— Овид, вам всегда удается вызвать у меня улыбку. А ведь я сейчас так расстроена из-за Дювалена, Симона и остальных жертв концлагерей! Как возникли эти лагеря смерти? Почему немецкие солдаты согласились в этом участвовать? Зачем они подчинялись Гитлеру, этому больному человеку?

— Фюрер уничтожал всех противников своего режима, своих «великих» идей, — ответил учитель. — Прекрасный способ окружить себя неподкупными соратниками.

— Это выше моего понимания, — вздохнула Эрмин. — Война унесла миллионы жизней из-за безумия одного-единственного человека, одержимого жаждой крови. А ведь мир так красив и жизнь может быть такой приятной.

Молодая женщина любовалась окружающим пейзажем, необъятным и прекрасным. Она очень любила природу во всем ее многообразии: реки, деревья, небо и облака, меняющиеся в зависимости от времени года краски.

— Я хочу, чтобы скорее выпал снег, — сказала она. — Чтобы пришла зима и заперла меня в нашем доме, вместе с моей семьей, вдали от всех, чтобы моими единственными приоритетами стали кулинария, вышивание, чтение и игры с Констаном. Но такого, к сожалению, не будет. Мне придется сниматься в этой голливудской комедии, снова разлучаясь с Тошаном. Но прежде я должна присутствовать при родах Шарлотты. Бедняжка, что с ней будет, когда она узнает об Адели…

Чувствуя себя подавленной, женщина еле сдержала очередное рыдание. Овид резко затормозил и встал на обочине дороги.

— Эрмин, держитесь! — велел он. — Не раскисайте! Лично я считаю, что женщины сильнее нас, мужчин, они способны преодолевать самые страшные испытания при условии, что получают любовь и сострадание.

С этими словами он привлек ее к себе и поцеловал в губы, дрожа от желания, которое не пытался больше скрывать. Если бы она согласилась, он бы прямо сейчас уложил ее на мох в ближайшем лесу и сделал своей, невзирая ни на что. Он почувствовал, как молодая женщина ослабела в его объятиях, но уже в следующую секунду она оттолкнула его.

— Умоляю вас, Овид, остановитесь! Я буду упрекать себя всю жизнь, если изменю своему мужу.

Это было признание ее собственного желания, и Лафлер воспринял это как крошечную победу.

— Обещаю вам, больше это не повторится. Я просто хотел передать вам немного страсти и любви, чтобы утешить вас. И если вы поддались соблазну, я безумно счастлив.

Она подарила ему очаровательную улыбку, ее большие голубые глаза странно блестели.

— Теперь поедемте дальше, Овид. Я на вас не сержусь. Но будьте благоразумны. Вы обещали.

Оставшееся время пути учитель безразличным тоном рассуждал о литературе. Эрмин его почти не слушала, удивленная тем, что совершенно не испытывает чувства вины. «Это мой лучший друг, мой и Мадлен, — думала она. — Во время войны он меня поддерживал, он спас Киону и Акали, часто помогал моим детям… Всего несколько поцелуев, что тут страшного? И я чувствую себя намного лучше, мне больше не хочется плакать».

Тем не менее ее тревожила подобная чувствительность к обаянию Овида, да еще после того, как ее очаровал Родольф Метцнер. Все это только усиливало ее желание скорее увидеть Тошана.

— Ваше предложение еще в силе? — спросила она, когда они въехали в Роберваль.

— Насчет завтра? Разумеется!

— В таком случае мы с девочками будем ждать вас возле Маленького рая в любое удобное для вас время. Спасибо, Овид.

Тот ликовал. Эрмин выпорхнула из машины около больницы и, помахав ему рукой, вошла внутрь.

Валь-Жальбер, следующий день

Лоранс и Мари-Нутта сидели в тени яблони, в цветнике Маленького рая. Близняшки попрощались с Луи, который еще не вставал с постели и очень расстраивался, что остается один с тремя взрослыми.

— Мне будет скучно с болтливой Мирей, вечно ворчащим папой и мамой. Я бы хотел поехать с вами. Я никогда еще не был в вашем доме на берегу Перибонки. Это даже странно.

— Ты обязательно приедешь к нам как-нибудь, — ответила Мари-Нутта. — А сейчас ты должен радоваться, что выздоровел без всяких осложнений. Мама рассказала нам, что малышка Адель, скорее всего, будет хромать всю жизнь.

Луи согласно кивнул. Накануне Лора приехала вместе с Эрмин и сказала, что скоро заберет из больницы дочку Шарлотты. Ему это не понравилось: он был весьма капризным и эгоистичным.

