— Как сани моего отца? — вскричала она.

— Да!

— Значит, ты злишься на папу! Но почему? В новогодние праздники вы были в прекрасных отношениях!

— Оставь меня в покое! — взорвался ее муж.

Это стало последней каплей, как любила говорить Мирей. Молодая женщина сказала твердо:

— Можешь не волноваться, скоро отдохнешь от меня! Я тоже тебе соврала. Я подписала контракт с директором Капитолия после прослушивания! Я буду петь в опере «Фауст». По мнению специалистов, у меня исключительный голос и большой талант, и я не имею права ими жертвовать. В начале сентября я перееду в Квебек, для меня снимут квартиру. Я буду репетировать и заниматься вокалом. Премьера назначена на 27 декабря. За детьми присмотрит Шарлотта, и, может быть, Мадлен, потому что я предложила ей забрать по пути дочку из приюта в Шикутими. Теперь ты все знаешь. Я не могла это дольше от тебя скрывать.

Эрмин закрыла глаза, чтобы не видеть озлобленного лица Тошана. Высказав то, что было у нее на сердце, она теперь дрожала всем телом.

— Нет! — взорвался он. — Нет, нет и нет! Я тебе запрещаю! Это все глупости, это твоя мать вбила тебе их в голову! И твой отец тоже! Если это он возил тебя в Квебек, то он ничем не лучше Жозефа Маруа, твоего опекуна! У них одно на уме — делать на тебе деньги! Я должен был догадаться, потому что Шарден — худший из всех!

Обвинение показалось молодой женщине настолько несправедливым, что она возмутилась и посмотрела на мужа глазами, полными тоски.

— Отец сопровождал меня, потому что тебя рядом не было! Я была бы счастлива поехать с тобой, с тобой посмотреть Квебек, но ты бы все равно отказался. И что плохого сделал тебе папа? Ты же не ревнуешь его ко мне?

— Ревную? Вот еще бредни! — возмутился Тошан.

— Ты сказал глупость: мои родители не нуждаются в деньгах, у них достаточно средств, чтобы жить в достатке до конца дней.

— Именно так, и это для меня невыносимо! Пусть бы приехали в резервацию монтанье, посмотреть, в каких жалких бараках живут индейцы! Вы не поселенцы, вы — завоеватели, хищники! Эта земля принадлежит нам; каждое озеро, каждая река носит имя, которое мы ей дали с уважением. Но вы строите гидроэлектростанции, плотины и заводы ради прибыли, в то время как мой народ прозябает в нищете!

И он замолчал, с трудом переводя дыхание. Эрмин не верила своим ушам. Она искала, что бы на это ответить, когда раздался жалобный плач Мукки. Следом послышался тихий голосок Шарлотты, которая пыталась успокоить мальчика.

— Своим криком ты разбудил сына, — сказала она. — Покричи еще, и малышки подхватят. Давай поговорим спокойно, прошу тебя! Тошан, позволь мне выполнить условия контракта, только этого, и никакого больше! В это время ты сможешь закончить обустройство дома, как ты и хотел. Я мечтала исполнить партию Маргариты. Это юная девушка, благоразумная и набожная, с длинными белыми косами!

— И, разумеется, с большим декольте! — подхватил он. — Надо же чем-то привлекать в театр мужчин!

— Ты говоришь как умалишенный, — возмутилась она. — Люди приходят слушать оперу ради музыки и пения. Да что ты вообще об этом знаешь? Сцена довольно далеко от публики. И если это единственное, что тебя беспокоит, — я надену платье под горло. Я буду так счастлива, Тошан! Предоставь мне это доказательство твоей любви! Будущим летом я вернусь и уже никуда не уеду, разве только в гости к родителям. Позволь мне один сезон петь в опере, прошу!

Она смотрела на него умоляюще — щеки разрумянились, губы приоткрыты… Волосы медового цвета разметались по полуголым плечам. Ее красота только усилила гнев супруга.

— Ты и так уже похожа на проститутку, — с презрением заявил он. — Предупреждаю, если ты станешь певицей, мы больше не будем мужем и женой! Я перестал верить в Бога, который, так сказать, благословил наш союз. У вас практичная религия: можно делать самые отвратительные вещи, а потом просто исповедаться. Я же подчиняюсь другим законам — закону чести и порядочности.

Эрмин разразилась рыданиями. Она подумала о прошлом своей матери, которой пришлось торговать своим телом, чтобы не умереть от голода. То, что Тошан назвал ее так, вызвало у нее тошноту.

