Она повернула ручку двери, которая не сразу, но поддалась. Девочка шагнула за порог. Ее встретили прохлада и особый запах давно не проветривавшегося помещения.

— Киона, нет! — воскликнул Луи.

Он затопал ногами от досады. Девочка махнула ему рукой.

— Если ты меня любишь так сильно, как утверждаешь, иди со мной. Ты должен меня защитить. Мы собирались прийти сюда еще тем вечером, вместе с Мукки и близняшками, но не смогли. Идем!

Намеченную вылазку тогда пришлось отложить, поскольку Эрмин с Тошаном решили устроить пикник на берегу озера Сен-Жан.

— Ладно, я иду, — смирился он.

Луи обожал Киону. Это началось с того момента, когда в семь лет он увидел ее лицо в окне дома на улице Роберваль. Девочка жила там со своей матерью Талой. Он решил, что это ангел, и с тех пор его жизнь крутилась лишь вокруг этой девочки, которую ему представили как его сводную сестру.

Они вместе пошли вперед по пустому помещению, ранее предназначенному для продажи различных продуктов и скобяных изделий. Вдоль стен тянулись пустые ряды полок. Прилавок был серым от пыли.

— Как здесь грустно, — сказала Киона.

В ту же секунду ее сердце забилось сильнее. Ее бросило в холод, затем в жар, лоб покрылся ледяной испариной.

— Луи, о Луи… — пошатнувшись, застонала она. — Помоги мне, я сейчас упаду.

Он бросился к ней, чтобы поддержать ее, но она уже рухнула на пол.

— Что с тобой? — испугался он. — Ты что, умираешь?

— Да нет же! Тише, молчи. Колокольчик прозвенел.

Несмотря на закрытые глаза, она отчетливо увидела стоящую возле прилавка женщину. Послышался шум голосов, разговоры сразу нескольких покупателей. Все это напоминало жужжание улья.

«Послушай, Аннетта, пора уже вернуть мне фунт коричневого сахара, который ты на днях брала у меня в долг, — возмущалась красивая молодая женщина со светлыми кудрявыми волосами. — Мы, конечно, соседки, но это не значит, что я должна тебя кормить».

«Подожди немного, Элизабет, мне непросто приходится с четырьмя малышами! У тебя-то один Симон, крепкий и здоровенький!»

«Не ссорьтесь, дамы, — встрял в разговор подросток с лицом, усыпанным веснушками. — Завтра компания выплачивает зарплату, вот и разберетесь, кто кому должен».

«Тебя, Нэнэ, забыли спросить!» — прикрикнула на него Аннетта дылда с черными кудрями и острым носом.

Киона дрожала всем телом, не упуская ни единой детали. Она не ощущала ни слез, стекающих по щекам, ни присутствия Луи. Мальчик, привыкший к трансам своей спутницы, не осмеливался ее беспокоить.

«Аннетта, хватит жаловаться! — воскликнула женщина, которую Киона увидела первой. — Кому-то повезло еще меньше, чем тебе. Тот бедолага так и помер, промучившись в агонии два дня».

«Вы про мужчину с холма? — вмешался Нэнэ. — Черт! Мой отец рассказал, как все было. Он хотел выкопать яму под большим камнем, чтобы тот скатился туда и не мешал ему. Но сам в итоге оказался придавленным этим камнем! Его родственники и соседи прибежали к нам за помощью. Он был в таком ужасном состоянии, когда его вытащили из ловушки[15], весь истерзанный, и да, он умер этой ночью. Вы правы, мадам Селин, пока мы живы, нечего жаловаться».

Селин Тибо, женщина среднего роста с пепельными волосами, собранными в пучок, перекрестилась. Она была очень набожной и растила пятерых ребятишек. Киона увидела, как она взяла мешочек муки, прикинув его вес на руке, после чего изображение пропало, словно в фильме с оборвавшейся кинопленкой.

— О нет! — воскликнула она. — Это было так здорово…

— Что было здорово? — спросил Луи.

— Женщины, там, в магазине, — выдохнула девочка и потеряла сознание.

— Киона! Боже мой, Киона, очнись!

Луи шлепал ее по щекам, тряс, но все было напрасно. В ужасе он выбежал из магазина и помчался к Маленькому раю. К счастью, Мари-Нутта была на улице, вытряхивала за кусты яичную скорлупу. Она тут же окликнула его.

— Что с тобой? Ты словно дьявола увидел.

— Нужно скорее предупредить папу. Киона хлопнулась в обморок в магазине. Я так испугался! Она вся белая и неподвижная.

