Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа

В прошлом ласки его не были такими смелыми и искусными. Тала научила его любовным играм, запрещенным церковью. Жослин на мгновение задумался об этом, в то время как Лора, забывшись в наслаждении, тоже освободилась от некоторых предрассудков. Их опыт и страстное желание воссоздать семью довершили дело. Достигнув пика удовольствия, оба они приглушенно вскрикнули.

Некоторое время спустя, еще не верящие в происшедшее, усталые, они лежали, так тесно обнявшись, что желание проснулось снова.

Она радовалась, видя его таким сильным, мускулистым, мужественным. Он же был глубоко взволнован тем всепоглощающим доверием, с которым она отдалась ему.

— Простим друг другу все и будем жить счастливо вместе, — просто сказал он.

— Мне теперь ничего не страшно, — отозвалась она.

И, улыбаясь, приподнялась на локте.

— Или нет! Я боюсь, что свалюсь с этой раскладной кровати! Завтра или даже раньше я покажу тебе мою новую комнату, нашу комнату, которую я обустроила для тебя. Раньше в ней обитала Шарлотта. Там не живут воспоминания, и обстановка тебе понравится.

— Мне на все наплевать, если ты в моей кровати, — сказал он.

Лора легла на него и заставила замолчать, прижавшись губами к его губам. Яд прошлого иссяк. Будущее открывалось перед ними и, быть может, таило в себе угрозу, но они были готовы встретить его рука об руку.

Хижина Талы, середина сентября 1933 года

Эрмин следила глазами за полетом казарок в сером небе, прямо над опушкой. Дикие птицы размеренно взмахивали крыльями. Стая летела клином, напоминавшим латинскую букву «V», — словно послание тем, кто оставался на земле. Шарлотта, прижимая к груди Мукки, стояла рядом.

В прохладном воздухе пахло разгорающимся костром. Молодая женщина посмотрела на хижину. Из печной трубы поднимался густой белый дым.

— Тала права, зима в этом году будет ранней, — заметила она. — Со вчерашнего дня над нами летят казарки. Летят туда, где климат мягче…

— Мне нравится, как они кричат, — с задумчивым видом сказала девочка. — Мимин, ты хорошо себя чувствуешь? Ты вся дрожишь!

— Не беспокойся, просто я слишком легко оделась, а на улице стало холоднее. Давай вернемся в дом!

За лето они ни разу не расстались. Тошан усердно работал, заготавливая дрова, и если откладывал в сторону свой топор, то только для того, чтобы пойти на охоту или рыбалку. Почти каждый день, даже на следующее утро после их приезда, он уходил в соседний лес рубить мертвые деревья или собирать валежник. Тошан починил крышу над дровяным сараем и расширил дом, добавив еще одну комнату из красивых досок с насыщенным смолистым ароматом.

— Это комната для наших детей, — ответил он Эрмин, когда та спросила, нужно ли им еще одно жилое помещение. — Надеюсь, мы всегда будем проводить лето здесь, на природе.

Молодая женщина предпочла не противоречить супругу. Тошан был так ласков к ней, так добр и предупредителен, что ей хотелось как можно дольше сохранить это ощущение полнейшего счастья.

Они играли в первопроходцев до возвращения Талы, то есть до середины июля. В отсутствие хозяйки дома вместо порядка у них царила радостная недисциплинированность. Эрмин часто отдыхала на грубо сколоченной кровати на веранде, наблюдая за кулинарными опытами своего супруга или Шарлотты. Они ели рыбу, выловленную на рассвете в реке, или мясо куропатки, зажаренное на углях. Но главным блюдом оставались тонкие лепешки, политые кленовым сиропом или медом.

«Мы словно в раю живем, — подумала Эрмин, входя в хижину. — По вечерам подолгу беседуем у костра, под звездами. Шарлотта часто говорит, что в кустах блестят глаза диких зверей, и, смеясь, прижимается ко мне… Наш Мукки — просто примерный ребенок: ночью спит, не просыпаясь, по десять часов. У него уже шесть зубов! Настоящий маленький мужчина, правда, передвигается пока на четырех…»

Тала сидела у выложенного галькой очага. Она согревала руки, и выражение лица у нее было скорбное.

— Скоро вы вернетесь в Валь-Жальбер, — сказала она, обернувшись к Эрмин, и грустно улыбнулась. — Как и казарки, вы будете далеко от меня.

Складывалось впечатление, что индианка пребывает во власти непроницаемой тоски с тех пор, как возвратилась домой. Тошан много раз заговаривал об этом с женой.

