— Бабушка Одина советовала подождать. Я полностью ей доверяю, она помогла появиться на свет куче ребятишек.

— Подождать? Какая глупость! В подобных случаях медицинская помощь просто необходима! Одина сама могла об этом догадаться и отправить тебя в Перибонку. К тому же у тебя была лошадь Кионы. Ты же знаешь, что мне в итоге пришлось сделать?

— Мин, успокойся! — возмутился он. — Ты словно разъяренная фурия!

— Да, я до сих пор в ярости. Достаточно было посоветоваться и принять правильное решение. Тошан, мы втроем помогли родиться этому мальчику. Людвиг по моему указанию давил на живот Шарлотты. Одина разрезала промежность ножницами, а я смогла ухватить младенца руками и потихоньку тащила к себе. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я сделала все возможное, чтобы спасти человека, которого люблю, и дать шанс на жизнь невинному созданию! А теперь у меня перед глазами так и стоят эти странные моменты, такие необычные, когда мне пришлось отбросить всякую стыдливость и страх, поскольку любое проявление нерешительности могли убить кого-то из них. Да, я довольна, но при том так разочарована твоим поведением! Ты даже не пришел поддержать меня, ты убежал колоть дрова!

Он всплеснул руками, ошеломленный потоком упреков.

— Мин, мне не было места в этой комнате! Не будь такой несправедливой. Да, я был растерян и напуган. Мужчины могут сражаться в боях голыми руками, прыгать с парашютом, стрелять из грозного оружия, но при виде роженицы они часто теряют всю свою смелость.

Эрмин беззвучно плакала. Он обнял ее за талию, чтобы привлечь к себе.

— Ты просто устала, любимая, — прошептал он ей на ухо. — Прости меня, если я тебя разочаровал. Я так ждал тебя, и наконец, ты здесь! Зачем нам ссориться? Мне нужно с тобой поговорить, Мин…

— Нет, не сейчас! — крикнула она, отталкивая его.

Несмотря на сильную тревогу по поводу Шарлотты, она сбежала по ступенькам крыльца и направилась к опушке леса. Сумерки обволакивали синеватой тенью окружающий пейзаж. «Мне нужно побыть одной, — говорила она себе. — Тошан думает только о том, чтобы затащить меня в постель. Ему плевать на мои тревоги и волнения».

Эрмин осознавала, что действительно несправедлива к своему мужу, но не могла справиться с гневом. Не в силах унять нервную дрожь, она присела на бревно.

— Мин! — окликнул ее Тошан.

Он последовал за ней, полный решимости кое-что прояснить по поводу Пьера Тибо.

— Мин, — повторил он менее уверенно, словно боялся быть отвергнутым, навсегда приговоренным к одиночеству.

— Можешь подойти, это не запрещено, — проронила она.

В сгущающихся сумерках он различал лишь светлую массу ее волос и бледное лицо, черты которого знал наизусть.

— Ты даже не поцеловала меня, когда приехала, — упрекнул он ее. — Это так непривычно! Ты меня еще любишь?

Не в силах ему ответить, она лишь нервно всхлипнула. Тошан сел рядом с ней.

— Как бы то ни было, я счастлив, что ты вернулась так быстро, — начал он. — Мне тебя не хватало. А потом еще эта болезнь. У Констана поднялась температура, и я очень испугался за нашего сына. Шоган не смог выкарабкаться.

Внезапно Эрмин стало стыдно. Тошан очень любил своего кузена. Как она могла забыть о его горе? Молодая женщина тут же смягчилась.

— Ты, наверное, очень переживаешь, — произнесла она. — Прости меня за сцену, которую я устроила, это был перебор. Но ты должен меня понять, я сходила с ума от тревоги за Шарлотту. За последние дни столько всего произошло! И я видела Адель в больнице. Господи! У бедной крохи деформирована ножка!

Он осмелел и нежно погладил ее по щеке.

— Эрмин, на нашу семью свалилось несчастье, и сейчас самое время быть искренними друг с другом и жить в согласии. Ты так холодна и сдержанна. Раньше, когда ты грустила или тревожилась, тебя успокаивали мои объятия.

Она бросила на него пылкий взгляд, затем прикрыла глаза. Он догадался, что это полная капитуляция и одновременно мольба.

— Моя маленькая женушка-ракушка… — пробормотал он, обнимая ее. — Ты со мной не очень счастлива, так ведь? Я вечно ворчу, чего-то требую, ревную тебя ко всем. Но ведь я люблю тебя больше всех на свете!

— Тошан, Тошан… Обними меня крепче, защити меня! — попросила она, вдыхая успокаивающий запах табака от его рубашки и мускусный аромат его матовой кожи.

