— Ты так упорно выгуливала собак Тошана, чтобы встретиться с ним?

— Да, Мин.

— Киона, милая, я бы предпочла, чтобы ты больше не виделась с этим мальчиком.

— О! Его дядя скоро снимется с места. Он охотник и торгует шкурами. Делсен больше не придет. Поначалу он меня даже не узнал. Он считает, что я еще маленькая. Но Акали произвела на него впечатление, он ее запомнил.

— Это неправда! — раздался в темноте голос Акали.

— Радовалась бы лучше, он такой красивый! — послышался голос Мари-Нутты.

— Понятно, значит, никто здесь не спит! — заметила Эрмин. — Ладно, раз уж мы разговариваем, так ли уж он красив, наш ночной гость?

— О да! — пришла в возбуждение Лоранс, сев на кровати. — Если бы ты только видела его, мама! Он красивее папы!

— Нет, такое невозможно. Прошу вас, девочки, больше так не делайте! Делсен не внушает мне доверия. Ладно, уже поздно, поговорим об этом завтра.

— Спасибо, Мин, что пришла! — тихо сказала Киона. — Не волнуйся, скоро я стану послушной.

Эрмин нежно поцеловала ее, затем настал черед близняшек и Акали. Она осознавала всю ответственность, которую несла за этих детей, постепенно превращающихся в девушек. Когда она наконец улеглась рядом с мужем, он уже спал глубоким сном. Молодая женщина ласково прижалась к нему.

«Вдвоем, мой любимый, мы одолеем все трудности!» — подумала она.

Но это не мешало ей тревожиться за Киону. Кем на самом деле был этот Делсен? Ей предстояло получить ответ на этот вопрос лишь несколько лет спустя.

На следующее утро все домочадцы, за исключением Шарлотты и Адели, провожали Тошана. Маламуты были уже запряжены, вожак, готовый устремиться вперед, нетерпеливо скреб лапой снег. За ним выстроились остальные — второй самец, более молодой, и две самки. На упряжку было приятно смотреть, но сани Тошана вызывали у всех еще большее восхищение.

— Настоящее произведение искусства! — восторгалась Мадлен. — Мой кузен, тебе нужно изготавливать такие сани на продажу.

— Ни за что! Эти сани перейдут по наследству к моим сыновьям и останутся в единственном экземпляре.

В меховой куртке и сапогах, Эрмин прохаживалась вокруг этой «прелести», как выразился Людвиг. Она гладила рукой в перчатке изящные изгибы спинки, украшенной резьбой с лесным орнаментом: шишками, кленовыми и березовыми листьями. К великому разочарованию близняшек, Тошан не стал вырезать их с Эрмин инициалы на поручнях из полированного дерева. Лоранс снова отчитала его за это, пока он надевал свою меховую шапку и натягивал рукавицы.

— Ты должен был это сделать, папа. Это так романтично!

— Прости, дочка, у меня не было лишнего времени. Вы ничего не забыли?

Он похлопал по куртке, во внутреннем кармане которой лежала стопка конвертов. Это были поздравительные открытки, приготовленные Эрмин и Шарлоттой, письмо родителям Людвига и список необходимых покупок.

— Не забудь про мой табак, Тошан! — крикнула ему бабушка Одина, укутанная в меховую накидку.

Возбужденный предстоящей поездкой на санях до Роберваля и Валь-Жальбера, он с широкой улыбкой на лице пообещал не забыть.

— А вы приготовьте пиршество к нашему возвращению. Мин, дорогая, не теряй бдительности, запри на ключ этих четырех барышень. Людвиг, ты остаешься единственным мужчиной на борту. Я доверяю тебе всех этих женщин и детей. Ты знаешь, где я храню ружье и патроны.

— Да, Тошан, я буду сражаться, как хлев!

— Как лев! — со смехом поправила его Акали. — Как забавно!

Молодой немец беспомощно развел руками и тоже засмеялся. Это действительно был очень красивый мужчина с идеальными чертами лица в окружении светлых кудрей. Акали считала, что у него самые красивые голубые глаза на свете. Она видела в нем ангела, нет, архангела Гавриила, случайно оказавшегося среди них.

Тошан встал на край полозьев и щелкнул языком.

— Подожди! — крикнула Эрмин. — А поцелуй на прощанье?

Она вытянула к нему шею и прижалась своими ледяными губами к его губам, на удивление теплым. Киона, державшая за руку Мари-Нутту, сжала ее пальцы, растроганная этой сценой.

— Констан, скажи папе «до свидания», — велела Мадлен, держа мальчика на руках.

