Девочка подошла, но улыбка у нее была натянутая. Она смотрела на свою старшую подругу так, словно боялась, что за время отсутствия та успела измениться. Что до самой Эрмин, то она с радостью обвела взглядом высокие деревья у дома, цветы на клумбах, которые еще стояли в бутонах, колокольню монастырской школы, вырисовывавшуюся на фоне голубого неба. Услышала она и ворчливый рокот водопада. Ей вдруг показалось, что она не была дома лет сто.

«Мой поселок, мой край у озера Сен-Жан, мой рай!» — подумала Эрмин. Она не обратила внимания на молчание Шарлотты, которая до сих пор не произнесла ни слова.

Жослин тоже погладил Мукки по голове. Симон поставил их чемоданы у входной двери.

— Мама могла бы выйти нас встретить, — сказала Эрмин. — А где мои маленькие принцессы? Как они? Я слышу детский плач! Это Лоранс, готова поспорить!

— Нет, двойняшки спят на втором этаже, — сказала Шарлотта. — У нас новость! Ребенок родился всего полчаса назад. Ребенок Лоры… Это он плачет. Мирей наверху. Меня просили вам сказать, что мама и малыш в порядке.

— Господи! Уже? — воскликнул Жослин и ринулся в дом. — И меня не было дома!

Симон онемел от удивления. Эрмин тоже. Сгорая от нетерпения, она побежала за отцом, прижимая сына к груди.

— Лора попросила, чтобы вы подождали, пока она приведет себя в порядок, — в отчаянии крикнула Шарлотта. — Нужно подождать, Мимин!

Но молодая женщина не слушала. Она уже стремительно поднималась по лестнице на второй этаж. Шарлотта осталась на крыльце с Симоном, который подбросил вверх свой полотняный картуз.

— Спасибо, Господи! Еще один младенец в Валь-Жальбере! — прокричал он, даже не пытаясь быть серьезным, как это приличествовало бы парню, которому уже перевалило за двадцать. — Еще один житель, и это замечательно! И еще один сосед! Мисс Шарлотта, благодарю вас! Пойду скажу родителям!

Он улыбнулся, увидев, с каким восторгом смотрит на него эта девочка, уже почти подросток, такая миленькая, с черными кудряшками и золотисто-карими глазами. Повинуясь порыву, он схватил ее за руку, приобнял за талию и закружил в импровизированном вальсе прямо на крыльце. Она позволила себя увлечь, изумленная до предела, с разрумянившимися от удовольствия щеками. Симон отпустил ее и, попрощавшись галантным жестом и улыбкой, оставил стоять у порога.

— Думаю, что очень скоро, мисс, мы все вместе отметим это событие! — сказал он.

Юноша сел за руль. Автомобиль медленно поехал к дому Маруа, благо расстояние было коротким. Шарлотта осталась стоять на месте. Она была счастлива.

Ей никогда не забыть день, когда родился сын Жослина и Лоры, потому что сегодня ее герой впервые пригласил ее на танец.


Мирей услышала шаги в коридоре. Она поторопилась выйти из комнаты, вздыхая от облегчения, что ей не придется больше оставаться наедине с Лорой. Она с улыбкой поздоровалась с хозяином дома, но было видно, что она плакала.

— Мсье, как я рада! Но не входите пока, мадам приводит себя в порядок. Малыш появился на свет, что называется, как снег на голову! Роды длились не более двух часов. Надо сказать, что поздно вечером мадам задумала передвигать мебель, а на рассвете ушла в верхний квартал полюбоваться восходом солнца над водопадом. Не знаю, можно ли ей было так себя утомлять…

— Малыш? — запинаясь, переспросил Жослин. — Значит, у меня сын?

— Ой! Мадам хотела сделать вам сюрприз! — расстроилась домоправительница. — Прошу вас, сделайте вид, что не знаете, иначе мне несдобровать!

— У меня мальчик! — шепотом выразил свое восхищение он.

Прибежала Эрмин. Она была взволнована, обрадована известием и очень огорчалась, что им пришлось задержаться в дороге.

— Бедная мамочка! — сказала она. — Мне следовало быть рядом! К счастью, акушерка о ней позаботится.

— Но она не приехала! У нас не было времени позвонить! — воскликнула Мирей. — Мадам хочет, чтобы я позвонила доктору в Роберваль, чтобы он приехал осмотреть ребенка.

— Это мальчик или девочка? — спросила Эрмин.

— Мне запрещено говорить, — ответила домоправительница.

Жослин с трудом сдерживал охватившее его волнение. Он мечтал о сыне, и теперь крупные слезы текли по его щекам.