Но сейчас обеих сестер волновало другое. Их чемодан был собран и стоял рядом, и они с нетерпением прислушивались, не раздастся ли шум мотора.

— Месье Овид так любезен, что согласился нас подвезти, — вздохнула с улыбкой Лоранс. — Я смогу вернуть ему книги, которые он давал мне в прошлом году, и поговорить о них во время поездки.

— Ты говоришь «месье Овид» с таким придыханием, что у меня мурашки по спине бегут, — заметила Мари-Нутта. — Я же не глупая и прекрасно вижу, что ты в него влюбилась.

— Ты что, спятила? В моем возрасте не влюбляются.

— Мама встретила папу, когда ей только исполнилось пятнадцать, а тебе будет тринадцать на Рождество!

— Я уважаю месье Лафлера, ничего больше! И вообще, отстань от меня.

В эту секунду из дома вышла Эрмин в легких голубых брюках и розовой блузке. На заплетенные в косы волосы она повязала цветастый платок.

— Наш шофер заставляет себя ждать, — крикнула она дочерям, — но ведь я не назначала ему точного времени. Мы купим в Робервале продуктов, и сегодня вечером я приготовлю праздничный ужин. Людвигу это пойдет на пользу. Он будет страдать от разлуки с Аделью.

— Он едет с нами? — удивилась Лоранс.

— Да, я забыла вам об этом сказать. У него сейчас сложная ситуация. Ему приходится разрываться между своей малышкой и Шарлоттой, которая скоро родит.

Жослин присоединился к дочери на крыльце. Он посмотрел в ясное лазурное небо, окинул взглядом горизонт.

— Лора переходит все границы, — проворчал он. — Она просто не вылезает из больницы. Ты знаешь, во сколько она сегодня уехала?

— Около шести утра, вместе с Онезимом, — ответила Эрмин. — Не сердись, пап! Мама проявляет милосердие и самоотверженность. Нельзя ее за это упрекать. И потом, сегодня она отнесет в банк чек, который я вручила ей почти силой. Она хотела, чтобы я распоряжалась этими деньгами, но это же глупо. Вы сможете провести зиму в нормальных условиях.

— Эта стремительная продажа мне совсем не нравится. Я буду спокоен, только когда чек будет обналичен. Эта история с месье Метцнером не внушает мне доверия. Подобная щедрость по отношению к совершенно незнакомым людям…

— Но, папа, он будет моим импресарио и, что еще важнее, выпустит мою пластинку. Благодаря ему мы вышли из затруднительного положения.

Эрмин поцеловала отца в щеку. Его жесткая борода с проседью слегка кололась.

— Милый папочка, не волнуйся. Я вернусь в конце сентября, наверняка с Тошаном, а затем он отвезет Адель к ее родителям. Шарлотта с Людвигом останутся у нас до весны.

— Чмокни от нас нашу Лолотту, — улыбнулся Жослин. — Надеюсь, роды будут не слишком тяжелыми.

Гудок клаксона всколыхнул теплый воздух, и три минуты спустя довольно скромный автомобиль, тем не менее оснащенный багажником на крыше, притормозил рядом с домом. Из машины вышел Овид в джинсовой куртке и кепке из той же ткани, с широкой улыбкой на лице. Его загорелая кожа сияла, темно-русые кудри развевались на ветру, зеленые глаза блестели. У Лоранс перехватило дыхание. Сестра поспешила хлопнуть ее по плечу.

— Закрой рот, идиотка, а то мухи залетят! — шепнула она ей на ухо. — И вставай, нужно поздороваться.

Они подошли к учителю — одна с пылающими щеками, другая с воинственным выражением лица. Обе были стройными и грациозными в своих ярких ситцевых платьях.

— Здравствуйте, барышни! — воскликнул Овид. — Да вы уже совсем девушки! Как распустившиеся розы.

— Им еще рано слушать комплименты, — вмешалась Эрмин. — Хотите выпить чашку кофе?

— Нет, спасибо. Здравствуйте, месье Шарден.

— Добрый день! — Жослин пожал молодому человеку руку. — Будьте осторожны на дороге, я доверяю вам свою дочь и внучек. Эрмин, держи нас в курсе. И передай Кионе, что я очень по ней скучаю. В общем, я на тебя полагаюсь.

— Если для меня будут приходить письма, постарайтесь переправлять их в гостиницу Перибонки. Тошан заедет и заберет их.

Еще некоторое время все целовались, давали друг другу наставления, прощались. Наконец, подняв облако пыли, машина тронулась с места.

