— Как это — надрез? — забеспокоился Людвиг.

— Придется разрезать немного… — смущенно ответила Эрмин, подразумевая интимные органы своей подруги. — Акушерка предлагала мне это с Констаном, он тоже был крупненький, почти девять фунтов. Я тогда отказалась, но зачастую только этим можно помочь ребенку выйти наружу. А потом ты зашьешь рану.

— Нет, я не буду этого делать! — воскликнула Одина, яростно жестикулируя. — Это все выдумки белых — резать женщину в таком месте!

С этими словами старая индианка покинула комнату, при каждом шаге раскачивая своим внушительным туловищем из стороны в сторону.

— Не ссорьтесь! — задыхаясь, прошептала Шарлотта. — Боль стихла, но она очень скоро вернется. Я не могу больше страдать, лучше умереть. Людвиг, обними меня крепче, мне так страшно! Эрмин, спой, прошу тебя. Помнишь? Песенку ангелов. Господи, на Рождество меня уже здесь не будет! Я так хотела увидеть восторг Адели перед елкой! В прошлом году она еще ничего не понимала. Эрмин, прошу тебя, спой для меня.

— Лолотта, милая, я попытаюсь, — пробормотала молодая женщина, изо всех ил стараясь не разрыдаться. — Если это доставит тебе удовольствие…

Три ангела явились в этот вечер

И принесли мне столько красивых вещей!

Один из них держал кадило,

Второй — букет роз!

В Рождество мы спустились с небес…

Она пела тихо, поскольку в горле у нее стоял ком Затем, под воздействием невыразимой печали, ее окрепший голос устремился вверх, словно взывая к самому Богу.

В Рождество мы спустились с небес!

Шарлотта закрыла глаза. В комнату вошла озадаченная Мадлен. Она принесла чашку с бульоном и бокал вина.

— По-моему, сейчас не самое лучшее время для пения, — заметила она.

— Согласна, — ответила Эрмин. — Но Шарлотта — моя сестра, моя младшая сестренка. И она попросила меня спеть. Зачем отказывать ей в этой радости?

Взволнованная до глубины души, она села рядом с обнявшейся парой и покрыла легкими поцелуями лицо молодой женщины, бледное как мел.

— Лолотта, помнишь, как ты забрела на второй этаж монастырской школы в Валь-Жальбере? Ты тогда почти ничего не видела и разбила стеклянную рамку с фотографией возле моей кровати. Это был портрет сестры Марии Магдалины, моего ангела-хранителя, жизнь которой унесла эпидемия испанского гриппа. Ты была такой худенькой, со спутанными волосами… Как потерявшийся котенок! Наша история началась в тот вечер, когда монахини собирались покинуть монастырскую школу. И я пела для них песенку «Это всего лишь “до свидания”».

— Да, я помню, — прошептала Шарлотта.

— Если тебе суждено нас покинуть, я уверена, что это будет всего лишь «до свидания» и что мы обязательно встретимся однажды в другом мире… Но я не хочу тебя терять! Сделай последнее усилие, прошу тебя, ради Адели и ради всех нас. В этом году не будет никакого Рождества, если ты нас оставишь. А теперь слушай меня внимательно. Мы будем тебе помогать: Людвиг, Мадлен и я. Ты должна родить этого ребенка.

— Я не смогу. Это очень тяжело, Мимин. Со вчерашнего дня я живу в аду.

Эрмин взяла бокал вина и дала своей подруге выпить его.

— Ты успокоилась, больше не мечешься и почти не кричишь. Это хороший знак, для такой работы нужно быть расслабленной. Ты готова? Людвиг, встаньте сзади, чтобы поддерживать ее в сидячем положении.

Шарлотта сморщилась, пытаясь приподняться.

— Давайте! — пробормотала она.

В эту секунду в комнату заглянула Одина. Со своим лицом цвета хлебной корочки, с испещренной глубокими морщинами кожей, длинными седыми косами и кожаной одеждой она казалась гостьей из другой эпохи.

— Ты права, Канти, нужно петь, затем резать. Я взяла ножницы, которые прокипятила для обрезания пуповины. Это Тошан сказал мне, что их нужно положить в кипящую воду. Белые порой бывают смышленее нас.

— Молодец, Одина, спасибо тебе. Идем, твоя помощь нам тоже понадобится.

Эрмин слабо улыбнулась, прежде чем предпринять попытку спасти Шарлотту и ее ребенка.


Несколько минут спустя Тошану, который, пытаясь успокоить нервы, колол дрова, почудился плач новорожденного. Он замер на месте, судорожно сжимая рукоятку топора. Лоранс и Мари-Нутта, таскавшие поленья в сарай, вопросительно посмотрели на него.