Ребенок с раскрасневшимися от холода щеками замотал головой. Собаки бросились вперед, снег заскрипел. Тошан умчался вдаль. Они увидели, как он исчез за стволами деревьев, и каждый почувствовал себя немного осиротевшим.

Все молча вернулись в дом, с удовольствием оказавшись на просторной кухне со светлыми деревянными стенами, где всегда вкусно пахло бульоном, так как основой их рациона были тушеные овощи. Эрмин с трудом сдерживала слезы. Она бы многое отдала, чтобы сопровождать своего мужа в этой поездке на санях. Но на ней лежали обязанности хозяйки дома, которая должна была организовывать их повседневную жизнь.

— Давайте подумаем, как нам лучше все устроить, — сказала она, сидя за столом за чашкой чая. — Людвиг, вам не сложно будет заменить Тошана в том, что касается дров и курятника?

— Мне это вполне подходит.

— Нам предстоит так много всего приготовить для рождественского вечера. У меня умопомрачительные планы!

— Умо… помрачительные? — повторил он. — Я не понимаю, что это значит.

— Амбициозные, — пояснила Шарлотта, выходя из своей комнаты. — Или потрясающие. Томас только что поел и теперь спит. Не разговаривайте слишком громко.

Молодая мать присела возле камина. На ней была широкая юбка из шотландки и зеленый жилет, облегающий пышную грудь. Повязав темные кудри черным платком, она сидела с отсутствующим видом. Несмотря на все свои усилия, Шарлотта не могла смириться с увечьем малышки Адели. Это делало ее не приятной в общении. «Нам предстоит провести вместе всю зиму, — подумала Эрмин, глядя на подругу. — Если она не изменит своего поведения, будет непросто».

— А мы, мама? — спросила Лоранс. — Как мы можем тебе помочь?

— На вас посуда и поддержание огня. Печи не должны гаснуть и слишком сильно разгораться. Позаботьтесь также о выпечке. Акали, если ты не против, будешь присматривать за малышами.

Бабушка Одина одобрила подобное распределение обязанностей, от которых сама она была освобождена. Старая индианка с утра до вечера занималась шитьем. Она принесла в своих тюках большое количество шкур, которые теперь дубила, резала и сшивала, словно собиралась одеть всю семью.

— Мы так счастливы здесь, в Большом раю, — заметила Киона. — Ты помнишь, Мин, как я жила с мамой в Робервале? Шарлотта и Симон срубили для меня елку на Рождество. Она была украшена разноцветными электрическими лампочками. Я проводила целые дни, сидя на ковре и любуясь своей елкой.

— Да, я очень хорошо это помню. Тала поставила тебе в комнате кроватку. И ты засыпала, глядя на елку.

— Я написала письмо Луи и папе. Как думаешь, им будет приятно?

— Конечно, милая.

Киона поблагодарила Эрмин одной из своих прелестных улыбок, лучезарных и мечтательных. Она взяла книгу с полки и уселась под душистой елкой с блестящими украшениями.

— Сегодня я читаю! — сообщила она.

— А что ты читаешь? — спросила Мари-Нутта.

— «Питера Пэна» Джеймса Барри! Я ее уже читала, но мне очень нравится эта сказка. Питер Пэн летает по небу, он живет в воображаемой стране с потерянными детьми, которые никогда не вырастают. Я тоже иногда летаю. И я хочу, чтобы мне всю жизнь было двенадцать лет…

От этого заявления всем стало немного не по себе. Шарлотта пожала плечами, Эрмин сдержала вздох, а Мадлен незаметно перекрестилась. Киона, уже погрузившись в чтение, не обратила на это внимания.

За окном густыми белыми хлопьями сыпал снег.

Валь-Жальбер, воскресенье, 22 декабря 1946 года

Мукки еще раз посмотрел в окно. Уже начинало темнеть, а его отец до сих пор не приехал. Паренек не знал, когда точно Тошан отправился в путь, и его терзала тревога. Не сомневаясь, что отец сумеет справиться с любой сложной ситуацией, он все же беспокоился, что не успеет прибыть на берег Перибонки вовремя.

— Бабушка, у папы, наверное, возникли проблемы, — обеспокоенно сказал он. — Если он еще немного задержится, мы вряд ли будем дома к Рождеству.

— Не волнуйся так, Мукки, — ответила Лора. — Хочешь чаю?

— Нет, спасибо.

Сидевший в уютном кресле Жослин сложил газету, которую перед этим листал.

— Займи себя чем-нибудь, мой мальчик, вместо того чтобы весь день торчать у окна. Ты же знаешь своего отца! Он может встретиться со старыми приятелями, поболтать с ними в гостинице или в порту Роберваля.