— Папа, — нежно сказала молодая женщина, — как ты волнуешься! Ничего, мы скоро узнаем, брат у меня или сестричка!

— Входите! — звонко и радостно прозвучал из-за двери голос Лоры.

— Сначала иди один, — решила Эрмин. — Позовете меня через пару минут. Я сгораю от нетерпения, но пока сбегаю поцелую своих крошек.

Она повернулась и убежала, сама не своя от радости. Мадлен повернулась на звук шагов и увидела, как она входит в комнату, которую Лора с недавних пор перекрестила в «nursery», что в переводе с английского означало «детская». Кормилица встала со стула и бесшумно пошла Эрмин навстречу.

— Милая Эрмин, этот дом совсем не тот с тех пор, как ты уехала! Но твои дочки чувствуют себя прекрасно. Посмотри, как мирно они спят!

Мадлен взяла молодую женщину за руку и подвела к двум колыбелям, стоящим друг напротив друга у окна. Розовые кисейные занавески защищали малышек от насекомых. Мать склонилась над ними и по очереди окинула восхищенным взглядом. Лоранс сосала большой пальчик. Мари, казалось, улыбалась от блаженства.

— Я так по ним скучала! — призналась она. — Как подумаю, что мы планировали вернуться только в понедельник! В Квебеке я не находила себе места, мне хотелось быть здесь, с моими детьми и вами всеми. И какой нас ожидал чудесный сюрприз! Мама родила очень легко, и это в ее годы!

— Я предложила свою помощь, — сказала ей Мадлен, — но в тот момент, когда Мирей пришла за мной, я как раз кормила девочек. И пока я их укачала, оказалось, что все уже закончилось. Я так и не узнала, мальчик родился или девочка.

— Я тоже не знаю, — отозвалась Эрмин. — Схожу к маме! Ты присмотришь за Мукки?

— Конечно! — пообещала Мадлен.


В это время в комнате Лоры Жослин Шарден любовался своим сыном, красивым младенцем, который, по его мнению, весил около трех килограммов. Одетая в зеленую шелковую сорочку Лора, исполненная материнской гордости, взирала на мужа и сына. Расчесанные волосы обрамляли ее лицо, почти не отмеченное следами усталости. Она даже припудрилась и подкрасила губы.

— Лора, любимая, ты великолепна! Невозможно поверить, что ты только что произвела на свет такого прекрасного малыша! — восхитился ею супруг. — Выходит, ты слеплена из другого теста, чем остальные женщины.

— Ты неправ, Жослин, — с улыбкой возразила она. — Я и сама удивилась. С Эрмин я так мучилась! А в этот раз роды прошли очень легко, можешь мне поверить. Ты доволен?

— Доволен? Это слабо сказано! Я — самый счастливый мужчина во всей Канаде! Я боялся, что роды станут для тебя тяжелым испытанием, боялся даже тебя потерять! Подъезжая к дому, я и подумать не мог, что меня ждет такое чудо! Мой сын, мой здоровый карапуз!

Дверь в коридор приоткрылась. Эрмин заглянула в комнату.

— Я могу войти?

— Да, дорогая, входи! — позвала ее Лора. — Посмотри на своего братика!

— Моего братика!

— Я словно с облака упал, когда узнал, что это мальчик, — без угрызений совести соврал Жослин, которому не хотелось обидеть дочь.

Молодая женщина посмотрела на обнявшихся родителей. Лора прижимала к себе новорожденного. Эрмин радовалась за них. Их супружеская спальня, оформленная в пастельных тонах и скромно украшенная, благодаря белым льняным шторам была наполнена мягким светом.

— Можно; я его подержу? — спросила Эрмин. — Господи, какой же он хорошенький! Поздравляю, мамочка! Подумать только, этот малыш — дядя моего Мукки и двойняшек! Как забавно! На полгода младше девочек, и все же их дядя! И для Мукки тоже. Как вы его назовете?

— Пока не знаю, — ответила Лора. — Мы решим с твоим отцом. Мне очень нравится имя Реаль, которое сейчас в моде в Квебеке, и Пьер-Луи. Пьер-Луи Шарден. Звучит хорошо!

— Решай сама, — сказал Жослин. — Я заранее с тобой согласен, моя дорогая.

И он поцеловал ее в лоб. Сердце его замирало от счастья. Глядя на этого ребенка, родившегося в осень его жизни, Жослин чувствовал себя по-прежнему сильным и крепким, осознавал, что смог восторжествовать над всеми превратностями судьбы. Если бы кто-нибудь шепнул ему на ухо, что он стал отцом и маленькой девочки по имени Киона, в жилах которой кровь монтанье смешалась с его кровью, что бы он тогда почувствовал?

