— Пора отправляться, — сказал Тошан, когда все было готово. — Я пообещал Эрмин вернуться вместе с Мукки сегодня вечером, но теперь мы опоздаем. В лучшем случае мы будем на месте завтра после обеда. Сделаем остановку в гостинице Перибонки.

— Хорошо, дорогой зять, я вам доверяю, — ответила Лора. — О! Вы можете положить в сани еще и этот ящик?

— А что это?

— Французское шампанское, самое лучшее.

— Лора, но это же очень дорого! И где вы его раздобыли? — удивился метис.

— Мне доставили его неделю назад с красивой визитной карточкой. Это подарок Родольфа Метцнера, будущего импресарио Эрмин, того богатого господина, что купил нашу квартиру в Квебеке. Я была изумлена не меньше вашего. Должно быть, моя дочь рассказывала ему обо мне и моей любви к шампанскому.

— Ну что ж, возьмем его, он не очень тяжелый.

— Спасибо, Тошан, я так счастлива! Нас ждет индейка и шампанское!

Его теща преобразилась: она вся сияла от радости и возбуждения. Доверив своему мужу запереть на ключ дверь Маленького рая, она с величественным видом уселась в сани. Закутавшись в бежевый шерстяной платок и черное пальто, в рукавицах и меховых сапогах, она была готова к встрече с холодом дикой природы.

— Вперед! — крикнул Жослин.

Берег Перибонки, вторник, 24 декабря 1946 года

Уже в шестой раз Эрмин подходила к окну, обводя взглядом лужайку, занесенную снегом. Начинало смеркаться, хотя было не больше трех часов дня.

— Где же они? — беспокоилась она. — Тошан рассчитывал прибыть еще вчера, к концу дня. О, если бы здесь был телефон!

— Мама, не волнуйся, они скоро приедут. — Лоранс очаровательно улыбнулась. — Только посмотри, как у нас красиво!

— Да, мы потрудились на славу, — присоединилась к ней Мари-Нутта.

С тяжелым сердцем Эрмин окинула взглядом просторную комнату, где царили порядок, чистота и гармония. Между окнами возвышалась величественная рождественская елка. К стенам были прикреплены еловые ветви, которые близняшки украсили золотистыми и красными лентами. К этому традиционному убранству примешивался аппетитный запах индейки. Мадлен поставила одну из них вариться еще утром: требовалось несколько часов, чтобы мясо стало мягким. Вторая индейка запекалась в духовке.

— А какой у нас стол, Мин! — заметила Киона. — Согласись, он достоин царской семьи!

— Откуда ты набралась таких выражений? Ну да, ты же много читаешь. Стол великолепен, согласна, вы замечательно придумали изобразить дубовые листья.

— Это заняло у нас два дня: нужно было все вырезать и покрасить, — заметила Акали.

— Зато результат превзошел все ожидания, — сказала Шарлотта, которая поддалась праздничной атмосфере в доме и выглядела веселой.

Эрмин покинула свой пост наблюдения, чтобы обойти вокруг стола. Приборы были уже расставлены: красивые зеленые тарелки с золотистой каймой, хрустальные бокалы и столовое серебро. Десять лет назад Лора подарила своей дочери и зятю эту роскошную посуду, которой они пользовались только по великим праздникам.

— Салфетки так красиво сложены — словно птицы! — восхитилась Эрмин.

Она коснулась пальцем одного из картонных дубовых листочков, которые выглядели натуральнее, чем настоящие. Акали и Киона терпеливо, следуя рисунку, смастерили это украшение, которое очень красиво смотрелось на белой кружевной скатерти. Посередине возвышался медный подсвечник с четырьмя свечами из воска цвета слоновой кости.

«Только бы Тошан и Мукки успели полюбоваться этим убранством! — подумала Эрмин, испытывая все большую тревогу. Скоро совсем стемнеет, а их до сих пор нет.

Повязав вокруг талии серый фартук, Людвиг готовил кофейное мороженое из яиц и сухого молока. Сосредоточившись на своей задаче, он энергично взбивал смесь.

— Я сейчас разложу все это по вазочкам и выставлю наружу, прямо на снег, — объяснил он Акали. — Мороз сделает остальное, и на десерт у нас будет мороженое.

— Мне не терпится его попробовать, — заверила его Акали.

— У нас еще три торта, — напомнила Киона.

Бабушка Одина напевала в соседней комнате. Она укачивала Томаса, красивого пятимесячного младенца, у которого начали резаться зубки. Ребенок много плакал, несмотря на действие мазей, которыми старая индианка натирала ему десны.