— Вы слышали то же, что и я? — ошеломленно спросил их отец.

— Что, папа? — хором сказали они.

— Плач младенца. Оставайтесь здесь, я схожу посмотрю. Господи, это было бы чудом!

Он побежал к дому, не осмеливаясь до конца поверить в благополучный исход. Возможно, Шарлотта и родила ребенка, но сама могла при этом расстаться с жизнью. Не успев войти, он столкнулся с бабушкой Одиной, которая несла красивого розового младенца, завернутого в белую простынку.

— Мальчик! — сообщила она. — Без твоей жены, Тошан, он никогда бы не увидел этого летнего дня.

— А Шарлотта? — выдохнул он.

— Она без сознания, потеряла много крови. Но пока дышит. А теперь мне нужно искупать этого маленького человечка.

— Давай я тебе помогу, — предложил он. — Я нагрел воды, а Мадлен приготовила ванночку.

Старая индианка покачала головой.

— Ты никак собрался учить меня моему ремеслу? За свою жизнь я приняла столько младенцев, что ты мне ничем не поможешь. Иди лучше похвали свою жену, Канти, эту солнечную женщину, которая оказывает тебе честь своей любовью.

Раздосадованный словами своей бабушки, метис недовольно поморщился. Тем не менее он очень уважал ее. Ласково коснувшись ее плеча, Тошан вошел в комнату. Там царило непривычное спокойствие. «Гробовая тишина», — подумал он. Прежде всего взгляд его остановился на Шарлотте, бледной и безжизненной. Людвиг не отрываясь смотрел на нее с выражением безутешной скорби и беззвучно рыдал. Эрмин и Мадлен, стоя возле кровати, тоже плакали.

— Она..? — пробормотал Тошан.

— Нет, еще жива, — вздохнула его кузина. — Но это дело времени.

— Замолчи сейчас же! — возмутилась Эрмин. — Ребенок родился, и его мать выживет, я в этом уверена, потому что иначе быть не может. Ты это понимаешь, Мадлен? Вы все, слышите меня? Шарлотта не умрет!

Тошан хотел обнять жену, чтобы утешить ее, но она порывисто оттолкнула его. Она была слишком сердита на него за то, что он не попытался спасти Шарлотту любой ценой.

— Нет, у меня еще много дел. Если мы будем стоять сложа руки, она не выкарабкается. Я хочу ее обмыть и согреть. Как только она очнется, я дам ей попить.

— Мин, дорогая, смирись с неизбежным. Одина сказала мне, что Шарлотта потеряла много крови, — ответил он. — Такие тяжелые роды часто оказываются роковыми. Тут уж ничего не поделаешь.

— Ошибаешься! Если бы я приехала чуть позже, завтра или послезавтра, и обнаружила свою подругу мертвой только потому, что ты смирился с неизбежным, я бы никогда тебе этого не простила! Понимаешь?

Охваченная чисто женским негодованием, она стояла напротив него. Ее глаза потемнели от гнева.

— Всегда ли ты ссылался на неизбежность, Тошан? Помнится, во Франции ты почти утратил вкус к жизни после убийства Симоны и ее сына, которых ты взялся защищать. Но судьба Шарлотты тебя, похоже, не слишком тревожит, к тому же ты приговорил ее этими словами в присутствии мужчины, который ее обожает и, в отличие от тебя, не теряет надежды! Разве достаточно того, что ребенок появился на свет здоровым, если он никогда в жизни не узнает свою мать? О Тошан! Ты бессердечен, выйди отсюда, ты только все портишь!

Рассердившись в свою очередь, что его отчитали, как мальчишку, в присутствии Людвига и Мадлен, он поспешно покинул комнату. Дрожа всем телом после своей обличительной речи, Эрмин склонилась над Шарлоттой. Она приподняла одеяло и простыню, ужаснувшись при виде кровавой лужи, растекающейся под телом подруги.

— Мадлен, пойди смени Одину. Ты знаешь, как ухаживать за новорожденным. Попроси ее прийти сюда, умоляю тебя.

Эрмин делала все возможное, используя свой опыт многодетной матери. Дав жизнь пятерым детям, она считала, что справится с ролью акушерки. «А вдруг я совершила ошибку? — засомневалась она. — Нет, это было единственно возможным способом помочь ей разрешиться от бремени. Да, Шарлотта может от этого умереть, но также есть шанс, что она наберется сил и вырастит Адель и ее братишку».

В комнату с многозначительным выражением лица вошла Одина. Они поняли друг друга без слов. Индианка провела очередной осмотр, затем с силой растерла живот Шарлотты.

