, если бы ты согласилась. Через озеро Сен-Жан мы бы переплыли на корабле. Ты же мечтала об этом!

Эрмин прижалась к мужу. Его кожаная куртка источала знакомый запах, который возвращал ее в мир Тошана, напоминал о пребывании в доме Талы. Вспомнилась выложенная галькой печь в комнате, яркие отрезы ткани на стенах, великолепие медлительной реки и ее песчаные берега.

— Переплыть через озеро на корабле было бы замечательно и недолго, но потом? — спросила она. — В первый раз была зима, шел снег, мы ехали на санях. И то мне показалось, что от порта на Перибонке до дома твоей матери довольно большое расстояние.

— В это время года я найду хорошую тропинку. И на чем доехать, при желании.

— Нет, я не хочу залазить в грузовик, который подпрыгивает на каждом камушке! А о возвращении ты подумал? Если мы отправимся назад осенью, я буду на шестом месяце беременности или даже больше. Дорога для меня станет очень утомительной. Умоляю, не проси меня об этом!

Он кивнул, раздосадованный.

— Если так, то я уеду в воскресенье.

— О нет, не так скоро! Останься хотя бы до июля, умоляю! На одну или две недели!

Она с умоляющим видом посмотрела на него. Он поцеловал ее в лоб и в дрожащие губы.

— Хорошо, раньше июля я не уеду.

— Спасибо, Тошан! В следующем году, обещаю, я поеду с тобой. Но сейчас мы должны прежде всего думать о ребенке, которого я ношу.

Вместо ответа муж снова поцеловал ее в губы. Наконец они дошли до большого дома, чьи многочисленные окна ярко светились на фоне синих сумерек. Лора и Жослин сидели в гостиной за чашечкой настоя из кленовых листьев.

— Вот так чудеса! — лукаво заметила Эрмин. — Мама, неужели тебе удалось соблазнить папу комфортом?

— Мы много об этом говорили, и твой отец согласился сделать над собой усилие. Он пытается привыкнуть к моему образу жизни. Мы прошли по всему дому, заглянули во все комнаты второго этажа. Моя спальня, оказывается, похожа на конфетную коробку: слишком много цветастых тканей и пастельных тонов. Что до коридора и моей гостиной, то, по словам твоего отца, они напоминают ему музей.

Тошан стоял поодаль, ему хотелось побыстрее подняться к себе. Эрмин улыбнулась родителям и взяла мужа за руку.

— Доброй ночи, — ласково сказала она.

— Шарлотта накормила Мукки кашей и уложила его, — добавила Лора. — Доброй ночи, дети мои!

Произнеся эти привычные слова, она закрыла глаза. Все могло бы быть намного проще! Они с Жослином никогда бы не расставались и теперь наслаждались бы своей близостью, Тошан был бы не метисом, а коротко остриженным учителем, который ходил бы по струнке перед родителями своей супруги… Это показалось женщине настолько комичным, что она невесело усмехнулась.

— Господи, Жослин, какая странная у нас семья, — сказала она негромко. — Если так будет продолжаться, все развалится окончательно.

Лора на мгновение закрыла глаза, потом посмотрела на него немного потерянно.

— Я так нуждаюсь в покое и гармонии! — призналась она. — Но в любом случае спасибо, что уделил мне время.

Жослин кивнул с растерянным видом. Он попрощался и поспешил вернуться в свой летний домик. Там у него была бензиновая лампа и удобная раскладная кровать. На грубо сколоченной этажерке он расставил мелочи, которые нашел на улицах и в заброшенных помещениях целлюлозной фабрики. Устроившись на кровати, он обычно прочитывал несколько страниц романа, который дала ему Эрмин. Как и Лора, Жослин чувствовал себя очень одиноким. Стоило ему погасить свет, как темнота комнаты наполнялась картинами из прошлого, возвращая его к мыслям о заблуждениях и ошибках.

«Будет лучше уехать!» — думал он каждый вечер. Но утром снова решал остаться.