— Я здесь, не бойся.

Она плакала на его груди, наслаждаясь теплом его тела. Это было восхитительно: наконец почувствовать себя слабой и отдаться во власть этих крепких объятий. Он нежно коснулся ее губ.

— Любимая моя красавица… У нас есть несколько минут для разговора с глазу на глаз. Мне нужно сказать тебе что-то важное. Но расскажи сначала, чем ты занималась в Квебеке. Да, была ведь еще эта авария на железной дороге! Я так испугался за тебя. Как ты добралась сюда? Тебя привез отец?

Решив больше не лгать, по крайней мере по некоторым пунктам, Эрмин ответила не раздумывая:

— Нас подвез Овид Лафлер, до самой лесной тропы. У него теперь есть машина. Благодаря ему я также смогла навестить Марселя Дювалена, который был свидетелем смерти Симона в Бухенвальде. Что касается аварии, то она помогла мне встретить очень интересного человека, возможно, моего будущего импресарио, безутешного вдовца лет пятидесяти, меломана, швейцарца по происхождению.

Она быстро рассказала все, что касалось Родольфа Метцнера, на этот раз немного исказив правду.

— Представляешь, он купил мамину квартиру на улице Сент-Анн, чтобы открыть там студию звукозаписи. Он выпускает пластинки.

— Да это же просто замечательно! — пришел в восторг Тошан. — Сейчас тяжелые времена и нужно хвататься за любую возможность.

— Ты по-прежнему планируешь купить самолет?

— Да, небольшую модель, простую в управлении, — подтвердил он. — Ладно… Теперь переходим к другому вопросу.

Она подставила губы для поцелуя в надежде сменить тему. Но он немного отстранился.

— Полагаю, это касается Пьера Тибо, — произнесла она. — Овид рассказал мне о вашей драке на причале Перибонки.

Тошан не хотел ее торопить. Она еще была настороже. Подбирая нужные слова, он выбрал отеческий тон.

— Я должен это знать. Ничего не бойся, каким бы ни был твой ответ, я не пойду убивать этого пьяницу, поскольку не собираюсь гнить из-за него в тюрьме. Просто он обмолвился, что без вмешательства Симона — кстати, я даже не знаю, когда это было, — он смог бы тебя завоевать, то есть добиться твоей благосклонности.

— Сомневаюсь, что Пьер, да еще под воздействием алкоголя, мог так красиво выражать свои мысли, — ответила она.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Мин. Я не хочу повторять его слова, довольно непристойные. Расскажи мне все, прошу тебя.

Молодая женщина все еще колебалась. Она не привыкла видеть Тошана таким благоразумным.

— Это произошло в самом начале войны, в Робервале. Я была дома одна. Пьер вошел и попытался меня поцеловать. От него разило пивом. Я успокаивала его, как могла, но он настаивал, нес всякую чушь. Он даже оскорбил тебя, а ведь ты считал его своим лучшим другом. К счастью, пришел Симон и выставил его за дверь. Это все.

Она ощутила, как по телу мужа пробежала нервная дрожь. Несмотря на все старания сохранять спокойствие, его охватила холодная ярость.

— Эрмин, он дотрагивался до тебя? Как-то вечером я наблюдал, как он ведет себя с одной девицей, такой же пьяной, как он. И ты еще не знаешь, что произошло здесь. Когда мы прибыли сюда с Мадлен и Констаном, Акали была забаррикадирована в доме в шоковом состоянии, перепуганная до смерти. Оказывается, здесь побывал Пьер Тибо с одним из своих дружков, оба в стельку пьяные. Они пытались ее изнасиловать, но ей удалось убежать и спрятаться в доме. После этого она сидела взаперти, как маленький испуганный зверек. Так что не пытайся выгородить этого мерзавца. Расскажи мне, что он с тобой сделал. Я не стану его убивать, даже если мне этого очень хочется, но он получит хороший урок, который запомнит надолго.

— Боже мой, он посмел тронуть Акали, а ведь она и без того натерпелась от развратников! Вот скотина! В таком случае лучше сказать тебе правду. Да, он вел себя очень грубо. Он пытался меня изнасиловать.

Эрмин снова передернулась от отвращения. Она так и не смогла стереть из памяти омерзительные жесты Пьера Тибо, прикосновение его мозолистых рук к ее груди и промежности. Тогда она чувствовала себя оскверненной и униженной. Без помощи Симона и мудрых советов Талы ей было бы очень трудно пережить это испытание.

Ее муж сжал кулаки и стиснул челюсти, пытаясь сдержать ярость.