— Вам пора идти одеваться, — напомнила Эрмин. — Наведите красоту, девочки. Я очень благодарна вам за проделанную работу.

Она растроганно расцеловала их всех по очереди — сначала Акали, потом Лоранс и Мари-Нутту и, наконец, Киону. Ее сводная сестра тихо сказала ей на ухо:

— Мне обязательно надевать платье и чулки? Я бы предпочла остаться в своей тунике с бахромой и брюках. Этот наряд нравится бабушке Одине.

— Мне хочется, чтобы ты оделась элегантнее и распустила волосы. Они у тебя такие красивые! Только на этот вечер, в Рождество. Согласна?

— Хорошо, пойду переодеваться.

— Скажи, Киона, у тебя нет плохих предчувствий по поводу Тошана и Мукки?

— Нет, Мин, я совершенно ничего не чувствую.

— Если бы с ними что-то случилось в дороге, ты бы об этом знала!

Девочка устремила на нее свой красивый янтарный взгляд, глубокий, пристальный, и погладила старшую сестру по щеке.

— Ты просила меня больше не лгать. Я не могу тебе ответить, потому что ничего не вижу. Не волнуйся, скоро они будут здесь.

С этими словами она развернулась и побежала в свою комнату. Эрмин направилась к окну. В опускающихся сумерках снег казался голубоватым, а стволы деревьев — более черными, чем на опушке леса.

— Мадлен, нужно зажечь все керосиновые лампы, а также большой фонарь на крыльце. Людвиг, как только закончите делать свое мороженое, пожалуйста, повесьте фонарь на дверь загона.

— Конечно, Эрмин.

Молодая женщина подавила вздох. Она вспомнила, как ее муж заканчивал строительство этих небольших построек, предназначенных для собак. Он весело насвистывал, с удовольствием орудуя молотком и пилой.

«Тошан, где ты?» — подумала она, терзаясь тревогой.

— Не переживай, — произнесла Шарлотта, коснувшись ее плеча. — Вот увидишь, скоро мы все усядемся за стол, и Тошан с Мукки будут рассказывать нам о своих приключениях в дороге. И поскольку завтра Рождество, я хочу поблагодарить тебя. Мимин. Да, поблагодарить за то, что ты приютила нас здесь, за то, что спасла мне жизнь. И попросить у тебя прощения. Иногда я бываю несносной. Но это все из-за Адели, ты же понимаешь…

— Конечно, понимаю.

— Я также беспокоюсь о нашем с Людвигом будущем. У нас нет денег, мы живем милостью то одних, то других. Поэтому я решила уехать отсюда. В следующем году мы попытаемся выбраться в Германию. Там все будет по-другому. Людвиг станет помогать своему отцу, владельцу лесопилки. Я смогу работать в каком-нибудь магазине в соседнем городке. У Адели и Томаса там корни, семья, бабушка с дедушкой.

— Война оставила слишком тяжелый след, Шарлотта. Не думаю, что это разумное решение. Но при лом я уважаю твои выбор. Господи, как же мне будет тебя не хватать!

— Ты быстро научишься обходиться без моих вспышек гнева и капризов, — пошутила ее подруга. — И надеюсь, вы приедете ко мне в гости.

— Возможно… Я бы очень хотела вновь увидеть Европу, особенно Париж без знамен со свастикой на самых красивых монументах!

Успокоенные, они улыбнулись друг другу. Эрмин подошла к елке, чтобы взглянуть на свое отражение в одном из стеклянных шаров. Это ее немного отвлекло.

— Иди лучше к зеркалу, — прыснула со смеху Шарлотта. — Или поверь мне на слово — ты прекрасна. Представь, что сюда вдруг забредает какой-нибудь заблудившийся охотник, думая, что это обычный дом… Он входит и обнаруживает безумно элегантных красивых женщин при полном макияже и восхитительную елку, сияющую огнями. Вот было бы забавно…

Мадлен вполголоса согласилась. Молодая индианка и сама решила навести красоту. В виде исключения она надела старое платье Эрмин, из черного бархата с широким серебристым ремнем, а ее длинные черные косы были уложены короной вокруг лба, открывая округлую грациозную шею. Она чувствовала себя не очень уютно в этом наряде, и ей не терпелось натянуть свое привычное серое платье с белым воротником, целомудренное и благопристойное.

— Как обычно, Мимин у нас самая красивая, — от души добавила Шарлотта.

Людвиг бросил взгляд в сторону трех женщин, стоявших возле елки. Он подыскивал слова, чтобы не обидеть ни одну из них, особенно ту, которую любил.

— Вы все очень красивые, — смутившись, пробормотал он.