— Кровотечение останавливается, — заявила она через несколько минут, показавшихся бесконечными. — Теперь ей нужно прийти в себя и поесть. Людвиг, сходи поздоровайся со своим сыном, а мы здесь пока все уберем.

Торжественным жестом она указала на кровать и железное ведро с плацентой. Эрмин сразу вспомнила об индейском обычае — ее следовало закопать под деревом, ни в коем случае не сжигать и не выбрасывать. Позже сын молодой пары узнает, что в этом месте покоится его частичка.

— Я не хочу покидать Шарлотту, — возразил Людвиг. — Вдруг она умрет, а меня не будет рядом?

— Она не умрет, — сказал чей-то тонкий голосок.

Все дружно повернулись к двери. На пороге стояла Киона, немного растрепанная, босоногая, одетая в тунику с бахромой. Девочка с огненной шевелюрой и медовой кожей вся сияла, а ее необычные глаза светились радостью.

— Моя мать, Тала-волчица, выложила вокруг дома круг из белых камней. Я нашла его сегодня на заре. Он гораздо больше, чем тот, что окружает лужайку. Здесь мы находимся под его защитой. Шарлотта будет спасена.

— Киона, — тихо позвала Эрмин. — Киона, иди ко мне, милая…

В следующую секунду они уже обнимались, смеясь и плача одновременно. Людвиг подошел к ним, дрожа от волнения.

— Это правда? — всхлипнул он. — Я знаю, что у тебя небесный дар. Мне так хочется тебе верить!

— Тала явилась ко мне во сне, — ответила Киона. — Она улыбалась, такая красивая в ореоле света! Это хороший знак, я в этом уверена.

Одина закрыла глаза. Тала родилась от ее плоти в пору юности, когда ее черные косы и тяжелая грудь радовали супруга.

— Если моя дочь Тала-волчица явилась тебе во сне, я тоже считаю, что Шарлотта не покинет мир живых, — подтвердила она.

В следующую секунду она достала из маленького кожаного мешочка стеклянный пузырек, наполовину наполненный бесцветной жидкостью. Не раздумывая, старая индианка откупорила его и влила таинственный напиток в рот молодой матери.

— Водка, — пояснила она.

— Не надо, Одина! Она же очень крепкая! — испугался Людвиг.

Шарлотта вздрогнула, заморгала и наконец уставилась в потолок ошеломленным взглядом.

— Я еще здесь? — тихо удивилась она.

Все облегченно вздохнули, в то же время понимая, что это еще не означает благополучного исхода. Но, по крайней мере, теперь Шарлотта сможет выпить мясного бульона. Женщина хотела вытянуть руку, но та осталась лежать на прежнем месте.

— Я не могу пошевелиться, — сказала она. — Что со мной?

— Ты совсем обессилена, — объяснила Одина. — Выпей еще.

— Больше никакой водки! — возразила Эрмин. — Ты с нами, моя Лолотта, и тебе нужно отдохнуть. Людвиг, оставьте нас ненадолго. Потом вы сможете сколько угодно ласкать свою жену.

Он подчинился и, поцеловав Шарлотту, вышел из комнаты. Тошан встретил его робкой улыбкой. Он присутствовал при купании младенца.

— Посмотри, Людвиг, какой замечательный у тебя сын, — мягко сказал он. — Как себя чувствует Шарлотта?

— Это настоящее чудо, она пришла в себя. Благодаря Эрмин!

Красивое лицо молодого отца осунулось от бессонной ночи и бесконечной тревоги. Полная сострадания, Мадлен предложила ему кофе.

— Какой очаровательный ангелочек! — воскликнула она. — Такой пухленький крепыш…

Младенец периодически издавал короткие крики. Его серо-голубые глаза были приоткрыты, круглую голову покрывал светлый пушок.

— Сын, у меня родился сын! — пришел в восторг Людвиг. — Mein Gott[28] я бы так хотел, чтобы Адель была здесь, рядом с нами, здоровенькая, без увечий! Но я должен благодарить Бога, что Шарлотта осталась жива. Ich liebe dich[29], мой маленький Томас!

Когда он испытывал сильное волнение, то начинал говорить на родном языке. Мадлен и Тошан обменялись улыбками.

— Вы назовете его Томасом? — спросила индианка. — Очень красивое имя.

— Французское и немецкое. Шарлотта выбрала это имя для мальчика и Маргарита — для девочки.

По его щекам текли слезы радости и печали. В это время появилась Акали с обеспокоенным лицом.

— Прости, мамочка, что я не выходила из комнаты, но я так испугалась! А потом я услышала малыша.