— Цыц, никому ни слова — ни отцу, ни бабушке! Они сейчас переодеваются к чаю, скоро придет месье Клутье. Ну и глупый же ты, Луи! Нужно было дать Кионе холодной воды или побрызгать в лицо. Беги обратно! На, держи карамельку, сахар ей пойдет на пользу.

Всегда уверенная в себе, Мари-Нутта к тому же безгранично верила в Киону, которая, по ее мнению, была способна выпутаться из любой ситуации. Если некоторые взрослые сомневались в способностях девочки, дети Эрмин твердо в них верили. Несмотря на свою тревогу, Луи со всех ног помчался обратно.

Лора видела происходящее из окна второго этажа, но не слышала разговора, поскольку спрашивала мужа, какое платье ей надеть.

— Так что скажешь, Жосс, красное в белый горошек или бежевое? В такую жару бежевое смотрится более изысканно, но красное идет мне больше: у меня такая стройная талия!

— Такое ощущение, что мы собираемся на ужин в «Шато Роберваль»! Лора, хватит манерничать, и главное, не нужно краситься слишком сильно. Мартену Клутье будет не по себе. К тому же эти старые платья Шарлотты не для женщин твоего возраста.

— Боже мой, Жослин! Вовсе не обязательно каждый день напоминать о моем возрасте! Я ждала от тебя поддержки и нежности в этом ужасном испытании. Но нет, ты почему-то хмур, ворчлив и безжалостен!

— А не нужно было приглашать этого Клутье! Если тебе так необходимо вызывать восторг у незнакомых мужчин, давай переедем в Роберваль на деньги от продажи квартиры. Ты сможешь гулять с утра до вечера по тротуарам, выставлять напоказ свои туалеты и замечательную фигуру.

Лора смерила его холодным взглядом и заметила:

— Это ты стареешь на глазах, Жосс! Взгляни на себя, твои волосы седые, те, что не сгорели, конечно, на шее морщины, уголки губ опущены. И этот вечно брюзгливый вид! Ты старше меня всего на несколько лет, а уже становишься сварливым стариком. Ах, если бы только…

— Если бы только — что? — рявкнул он. — Давай, договаривай! Если бы только я сдох в санатории Лак-Эдуарда, ты вышла бы замуж за своего Ханса Цале и вы жили бы себе спокойно без старого Жослина Шардена!

— Замолчи! Мари-Нутта подняла голову к окнам. Нашим внукам необязательно знать некоторые вещи.

С тяжелым сердцем Жослин сел на край супружеской кровати. Он чувствовал себя усталым, обессиленным, ненужным.

— Лучше бы я поехал с Эрмин в Квебек, — угрюмо сказал он. — Здешний воздух перестал мне нравиться.

Поезд в Квебек, тот же день

Эрмин читала уже больше двух часов, остро ощущая присутствие Родольфа Метцнера, тоже погруженного в чтение какого-то толстого издания.

«В конце концов, это смешно! — подумала молодая женщина. — Пойду лучше пообедаю». Она убрала книгу и накинула легкий льняной жакет в тон голубому платью с очень широкой юбкой. Не сказав ни слова, она вышла из купе и направилась по коридору вагона.

«Он часто бросал на меня взгляды, когда переворачивал страницу. Господи, какая же я глупая — так изводить себя из-за ерунды! Этот мужчина несколько раз видел мои выступления. Конечно, он рад нашей встрече. Мне кажется, он не из тех, кто будет надоедать».

Однако не успела она сесть за столик, как в вагон-ресторан вошел Метцнер.

— Могу я пригласить вас, мадам? — с галантной улыбкой предложил он. — Я не хотел мешать вашему чтению, но обедать лучше в хорошей компании.

— Спасибо, месье, но я предпочла бы остаться одна, — ответила она, хотя и считала свой отказ глупым. — Понимаю, что это не очень любезно с моей стороны, но у меня была тяжелая неделя, и одиночество позволяет мне расслабиться.

— Хорошо, не буду настаивать.

Он сел за столик на почтительном расстоянии. Эрмин испытала странное чувство досады. Если бы он привел больше доводов, она наверняка согласилась бы пообедать с ним. «Нет, сожалеть не о чем! Я наломала немало дров, демонстрируя свое дружелюбие Овиду Лафлеру. “Дружелюбие” — это еще мягко сказано».

На нее нахлынули воспоминания, спрятанные в потаенных уголках души и всегда готовые всплыть на поверхность. Она снова увидела себя обнаженной в объятиях учителя, во власти его более чем дерзких ласк. Яркое удовольствие, которое он ей доставил, отказывалось покидать память ее тела. Закрыв глаза, она ощутила запах сена и лошадей. По телу пробежала дрожь.