Эрмин пригладила темно-синий муслин своего платья, широкая плиссированная юбка которого напоминала балетную пачку. Лиф с волнующим декольте облегал ее совершенную грудь. Жемчужное колье освежало молочную кожу. К счастью, в доме было достаточно тепло, поскольку ее руки были обнажены.

— Ну где же они? — повторила Эрмин, снова охваченная паникой. — Господи, что за место! Даже если они по каким-то причинам не смогут вернуться сегодня вечером, нас никто не предупредит. И тогда у меня вряд ли хватит духу подавать праздничный ужин.

Она принялась расхаживать по комнате под обеспокоенными взглядами своих друзей. Людвиг оделся, собираясь выйти на улицу.

— Пойду поставлю мороженое на холод и повешу фонарь, — сказал он с наигранно веселым видом. — Не волнуйтесь, Эрмин. Тошан не станет огорчать вас, только не в этот вечер.

— Я уже в этом сомневаюсь. Так и есть, совсем стемнело! — простонала она.

В коридоре послышался шум, и в комнату ворвались четыре девочки, представляющие собой очаровательную картину. Лоранс и ее сестра надели белые платья, собрав волосы в низкие пучки. Акали часом раньше позаимствовала у Шарлотты красную юбку и зеленый свитер. А появление Кионы и вовсе вызвало возгласы восхищения. Необычная красота девочки не сразу бросалась в глаза, когда ее видели верхом на лошади или в компании собак. Ее часто сравнивали с мальчишкой. Но на это Рождество 1946 года она предстала в образе обольстительной девушки. «Бог мой, я никогда ее такой не видела!» — подумала ошеломленная Эрмин.

При помощи близняшек Киона в буквальном смысле преобразилась. Это даже вызвало некое замешательство, поскольку ей было всего двенадцать с половиной лет. Она была одета в бежевое платье из муарового шелка, расшитое розами из шелковых нитей того же цвета. Тонкая ткань подчеркивала маленькую грудь и тонкую талию. Низкий вырез, открывавший плечи и верхнюю часть спины, служил украшением ее золотистой, медовой кожи. Роскошная пылающая шевелюра, плавные изгибы которой напоминали волны ручейка, рассыпалась по плечам. Две маленькие косички удерживали эту лавину чистого золота сзади. Розовый шелковый платок служил шалью.

— Но… где ты взяла это платье? — удивилась Эрмин. — Да у тебя глаза накрашены! И помада на губах!

— Разумеется! Ты же хотела, чтобы я была похожа на девочку, вот я и постаралась… Платье лежало в картонной коробке на шкафу. Оно немного пахнет затхлостью и доходит мне до пят. Лоранс заколола его булавками на спине.

— Сейчас такие уже не носят, — заметила Мадлен. — Кто мог забыть его здесь? Может, ты, Шарлотта?

— Нет, мне оно было бы мало.

— Ты просто очаровательна, Киона, — сказала Эрмин. — Но будет лучше, если ты сотрешь с лица макияж. Он делает тебя старше. В общем, мне это не нравится. Близняшки прекрасно выглядят без всякой косметики.

— Ну вот, тебе не угодишь! — возмутилась та.

— Тише! — воскликнула Лоранс. — Слышите лай собак? Это папа и Мукки!

Эрмин мгновенно встревожилась, зная, что маламуты обычно не лают, по крайней мере, так громко.

— Кто-то приехал предупредить нас, что они ранены или где-то застряли! — крикнула она. — Скорее, мое пальто, сапоги…

Она сбросила свои лодочки на каблуке и бросилась в коридор, где аккуратным рядом стояли сапоги, ботинки и галоши. Но в эту секунду в дом ворвался Людвиг и остановил ее порыв:

— Это Тошан и Мукки. Все в порядке! Но там еще одни сани — этих людей я не знаю.

Новость всех расстроила. Никому не хотелось встречать Рождество с незнакомыми людьми. Эрмин собралась выскочить на крыльцо, но молодой немец удержал ее за руку.

— Ваш муж сказал, чтобы все оставались здесь и ждали, потому что это сюрприз!

— Что еще за сюрприз? — возмутилась она. — Кого он притащил? Вечно Тошан поступает по-своему, не считаясь с моими желаниями! А ведь я так хотела провести этот праздник с семьей, без посторонних!

С трудом сдерживая слезы досады, Эрмин сняла пальто и ушла вглубь комнаты, застыв возле камина. Шарлотта, Мадлен и девочки не осмеливались ослушаться хозяина дома. До них доносились голоса и смех.

— Они распрягают собак, чтобы запереть их в загоне, — мрачным тоном сказала Эрмин. — Что ж, придется сделать вид, что мы рады этим гостям.