— Мать сама не своя, — сказал он Эрмин накануне вечером. — В первые дни, когда она вернулась и увидела, что мы здесь, она казалась довольной, но голос и движения ее изменились. Когда я задал ей вопрос, она ответила загадкой и даже не сказала, куда совершила паломничество и почему.

И только Мукки удавалось вернуть на лицо Талы улыбку. Она много времени проводила с внуком и часто ходила с ним на прогулку, неся мальчика на спине в широком платке, завязанном вокруг плеч.

Вот и сейчас женщина посадила малыша к себе на колени и стала показывать, как танцуют языки пламени в очаге.

— Увы, нам придется уехать, — ответила Эрмин, присаживаясь с ней рядом. — Мои родители наверняка уже по мне соскучились. И мама, я это точно знаю, пригласит акушерку, чтобы та меня осмотрела, как только я переступлю порог.

Тала кивнула. Бросив взгляд на округлившийся живот невестки, она сказала:

— Мукки не был таким крупным. Ты выносила своего первого ребенка в этом доме, он родился в соседней комнате. И я очень этому обрадовалась. Твой следующий малыш родится под крышей дома твоей матери Лоры. Это справедливо. Ничего не бойся, все будет хорошо.

Молодая женщина не знала, что еще сказать, чтобы приободрить Талу. Она снова и снова предлагала ей поехать с ними в Валь-Жальбер.

— Пожалуйста, едем с нами! Тошан очень волнуется, как вы тут будете жить долгие зимние месяцы, совсем одна. Моя мать очень хочет с вами познакомиться. В доме есть для вас прекрасная комната. Рождество мы отметим всей семьей. И вы с первых дней будете рядом со вторым внуком или внучкой…

— Я не праздную рождение Иисуса Христа, хотя Анри читал мне Евангелия перед моим крещением. Как могу, я исполняю заветы вашего Бога, проповедавшего милосердие и любовь, но это не всегда легко. Не сердись на меня, Эрмин, но я не поеду в твой поселок. Мне больше по душе моя хижина.

Шарлотта очень привязалась к матери Тошана. Она помогала индианке по хозяйству и с искренним интересом слушала ее рассказы о детстве.

— Вам непременно нужно поехать с нами, Тала, — упрашивала хозяйку дома девочка. — Если вы не поедете, я так сильно буду по вам скучать…

Услышав этот крик души, Тала улыбнулась и погладила Шарлотту по черным кудрям.

— Я не могу уехать из этих мест. Обо мне не беспокойтесь.

Отряхнув ботинки о каменный порог, вошел Тошан.

— Идет сильный дождь, — объявил он. — Марк только что прошел по тропе, так что мы получили почту!

Марком звали траппера, жившего по соседству. Раз в три дня он ездил верхом в Перибонку и выполнял функции почтальона для соседей.

— Мне пришло письмо от мамы! — воскликнула Эрмин. — Шарлотта, она наверняка получила наши, те, которые мы написали в середине августа!

В один из вечеров, когда они вчетвером собирались у очага, молодая женщина весьма эмоционально рассказала о том, как незадолго до свадьбы Лоры с Хансом в дверь их дома постучал Жослин Шарден, ее отец. Тала сумела сохранить беспристрастное выражение лица.

— Мне было страшно даже подумать о долгой дороге, — призналась Эрмин свекрови, — но это был единственный выход, потому что так у моих родителей появлялся шанс научиться снова жить вместе. Они нуждались в уединении.

Каждое ее слово ранило Талу. После этого разговора молодой метис снова стал осаждать мать расспросами.

— Какая печаль мучит тебя? Уходишь неизвестно куда и возвращаешься через шесть недель! Мать, прошу, скажи! В последний раз я видел тебя такой после смерти отца!

— Я обожглась в огне, к которому не должна была приближаться, сын, — только и ответила Тала. — Я подумала, что быстро исцелюсь, но рана слишком глубока и мучит меня не переставая.

С тех пор Тошан и Эрмин тщетно пытались понять, что за огонь мог оставить такой ожог.

— О, послушайте этот пассаж! — воскликнула молодая женщина. — Это в самом конце письма: «В доме у нас небольшие перестановки. Эрмин, дорогая, передай Шарлотте, что я отдаю ей мою комнату, которая так ей нравится, вместе со всем, что в ней есть. Мы с Жослином перебрались в ее бывшую спаленку, она вполне устраивает моего супруга, чей характер становится мягче с каждым днем. Леса вокруг Валь-Жальбера уже надевают свой осенний наряд, и мы часто подолгу там гуляем. Передайте мои наилучшие пожелания Тале и скажите, что после стольких лет я буду счастлива ее увидеть. Она всегда желанный гость в нашем доме!