Валь-Жальбер, пятница, 16 июня 1933 года

Эрмин в сопровождении Шарлотты гуляла по улице Сен-Жорж. После долгих снежных месяцев для них огромным удовольствием было просто идти пешком под солнцем, в легких летних платьях. Они заглянули к Бетти, но та, занятая стиркой, довольствовалась тем, что спросила, как поживает Лора. Маруа поначалу были ошарашены их с Жослином историей, но скоро стали вести себя с ним весьма любезно. Жозеф проникся к соседу симпатией и уже приглашал его на кофе.

— Цветам все равно, что в поселке никого не осталось, — сказала молодая женщина, оглядывая заброшенный и все же цветущий палисадник.

— Да, они очень красивые, — согласилась девочка. — Но ты мне так и не ответила. Где Тошан? Я уже два раза спрашивала!

— Я немного рассеянная, прости меня! Думаю, он ушел в Роберваль, как вчера. Я не знаю зачем.

— Не грусти, Мимин.

Шарлотта сжала руку старшей подруги. Общество этой ласковой девочки, всегда готовой помочь, стало для Эрмин необходимостью.

— Дорогая, я немного расстроена. Тошан хочет, чтобы я провела остаток лета в доме его матери, но мне пришлось отказаться, я не хочу рисковать.

— Из-за второго ребенка?

— Да, — вздохнула молодая женщина. — А ведь ради любви я должна последовать за мужем. Ему совсем не нравится в Валь-Жальбере.

Девочка кивнула с серьезным видом, но в душе ликовала: ей не придется жить несколько мрачных месяцев без Эрмин, с Лорой и Жослином!

Они собирались уже повернуть назад, когда их почти бегом догнал Тошан. Он едва переводил дыхание, но светился от радости.

— Эрмин, мы уезжаем завтра! Ты будешь в полной безопасности: я встретил старого приятеля, который довезет нас в лодке туда, откуда до хижины останется не больше полумили ходу. Я мог бы подумать об этом раньше! В прошлом индейцы монтанье поднимались по Перибонке на каноэ. И до сих пор поднимаются! У Пьера солидная лодка. Идти пешком тебе почти не придется. Если понадобится, я понесу тебя на спине последние триста футов!

Юноша сиял от радости. Он схватил Шарлотту за талию и закружил над землей.

— Перестань! Ты сошел с ума! — закричала девочка, хохоча.

— И эта юная дама отправится с нами, — добавил он. — Ты не сможешь обойтись в дороге без своей помощницы!

Эрмин согласилась без разговоров. Предстоящее приключение радовало ее. Она всегда мечтала переплыть озеро Сен-Жан на лодке.

— Это правда, я еду с вами? — переспросила девочка.

— Ну конечно! Тошан прав, с тобой мне ничего не страшно. Ты мой маленький ангел-хранитель!

Шарлотта закусила губы, чтобы не расплакаться от счастья. Когда Тошан поставил ее на землю, она бросилась на шею Эрмин и прижалась к ней.

— Я слишком счастлива!

— Слишком счастливыми не бывают, Лолотта, — пошутила молодая женщина. — А теперь домой! Нужно собрать вещи и сообщить новость маме. Если даже она рассердится, мы все равно уедем!

Тошан быстро покатил коляску. Мукки проснулся и звонко вскрикивал от удовольствия. Эрмин старалась, как могла, поспеть за мужем. Шарлотта тащила ее за руку. Такой радостная компания предстала глазам Лоры. Та сидела у крыльца в плетеном кресле, которое купила для таких вот погожих дней.

— Да что с вами такое? — воскликнула женщина. — Или за вами гонится медведь? Но тогда ваши лица не сияли бы так!

Молодые люди изложили ей свой план тоном, не допускающим возражений.

— Мне кажется, это сумасшествие, но я вижу, что вы все равно не передумаете, — сказала Лора. — Но вам придется вернуться с началом осени. Я рассчитываю на вас, Тошан. В последние месяцы беременности Эрмин нельзя напрягаться.

— Я даю вам слово! — пообещал зять, удивленный такой быстрой капитуляцией. Обычно теща так легко не сдавалась.

На лице женщины молодой человек прочел огромную усталость. Лора была ему симпатична, и, подумав, он решил, что это Жослин заставляет ее страдать — по сути, так и было.