— В такой холод? — удивился Мукки. — Нет, это было бы странно.

Луи спустился по лестнице с насупленным видом. За несколько месяцев младший брат Эрмин сильно изменился. Он начал активно расти и теперь казался очень худым — кожа да кости, как выражалась Лора. К тому же один из преподавателей коллежа выявил у него проблему со зрением, и с тех пор он носил очки.

— А лично мне не к спеху, чтобы Тошан приезжал! — заметил он. — Я здесь сдохну со скуки без Мукки и Кионы.

— Ты будешь со своими родителями, сокровище мое, — ответила мать, обнимая его. — И прошу тебя, не разговаривай как Жозеф Маруа или твои одноклассники. Ведь я слежу за твоей речью с самого детства. Ты специально так делаешь?

— Ага! — бросил подросток, раздраженный ласками матери.

Жослин рассмеялся.

— Не хнычь, Луи, зато ты сможешь спокойно заняться своим металлическим конструктором.

Эта игра, очень популярная с начала века, состояла только из металлических деталей.

— Я еще просил аккордеон!

— Нужно было лучше учиться, — поучительно заметила Лора. — Ладно тебе, ворчун, иди полдничать.

В эту секунду с улицы донесся шум. Мукки бросился к двери и распахнул ее настежь.

— Папа! — завопил он. — Луи, ты только посмотри на эти сани! А собаки, они великолепны!

Мальчик выбежал на крыльцо в одних носках. Его бабушка и дедушка присоединились к нему в сопровождении Луи. Тошан помахал им рукой.

— Приветствую вас, дорогой зять! — крикнула Лора. — Что-то вы задержались в дороге. Мукки весь извелся, места себе не находил.

— У меня было много дел. Но теперь я здесь. Сынок, накинь куртку и обуй сапоги и помоги мне распрячь собак. И покормить. На ночь я запру их в сарае за конюшней. Мы отправимся в путь завтра утром, как можно раньше.

— Какие у вас красивые собаки! — заметил Жослин. — Это маламуты?

— У вас глаз наметан, Жослин! Да, чистокровные. Я планирую заняться их разведением и дрессировкой. Этих я приобрел уже обученными, но все же нужно было отшлифовать некоторые навыки.

Несмотря на пронизывающий холод, Лора не спешила вернуться в тепло. Она не видела Тошана с лета, и он казался ей еще более привлекательным. Возможно, это было связано сего лучезарной улыбкой и безмятежностью, читавшейся во взгляде темных глаз. Со своей медной кожей, прямым носом и сочными губами он как нельзя лучше соответствовал прозвищу «повелитель лесов».

«Наша милая Бадетта попала в самую точку, назвав его так, — подумала она. — Как жаль, что она вернулась жить во Францию! Я могла бы пригласить ее на Рождество».

Ее немного пугала мысль о рождественском ужине наедине с мужем и сыном, ведь она привыкла принимать многочисленных гостей в своем роскошном доме. Дезертирство Мирей ее тоже расстраивало.

«Не стоит раскисать! — подумала она. — Я пообещала больше не плакаться, если Луи обойдет беда». Полная решимости сдержать свое обязательство перед высшими силами, Лора оставила Жослина и Луи на крыльце. Она закрыла дверь и задернула штору. Затем проворно заварила свежего чаю и вынула из шкафа железную коробку с апельсиновым печеньем — небольшую роскошь, которую она себе позволила. Ее муж с сыном присоединились к ней почти сразу. Они восторженно обсуждали потрясающие сани и собак.

Четверть часа спустя Тошан и Мукки ворвались в дом, их черные волосы были присыпаны снегом, лица светились радостью.

— Как здесь хорошо! — с облегчением вздохнул Тошан. — Я голоден как волк. А, сначала ваши письма! Дамы и барышни Перибонки возвели меня в ранг почтальона. Луи, держи свой конверт. Жослин, это ваши, Лора, вас тоже побаловали.

— Я прочту их позже, — сказала та, забирая сверток, перевязанный красной лентой. — Боже мой, столько лет мы праздновали Рождество все вместе, собравшись за моим столом! И это время, похоже, не вернется. Дети растут… Когда у нас гостила Адель, в доме было веселее.

Тронутый отчаянием тещи, Тошан внимательно взглянул на нее. Только теперь он заметил некоторые детали. Руки Лоры загрубели и покраснели от домашней работы, ногти были в жалком состоянии. Без визитов к парикмахеру ее мягкие, тонкие волосы заметно поседели. На чересчур бледных губах не было и следа помады. Одета она была очень просто: в коричневое платье с повязанным сверху серым ситцевым фартуком.