Господи, я жду не дождусь, когда же вы наконец приедете! Надеюсь, первым снегом мы будем любоваться уже все вместе. И последняя новость: Симон Маруа нашел девушку по душе и 31 декабря собирается нас всех с ней познакомить…» Она целует нас и просит передать привет вам, Тала, — закончила Эрмин.

Тошан, который сидел к жене спиной, скорчил гримасу. Он куда охотнее остался бы зимовать в хижине, хотя тогда ему пришлось бы много охотиться на крупную дичь и удвоить запас дров. Перспектива несколько месяцев выносить нападки Жослина ему совершенно не улыбалась.

«Но выбора у меня нет. Эрмин хочет, чтобы это дитя родилось непременно в доме Лоры. И это благоразумно, не отрицаю».

Ни он, ни Эрмин не заметили, как изменилась в лице Тала, как задрожали ее руки. Не увидели они и того, что золотисто-карие глаза Шарлотты наполнились горькими слезами. У девочки была своя тайна: ей очень нравился Симон, несмотря на разделявшую их разницу в девять лет. Простейший подсчет — и девочка решила, что все ее мечты осуществимы. Немного терпения, и Симон станет ее супругом. И вот появление этой неизвестно откуда взявшейся «девушки в его вкусе» перечеркнуло все планы Шарлотты.

— Эрмин, Тошан, оставьте меня с Талой, — чуть не плача, попросила она. — Я не хочу возвращаться в Валь-Жальбер.

Поскольку оба супруга посмотрели на нее с изумлением, девочка добавила:

— Мне понравится жить зимой в лесу! Я буду шить, подбрасывать поленья в очаг. Вы ведь хотите, чтобы я осталась, Тала?

— Это абсурд, — отрезала Эрмин, не дав свекрови времени высказать свое мнение. — Лолотта, да что с тобой такое? Разве ты забыла, что Мукки на Рождество будет особенно нужна его любимая нянюшка? Забыла почему? В конце декабря у меня родится еще один малыш!

Будущая мать уже не раз плакала от огорчения. Она прекрасно перенесла первую беременность: Мукки она носила легче, не чувствовала себя такой отяжелевшей, не так быстро уставала.

— Решено, мы уезжаем послезавтра, — сказала молодая женщина, сдерживая вновь подступившие слезы. — И ты, Шарлотта, едешь с нами! А пока пойду полежу.

Тошан встал и сказал почти торжественно:

— Послушайся ту, которая с давних пор оберегает тебя, дитя, — посоветовал он Шарлотте. — Здесь тебе скоро станет скучно. И я точно знаю, что на Рождество Лора устроит чудесный праздник!

Тошан увидел, что мать опустила голову, словно бы склоняясь под тяжелой ношей, и вышла в маленькую комнату, в которой устроилась с недавних пор.

— Шарлотта, присмотри за Жослином, пока я не вернусь, — тихо попросил он.

Но последовал молодой метис не за Эрмин, а за Талой. Войдя в комнату, он увидел ее стоящей у окна, которое выходило в лес.

— Мама, умоляю, поговори со мной! Только не лги и не говори загадками. Будет слишком поздно, когда я уеду. Ты несчастна, я ведь не слепой! Это из-за мужчины? Ты можешь мне признаться, я не стану тебя упрекать. Ты вправе снова выйти замуж, и если бы это произошло, у меня бы, честно говоря, камень с души свалился.

Внезапно выдержка изменила Тале, и она разрыдалась.

— Мой любимый сын, я сама обрекла себя на страдания. Да, я люблю мужчину, но я его потеряла. Не нужно было убирать круг из белой гальки, который удерживал его рядом со мной. Если бы не это, он остался бы здесь навсегда. Но я собралась с силами и сделала то, что должна была. Так нужно.

Тошан понял, что подозрения его оказались верны. Речь шла о несбывшейся любви.

— Кто он, мать? — настойчиво спросил он. — Найди и верни его!

— Нет, сын. Никогда. Пламя, опалившее меня, — это он, и, как я уже сказала, это пламя предназначено не мне.

С бесконечной нежностью сын вытер слезы, струившиеся по щекам матери.

— В последний раз ты плакала на похоронах отца! А стоит ли этот человек твоей любви?

— Я забуду его, — пообещала Тала. — Северный ветер и зимние снега меня исцелят. Я снова обрету мир. Только пообещай, что не расскажешь о причине моей грусти Эрмин. И вам нужно поскорее уезжать, пока река не вышла из берегов из-за этих сильных дождей. Твоя жена нуждается в покое и заботе, и ее родители тоже. Я не хочу, чтобы она обо мне беспокоилась. Сестра с племянницами скоро придут навестить меня, и я не буду одна.