* * *

Час спустя Андреа Маруа вспомнила с легкой досадой, что слышала шум мотора со стороны региональной дороги. Уже некоторое время она смотрела своим близоруким взглядом на сетку от комаров, закрывающую одно из кухонных окон. Это помогало ей сохранять спокойствие. Накануне вечером Эрмин ненадолго забежала к ней, чтобы рассказать о своей поездке в Нотр-Дам-де-ла-Доре. Она также хотела знать, прочел ли Жозеф фальшивое письмо Марселя Дювалена. Андреа ответила отрицательно.

— Я никак не решаюсь отдать ему это письмо. Бедняга испытает такой шок, узнав, что его сын умер в концлагере! Может, ему не нужно этого знать? Раз этот месье Дювален не собирается искать с ним встречи, зачем понапрасну тревожить Жозефа?

— Мы с Тошаном согласились написать другое письмо и сделали это из дружеских чувств к нему. Он имеет право знать хотя бы часть правды!

Реакция Эрмин вывела Андреа из равновесия. Теперь она не находила себе места, боясь разрушить их спокойное счастье, повседневную жизнь, состоящую из завтраков, обедов, ужинов и спокойных вечерних бесед под навесом. Ей представлялось невозможным нарушить плавное течение их семейной жизни, о которой она так мечтала, уже ни на что не надеясь, уверенная, что навсегда останется старой девой.

«В конце концов, зачем опять вскрывать рану, которая так долго заживала? — подумала она. — Жозеф достаточно оплакивал обоих сыновей».

Услышав приглушенные шаги, она вздрогнула. Мари Маруа, ее падчерица, хрупкая девочка-подросток, только что вошла в комнату.

— Мама, — спросила она, — можно я поеду на велосипеде в Роберваль? Ламбер Лапуант тоже туда едет, мать отправила его купить сахара.

В другое время Андреа категорически отказала бы. Но сейчас, погруженная в свои переживания, она согласилась почти сразу.

— Хорошо, только возвращайся вовремя, чтобы накрыть на стол. Не опаздывай!

— Да, мама. Спасибо большое.

По натуре ласковая, Мари поцеловала мачеху и вышла из дома. Оставшись одна, Андреа подумала: «Эрмин даже не поблагодарила меня за то, что я присматривала за ее дочерьми больше недели. Кто знает, может, без меня близняшки подхватили бы эту болезнь! Ах, богатые считают, что им все дозволено! Впрочем… Лора Шарден больше к их числу не относится, теперь, когда ее дом сгорел. Нынче ей самой приходится и готовить, и стирать, как и всем нам…»

В это время на втором этаже Жозеф заканчивал свой туалет. Он носил узкую короткую бороду, уже седую, и усы. Мужчина тщательно выбрил шею и щеки и теперь, облаченный в белую рубашку, разглядывал свое отражение в маленьком зеркале, висящем над умывальником. По сложившейся традиции, милой его сердцу, он тихо разговаривал со своей первой супругой, красавицей Бетти.

— Не знаю, видишь ли ты меня оттуда, моя дорогая Бетти, но я старею. Раньше у меня не было столько морщин. Даже не знаю, понравился бы я тебе такой… Надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я снова женился. Андреа — славная женщина, не ревнуй меня к ней. И она заботится о Мари. Наша дочь будет учительницей. Ты сможешь ею гордиться!

Жозеф собирался пойти на кладбище. Розовые кусты во дворе сгибались под облаком крупных ароматных цветов красивых оттенков, от ярко-красного до бледно-желтого. Он собрал букет накануне и поставил его в ведро с холодной водой.

— Я по-прежнему люблю тебя, моя маленькая Бетти! — прошептал он.

С этими словами он открыл большой шкаф, стоявший в комнате, выдвинул ящик, где Андреа хранила его запонки. Он выбрал пару из серебристого металла, подарок Симона. Его глаза тут же защипало от слез.

— Черт побери! Мне тебя не хватает, сынок…

Он надел жилет и повязал черный галстук. Жозеф Маруа хотел выглядеть элегантным на могиле своей жены. Одевшись, он закрыл дверцы шкафа и сделал глубокий вдох, чтобы успокоить слишком быстрое биение своего сердца, которому пришлось столько пережить за последние годы. Смерть Бетти и двоих сыновей, Армана и Симона, а также отъезд Эдмона в миссию на Мадагаскар, остров, по его представлению находящийся на другом конце света, — все это подточило его силы. У него остались только Мари и Андреа.

«Славная женщина, с этим не поспоришь, — сказал он себе. — Но она не заставит меня забыть мою красавицу, мою Элизабет».

Прикрыв глаза, Жозеф снова увидел стройный силуэт юной девушки со светлыми кудряшками, задорным носом, тонкой талией и ярко-красными губами. Он любил ее страстно, ревнуя к каждому столбу, и в конечном счете не сделал счастливой.