— Я не знаю, что с тобой произошло, — сказала она со слезами, — но ты не такой, как раньше. Как только приедет Пьер Тибо, я уеду с ним в Валь-Жальбер. И ты от меня избавишься. Ты тоже меня предал, потому что всегда говорил, что твое крещение и христианская вера имеют для тебя значение. Хочу только напомнить, что твой отец — ирландец, поселенец, завоеватель! А ты — всего лишь индеец!

Тошан встал и оделся. Несколько минут — и он ушел. Звук хлопнувшей двери прозвучал в ночи, как выстрел.

— Господи! — вскричала Эрмин. — Я во всем виновата! Ну почему это с нами случилось? Тошан, вернись, прошу, вернись!

Но в комнату неслышными шагами вошел не Тошан, а Мадлен. Она распустила свои длинные черные волосы, обычно сплетенные в косы, и теперь они лежали красивыми волнами. Просторная туника скрывала ее полненькое тело и крепкую грудь.

— Эрмин, я услышала ваши крики. Что случилось? Мой кузен не ударил тебя?

— Нет, он не прикасался ко мне. Он оскорбил меня, унизил. Я решила вернуться к родителям, и как можно скорее. Но не могу уйти пешком, увы!

— Я не хотела подслушивать, но поняла, что Тошан не хочет, чтобы ты пела в Квебеке, — сказала Мадлен.

— Он хочет одного: запереть меня в этой хижине посреди леса на долгие годы и сделать мне кучу ребятишек! — с раздражением отозвалась Эрмин. — Если бы он любил меня, то радовался бы, что у меня такой талант!

— Мой кузен считает, что ты обычная женщина, хочет видеть тебя послушной и преданной. Но ты — не обычная, твой голос — прекрасный подарок Господа, и, наверное, он очень любит тебя, если так щедро одарил. Не отказывайся от мечты, Эрмин! Однажды Тошан поймет, что был неправ.

— Странно, что именно ты поддерживаешь меня. Вы ведь с ним родственники!

— Меня почти что силой заставили стать женой человека намного старше меня. И если я хочу принять монашество, то только для того, чтобы вновь не оказаться под властью мужчины. Но я могу еще подождать и, как я тебе уже сказала, поехать с тобой в Квебек. Я очень привязалась к твоим дочкам. Когда я с ними, я меньше страдаю от разлуки с моей девочкой.

Эрмин внимательно посмотрела на Мадлен. На ее нежном лице она увидела искреннее сочувствие и бросилась ей на шею.

— Спасибо! Наконец-то у меня есть настоящая подруга-сверстница! Я буду очень рада, если ты проведешь со мной зиму, где бы то ни было. Но мы обязательно заберем твою дочку!

— Тогда мне нечего будет больше желать, — призналась кормилица.

Они еще долго разговаривали в темноте. Для Эрмин, у которой было ощущение, будто небо обрушилось ей на голову, это стало огромным утешением. Она ожидала, что Тошан будет сердиться, что с ним трудно будет договориться, но никогда не думала, что он может быть таким жестоким.

Молодой метис не появился дома ни на следующий день, ни позже. Прошла неделя. Начались дожди — проливные, холодные. Земля сильно размокла. Шарлотта, как могла, развлекала Мукки, но мальчик стал капризным. Эрмин присматривала за ним, когда он играл под узким навесом из толя, откуда открывался хороший обзор окрестностей. Она все еще ждала возвращения своего мужа.

— Но где он? — спрашивала она у Мадлен. — Он не взял ни ружья, ни ножа. Я с ума схожу от беспокойства!

— Дюк ушел с ним. Он хороший сторожевой пес. Думаю, кузен отправился к Тале, в дом моего брата Шогана, где живут еще бабушка Одина и моя тетя Аранк. Он все обдумает и вернется.

Эрмин сомневалась в этом. Она мало спала, потеряла аппетит и не занималась пением. Крестики, нарисованные ею в ожидании очередного визита Пьера Тибо, который, как и обещал, регулярно поднимался вверх по реке в своей лодке, сказали ей, что приближается день его очередного приезда. Она решила передать ему письма, написанные двумя неделями ранее.

— Если Тошан извинится передо мной, — говорила она Мадлен, — я объявлю, что разорвала мой контракт. Еще меня очень огорчает, что я не вижу, как растет мой маленький брат, Пьер-Луи. Валь-Жальбер кажется мне таким далеким!

Прошло еще три дня, но ни Пьер, ни Тошан так и не появились. Эрмин решила уже, что Тошан нашел средство помешать своему другу приехать, поскольку его лодка оставалась единственным способом сообщения между ними и Перибонкой все лето. С первым снегом они с детьми, кормилицей и Шарлоттой окажутся запертыми в ледяной тюрьме.