С раскрасневшимися от волнения щеками она заказала картофельный салат с ветчиной. Официант не сводил с нее взгляда.

— Вы Эрмин Дельбо, Снежный соловей! — воскликнул он. — Моя мать повесила в гостиной вашу фотографию. Она вас боготворит. Если бы вы согласились дать для нее автограф, она была бы на седьмом небе от счастья.

— Конечно, одну секунду, — испытывая сильное смущение, тихо ответила Эрмин.

Подобных инцидентов не случалось, когда она путешествовала с Мадлен или Тошаном. Она еще раз пожалела об отсутствии рядом мужа и лучшей подруги, а главное, об отсутствии своего малыша, милого и кроткого Констана. «Похоже, я никогда не привыкну к известности. А если я снимусь в этом голливудском фильме, будет еще хуже!» Подобная перспектива испортила ей аппетит. Чувствуя дискомфорт, она заставила себя доесть салат. Когда пришло время расплачиваться, официант с широкой улыбкой сообщил, что счет уже оплачен.

— Вашим поклонником, — уточнил он.

Раздосадованная, Эрмин вернулась в купе, даже не взглянув в сторону Родольфа Метцнера, уверенная, что он не заставит себя ждать, наверняка довольный своей выходкой. Она с облегчением вздохнула, обнаружив в купе женщину с маленьким сыном, устроившуюся на сиденье рядом с ней.

— Добрый день, мадам, — поздоровалась незнакомка. Она говорила с иностранным акцентом. — Нам пришлось пересесть, потому что мужчины рядом с нами курили сигары. Мой сын не выносит запаха дыма. Понимаете, мы сели на станции Лак-Эдуард.

Эрмин все поняла, взглянув на бледного худенького мальчика. Должно быть, он проходил курс лечения в туберкулезном санатории.

— Вы правильно сделали, что поменяли купе, я буду рада возможности поболтать. Ехать еще так долго! Сколько лет вашему сыну?

— Семь. Артур, поздоровайся с этой красивой дамой.

— Здравствуйте, мадам, — пробормотал мальчик.

— Хочешь конфету? — предложила Эрмин, растроганная его смущенной мордашкой. — У меня в сумочке всегда есть конфеты.

Не дожидаясь ответа, она почти сразу протянула ему карамельку, завернутую в золотистый фантик.

— А вы, мадам? — спросила она у матери.

— О да, большое спасибо.

Эрмин улыбнулась и села на свое место. Ее соседка тут же принялась рассказывать о выпавших на ее долю испытаниях. Сын заболел около года назад, и его состояние требовало частых госпитализаций.

— Мой муж умер от туберкулеза полгода назад, — дрожащим голосом завершила она свой рассказ.

— Мне очень жаль, мадам. Будем надеяться, что медицина сумеет победить эту болезнь.

Она вновь подумала о своем отце, который, судя по всему, окончательно излечился.

«Возможно, Тала действительно преуспела в том, чего не смогла достичь наука, — говорила она себе. — Чему тут удивляться, зная о способностях Кионы? Бедная, милая Тала, как бы я хотела, чтобы она по-прежнему была с нами!»

Смерть свекрови четыре года назад оставила горечь в ее душе. Эта трагедия для нее навсегда осталась связана с долгой войной, причинившей страдания всему миру и разбившей столько семей. «Если бы Тошан не ушел в армию, если бы он остался на берегу Перибонки, его мать была бы еще жива, — подумала она. — Он сумел бы ее защитить, а Киону не увезли бы в этот злосчастный пансион. Ничего бы не случилось, а главное, не было бы моего безумия, моей слабости по отношению к Овиду Лафлеру, и все мы были бы намного счастливее…»

Эрмин охватило странное уныние, словно у нее внезапно отобрали молодость. «Назад вернуться невозможно, — сказала она себе. — Все, что я пережила, все мои радости и горести уже принадлежат прошлому. Мукки в сентябре исполнится четырнадцать лет. В этом возрасте я впервые встретила Тошана».

В эту секунду в купе вошел Родольф Метцнер. Молодая женщина бросила на него сердитый взгляд. Он поднял брови, покашлял и сел на свое место, поздоровавшись с новой соседкой и ее ребенком. Эрмин решила притвориться спящей, по крайней мере на час или два.

Валь-Жальбер, тот же день

Луи растерянно смотрел на то место, где оставил безжизненную Киону. Ее там уже не было. Он тихонько позвал:

— Киона? Где ты?

Опасаясь увидеть целую армию призраков, он не стал осматривать соседние помещения и второй этаж.

— Киона, я ухожу. Не сомневаюсь, что это твоя очередная шутка.