— Я ничуть не удивлен, — процедил он. — Сволочь, дерьмо!

— Прошу тебя, если ты вновь с ним встретишься, держи себя в руках. Я не хочу, чтобы ты совершил непоправимое, — взмолилась она, зная, что импульсивный Тошан вполне способен немедленно помчаться в Перибонку или в Ривербенд, чтобы смыть оскорбление кровью.

— Я благодарен Симону, где бы он ни был, за то, что он защитил тебя, — выдавил Тошан. — Ты вся дрожишь, Мин! Однажды Пьер дорого заплатит за то, что сделал.

Охваченный волнением, он снова обнял жену и прижал ее к себе, осыпая нежными поцелуями. До сих пор он любил ее всем своим существом, но в этот вечер ощутил еще более глубокую, всеобъемлющую любовь, лишенную привычного чувства собственничества.

— Эрмин, я умру, если потеряю тебя, — произнес он, сглотнув ком в горле. — Не покидай меня больше, любимая. Мы должны быть вместе. Слишком много людей горят желанием отобрать тебя у меня.

Это признание нашло особый отклик в сердце молодой певицы. Она подумала об Овиде, затем о Родольфе Метцнере. Возможно, находясь вдали от мужа, она боялась того же, чего и Тошан. И гнев, поднявшийся в ней против него, скорее всего, был прямым продолжением сомнений, которые иногда ее посещали.

«Меня привлекали эти мужчины, — подумала она. — Я могла отдаться Овиду, мне хотелось поцеловать Родольфа! Тошан говорит правильно: я должна остаться рядом с ним».

— Любовь моя, — наконец произнесла она, чтобы его успокоить, — ты меня не потеряешь, а если такое случится, прошу тебя, будь сильным и воспитай наших детей. У тебя не будет права умереть… О, зачем мы об этом говорим? Мы вместе, у нас дома, на земле Большого рая. Это название придумали близняшки. И никто нас не разлучит, никто…

Позже Эрмин будет вспоминать эти слова, произнесенные в душевном порыве, и лить горькие слезы. Но пока ею владело лишь одно желание: возобновить неразрывную связь с Тошаном, которого она горячо любила столько лет.

— Идем, пора возвращаться, — сказала она после долгого поцелуя. — Я пробуду здесь еще два месяца. Это так много! Идем, любимый, нас, наверное, уже обыскались. А Шарлот? Боже мой, я оставила ее!

Она встала и взяла его за руку. Из окна Мадлен различила их силуэты, стоявшие близко друг к другу. Индианка с облегчением вздохнула, поскольку всегда желала мира и согласия тем, кого любила. Как только эти двое вошли в дом, она тихо сказала:

— Мукки покормил Констана и уложил спать в моей комнате Бабушка Одина дала младенцу кипяченой воды, подслащенной кленовым сиропом. Он с удовольствием сосал из бутылочки, которую ты купила, Мин. Шарлотта тоже спит, восстанавливает силы.

— Ты уверена, что кровотечение остановилось? — забеспокоилась Эрмин.

— Одина проверила. Все хорошо, мы можем садиться ужинать. Девочки накрыли на стол.

Тошан окинул взглядом ряд тарелок из белого фаянса и бокалов. Красные салфетки, сложенные треугольником, вносили элемент торжественности.

— Как нас много, — заметил он.

— Да, десять человек, если Людвиг сядет с нами. Он еще не проснулся, бедняга, — сообщила Мадлен.

Эрмин с благодарностью посмотрела на подругу. Комната была уютной и чисто прибранной. В камине полыхал огонь, из большой чугунной кастрюли шел аппетитный запах.

— Как же здесь хорошо! — воскликнула молодая женщина. — Правда, Тошан?

— Особенно когда ты со мной, любимая, — ответил он. — Я-то неважный хранитель очага.

Мадлен с улыбкой пожала плечами, но Эрмин бросила на мужа взгляд, полный страсти. Он снова покорил ее своими поцелуями и теплом мужского тела. Ощущая волнение, она с нетерпением ждала минуты, когда они останутся одни в своей спальне. Киона, которая ворвалась в комнату в сопровождении Акали и близняшек, отвлекла ее от этих мыслей. Следом появился Мукки, держа в руках три полена.

— Вечера становятся прохладными, — сказал подросток. — А я еще хочу напечь блинов на десерт.

— Ты умеешь готовить? — удивился его отец.

— Конечно! Надо же отметить рождение маленького Томаса! Мы можем даже выпить сидра.

Привлеченная шумом голосов, бабушка Одина вышла из комнаты Шарлотты и присоединилась к ним. Она привязала младенца к своей пышной груди при помощи широкого платка.