В четверг двадцать третьего августа солнце вернулось. Его сияющий свет пролился, словно бальзам на раны, и рассеял тоску молодой женщины. Она отправилась развешивать белье, которое накануне как следует выварила на огне. Мукки прыгал вокруг матери — веселый и шаловливый. Он стащил у Эрмин прищепку и теперь подкидывал ее в воздух.

— Папа! — вдруг закричал мальчик. — Папа!

И со всех ног бросился к опушке леса. Эрмин увидела среди деревьев двух людей и большого серого пса — Дюка. Испытав огромное облегчение, поскольку в спутнице супруга она узнала свою свекровь, молодая женщина оставила белье и поспешила за сыном. Тала улыбнулась ей, но это была уклончивая улыбка, от которой ни ее черные глаза, ни все лицо не становились веселее. И все же, когда Мукки обнял ее ногу и прижался лицом к бедру, индианка искренне этому обрадовалась.

Тошан избегал смотреть на жену. Лицо у него по-прежнему было сердитое, надменное. Она решила тоже не обращать на него внимания и поздоровалась со свекровью. Только тогда Эрмин заметила за спиной у Талы ребенка, удерживаемого широким отрезом цветастой материи.

— Откуда у вас этот малыш? — спросила она с любопытством.

— Я его воспитываю, мать умерла при родах, — ответила Тала спокойно. — Это девочка, ее зовут Киона.

— Какая хорошенькая! — воскликнула молодая женщина. — Сколько ей?

— Шесть месяцев.

— А моим двойняшкам скоро исполнится восемь! Они очень выросли. Как я рада вас видеть, дорогая Тала! Входите, Мадлен собиралась сварить кофе, сейчас как раз время полдника!

— Давай не будем делать вид, что ничего не случилось, — перебила ее свекровь. — Я все знаю. Мой сын привел меня сюда вопреки моей воле, потому что ты уезжаешь. Ему пришлось долго меня уговаривать, я уступила не сразу. Мне очень жаль, я думала, что ваши отношения крепче.

Эти слова окончательно разбили Эрмин сердце. Она с отчаянием посмотрела на Тошана.

— Что ты наговорил Тале? — с грустью спросила она. — Я не сделала ничего плохого, это ты упорно играешь роль палача. Ты должен понять, что я чувствую, что мне нужно петь, выходить на сцену, но нет, ты уготовил мне другую роль — примерной послушной супруги в стенах своего дома.

Она повернулась и побежала к хижине. Шарлотта наблюдала за ними со стороны, от двери дровяного сарая. Ей хотелось плакать. Это ужасное лето никак не хотело заканчиваться. Она торопилась уехать, вернуться в Валь-Жальбер и, конечно же, увидеть Квебек.

— Мадлен! — позвала Эрмин. — Тошан и Тала пришли!

Словно ветер, она влетела в большую комнату. Лоранс и Мари лежали поперек кровати, обе в беленьких платьицах, расшитых розовыми лентами, совершенно одинаковых. Кормилица смастерила им по простенькой погремушке, и теперь малышки улыбались, радуясь своим игрушкам.

— О Мадлен, видела бы ты лицо Тошана! Он так переменился, просто не узнать! Он пугает меня. На этот раз все точно кончено, он даже не попытался меня обнять.

— Тала его вразумит, — примирительно сказала кормилица.

— Не думаю. Она бы уже это сделала. Оказывается, ей отдали на воспитание ребенка, девочку, у которой умерла мать. Она очень маленькая, черноволосая, с лукавыми глазками. Киона!

Эрмин не успела ничего добавить: Тала появилась на пороге комнаты, слегка согнувшись под весом ребенка. Индианка с волнением оглядывала знакомое убранство комнаты.

— Горькая радость — вернуться домой, — призналась она. — Извините меня, но девочке нужно поменять пеленки.

Мадлен поторопилась ей помочь. Киона, смуглая и улыбчивая, совсем крохотная, оказалась между Мари и Лоранс, толстенькими и светловолосыми. Это очаровательное зрелище восхитило Шарлотту и Мукки. Обычно мальчик не обращал на своих сестричек никакого внимания.

Эрмин выскользнула из комнаты, чтобы поговорить с мужем. Тошан остался на улице. Он осматривал содержимое дровяного сарая и запасы еды. Она приблизилась к нему не сразу, какое-то время просто наблюдая с расстояния в несколько шагов.

«Каким одиноким он выглядит! — подумалось ей. — Что его так мучит? Я стала для него врагом, но у меня впечатление, что дело не во мне».

Она подошла и коснулась его плеча. Он быстро отстранился и повернулся к ней лицом.

— Что ты хочешь? — осадил он ее.