А пока настал час всеобщей радости. В доме не смолкали шаги и разговоры. Доктор объявил, что мать и дитя в прекрасной форме. Элизабет не скрывала своего удивления столь быстрыми и легкими родами. Мирей не отходила от печки, хлопоча над оладьями и блинчиками, не говоря уже о наваристом говяжьем бульоне для Лоры. Счастливая мать спала с полудня и до вечера. Только потом она из уст Эрмин услышала подробности их с отцом поездки в Квебек.

— Ты подписала контракт! — воскликнула она, когда дочка закончила свой рассказ. — Так быстро!

— Конечно! Директор Капитолия забросал ее комплиментами, — подхватил Жослин. — Наша Эрмин будет петь Маргариту в «Фаусте» в декабре! Если бы ты только ее слышала! Голос просто ангельский! Мы поедем поддержать ее и будем жить в Шато-Фронтенак!

Лора, которая столько сил потратила на то, чтобы убедить дочь хотя бы попытаться сделать карьеру, казалось, призадумалась. Она смотрела на своего новорожденного малыша, легонько водя пальцем по его выпуклому лобику и темному пушку волос.

— Думаешь, ты сможешь привыкнуть к жизни в Квебеке, дорогая? — спросила она. — Ты ведь очень привязана к Валь-Жальберу, а здесь так спокойно… Теперь мне тут нравится, и я не хочу другого дома.

— Мама, ты полна противоречий, — вздохнула Эрмин. — Можно подумать, ты собираешься меня отговаривать. Но я не отступлю. Я буду петь на сцене, в костюме, я должна попробовать! Это для меня очень важно.

— А твой муж? — спросила Лора. — Он уже знает?

— Узнает, — твердо ответила молодая женщина. — И очень скоро.

Она заставила себя рассказать матери о планах Тошана на будущее. Осознав, что она проведет лето без дочери, Шарлотты и Мукки, Лора очень расстроилась. Но ее маленький сын заплакал, и она забыла обо всем на свете.

Набережная Перибонки, вторник, 3 июля 1934 года

Пьер Тибо ходил взад-вперед по набережной, устланной огромными, поврежденными непогодой досками. Было очень жарко, несмотря на волновавший воды озера бриз. Тучи мух кружились над рыболовной сетью, развешенной для просушки.

Эрмин осталась в лодке рядом с Шарлоттой, которая укачивала Лоранс. Мадлен держала Мари, чей бесконечный плач составлял конкуренцию пронзительным крикам чаек. Молодая индианка не захотела расставаться с малышками. Она все еще кормила их своим молоком и предупредила Эрмин, что, если отнять девочек от груди слишком резко, это может плохо отразиться на их здоровье. Мукки, сидя возле матери, с любопытством рассматривал пришвартованные по соседству лодки.

— Ума не приложу, куда подевался Тошан! — крикнул Пьер Эрмин. — Если он не придет в ближайшее время, поплывем без него. Он сам доберется до хижины. Не волнуйся, с багажом я справлюсь. Ты уверена, что сегодня тот день?

— Конечно! — ответила она. — В последнем письме, которое он написал двадцать второго июня, он назначил мне встречу сегодня в Перибонке и пообещал, что будет нас ждать.

Она окинула тревожным взглядом кучу вещей, загромождавших лодку: два ивовых сундука, три набитых чемодана, ящик с посудой, корзины…

«Почему Тошан опаздывает? — думала она. — Он ведь говорил, что сгорает от нетерпения, думая о нашей встрече после долгой разлуки. Увы, у меня на душе неспокойно, я боюсь того, что может случиться…»

Вопреки советам родителей Эрмин не стала сообщать мужу о результатах прослушивания. Она отправила ему три письма, в которых рассказывала о детях, о маленьком Пьере-Луи, об огороде Жослина, но ни словом не обмолвилась о поездке в Квебек.

«Я люблю его всем сердцем и все же страшусь нашей встречи. Если он воспротивится моему решению, я этого не перенесу. Мы будем ссориться все лето».

— Не беспокойся, — услышала она чуть глуховатый голос Мадлен. — Кузен Тошан так сильно тебя любит, что сейчас, наверное, со всех ног бежит в поселок. Я это чувствую.

— Спасибо, что подбадриваешь меня, — отозвалась Эрмин. — Я никогда не говорила тебе, что мне очень дорого имя, которое ты получила при крещении? Когда я была маленькой, в монастырской школе жила молодая монахиня, сестра Магдалина. Она была моим ангелом-хранителем и решила вернуться к мирской жизни, чтобы меня удочерить. Но умерла от испанки. Мне было четыре года, когда ее не стало, но я помню, каким это было для меня горем!